Джон Карр - Паника в ложе "В"
— Право же, — заговорила Джуди, избегая взгляда мужа, — не лучше ли поручить это Филу? Он, безусловно, знает толк в таких делах. Или пошлите его успокаивать Энн Уинфилд. Зрелище будет еще более отвратительное, чем то, которое мы уже видели, но оно, по крайней мере, позабавит мистера Планкетта.
— Я так и думал, что вам с ней приходится нелегко, — сообщил Бэрри Планкетт Ноксу — и оказался прав.
— Пожалуй, — согласился Нокс, чувствуя, как в нем понемногу закипает гнев.
— Тогда послушайте опытного человека — не позволяйте ничего подобного. Если женщина не желает вести себя как следует, ее нужно заставить. Просто шлепните ее разок по заднице.
— Вот так? — отозвался Нокс, взмахивая рукой.
Хотя он не собирался ни шутя, ни всерьез прикасаться к Джуди, она повернулась к нему, побледнев и сверкая глазами:
— Как ты смеешь! Шлепай своих американских шлюх, а со мной этот номер не пройдет!
— Заткнись!
— Что-о?
— Что слышала! Не притворяйся, будто ты всегда была такой надменной недотрогой. Ты не только не рассердилась, но даже не пикнула, когда я как-то ущипнул тебя на эскалаторе станции Пикадилли-серкес.[75]
Джуди залепила Ноксу пощечину, от которой у него зазвенело в ушах, побежала по проходу и скрылась за вращающейся дверью.
— Ну, знаете! — воскликнула Конни Лафарж.
Бэрри Планкетт ткнул Нокса в спину:
— Бегите за ней, старина — ей только это и нужно. Но не щиплите ее посреди Ричбелл-авеню. Копы возражать не будут — у них достаточно широкие взгляды, — но вашей жене это вряд ли понравится, учитывая ее теперешнее настроение. Черт возьми, бегите же!
Нокс побежал. Он понимал, что ситуация выглядит дикой и недостойной, но это его не заботило. Во всем мире имела значение только Джуди.
Через тусклое фойе Нокс выбежал в ярко освещенный вестибюль. На одной стене висели часы, а на противоположной в окошке кассы все еще виднелось лицо той же девятнадцатилетней девушки (Нэнси Тримбл?). Теперь она выглядела несколько возбужденной. Больше Нокс никого не заметил.
Высокие уличные фонари освещали почти пустую Ричбелл-авеню. У тротуара стоял «кадиллак» Джадсона Лафаржа. Немного западнее, в направлении железнодорожной станции, был припаркован пустой «роллс-ройс» передним бампером к обочине.
Джуди не успела далеко уйти. Глянув налево, Нокс увидел аптеку и пару магазинов перед таверной «Одинокое дерево».
Первый из двух магазинов был ювелирным. Джуди в синем платье и с белой сумочкой под мышкой склонилась к витрине, словно что-то разглядывая. Хотя внутри магазина было темно, на витрину падал бледный свет фонаря.
Казалось, объектом внимания Джуди были мужские часы на бархатной подкладке. Ее вздрагивающие плечи свидетельствовали о все еще высокой эмоциональной температуре. Нокс не стал делать попыток утешить ее или хотя бы повернуть лицом к себе.
— Полагаю, — заговорил он, — у тебя нет желания побеседовать о Джексоне Каменной Стене?
— К-конечно нет! Я уже говорила тебе, что…
— Знаю. Ты плохо знакома с американской историей. Но ты лучше с ней познакомишься, когда избавишься от присущего многим твоим соотечественникам мнения, будто Джексон Каменная Стена и Эндрю Джексон[76] — одно и то же лицо.
— «Смотрите на Джексона — он стоит, как каменная стена».[77] Я отлично знаю, что это не так. Того Джексона звали Томас Джонатан, а Каменная Стена — это прозвище.
— Да, официальное. Солдаты называли его Старина Джек.
— Что бы я ни сказала, тебе обязательно нужно меня поправить! А Джексон Каменная Стена был женат?
— Да.
— И он обращался со своей женой так же плохо, как ты со мной?
— Откуда мне знать?
— Вот как? — В голосе Джуди звучало презрение. — Ты называешь себя историком и не знаешь этого?
— Откровенно говоря, Джуди, я уверен, что его отношения с женой не оставляли желать лучшего.
— Выходит, он был не слишком похож на тебя.
— Слушай! — сказал Нокс, припомнив любимое словечко Джадсона Лафаржа. — Может быть, нам хватит обсуждать Джексона Каменную Стену? Не пора ли объявить на него мораторий и поговорить о других событиях и героях Гражданской войны?
— Так вот чего тебе хочется? Снова декламировать твоих нелепых американских поэтов! Но я держу пари на что угодно, — воскликнула Джуди, чьи рассуждения никогда не отличались последовательностью, — что тебе не удастся вспомнить еще какие-нибудь дурацкие вирши о Гражданской войне!
— Ты проиграешь пари, Джуди. Я не так уж увлечен этой темой, но если твоя страсть к Гражданской войне не знает границ, то слушай.
Нокс встал в позу и взмахнул рукой.
Южный ветер, шумя в кустах,
Принес в Уинчестер[78] тревогу и страх.
Словно гонец из последних сил,
О новой битве он возвестил.
Атаку южан отбить нелегко,
А Шеридан[79] был еще далеко.
— Это еще что за бред?
— «Скачка Шеридана».[80]
— Что Шеридан, что Пол Ривир. Без скачки вы никак не можете обойтись. А кто был этот Шеридан?
— Филип Генри Шеридан был знаменитым генералом кавалерии северян. Только не спрашивай, как он обращался со своей женой! Единственное, что я о нем знаю, это то, что он однажды осушил пинту виски перед тем, как вести людей в атаку.
— Ты всегда восхищался пьяницами, верно? Особенно если их звали Филип. Мне кажется… — Ее слова утонули в сдавленном крике.
— Джуди…
— Ты ущипнул меня за зад!
— Прости, дорогая! Цель была слишком заметна, и я не мог устоять. Ты сама на это напросилась.
— Ты застал меня врасплох, негодяй! Как бы я хотела… — Джуди наконец повернулась. Из глаз ее потекли слезы, она взмахнула кулаками, однако в следующую секунду они уже сжимали друг друга в объятиях. — Ты унижал меня перед твоими друзьями! — всхлипывала Джуди. — Мало того — стал драться настоящими шпагой и кинжалом! Тебя ведь могли ранить, даже убить! Или ты мог убить этого мерзкого Планкетта и попасть на электрический стул!
— Я не сомневался, что хороший адвокат сможет уладить дело. А ты во время поединка не сказала ни слова.
— Думаешь, мне очень хотелось показать всем, что я чувствую? Я до самой смерти тебе этого не прощу! И вообще, как нелепо стоять здесь и обниматься!
— Весьма нелепо. Но очень приятно, не так ли?
— Нет, не так! Пусти меня, пожалуйста!
— Последние десять секунд, дорогая, не я тебя держу, а ты меня.
Джуди опустила руки и шагнула назад. Она перестала плакать и, открыв сумочку, с которой не расставалась ни на минуту во время вечерних перипетий, достала пудреницу, чтобы привести в порядок лицо при обманчивом свете уличного фонаря.
