Жорж Сименон - Мегрэ и труп молодой женщины
— Да.
— Вы пересказали мадемуазель Луизе содержание письма?
— Да.
— Она все поняла?
— Не сразу. Потом у нее было такое лицо, как-будто о чем-то задумалась, она поблагодарила и вышла.
— Той ночью о ней не было больше никаких известий?
— Нет. А откуда? Только через два дня, случайно просматривая газеты, я узнала, что ее нет в живых.
— Вы считаете, она пошла в бар Пиквика?
— Возможно. Что бы вы сделали на ее месте?
— Никто, кроме вас и мужа, не знал, что было в письме?
— Не знаю. Письмо пролежало у меня в сумке пару дней.
— Вы жили в отеле «Вашингтон»?
— Да.
— К вам никто не приходил?
— Только Марко.
— Где сейчас это письмо?
— Я положила его куда-то…
— Ваши вещи еще в отеле?
— Конечно, нет. За день до свадьбы я перевезла все к Марко, за исключением туалетных приборов и нескольких платьев, за которыми слуга пришел в день свадьбы. Вы думаете, что это письмо стало причиной ее смерти?
— Не исключено. Неужели она никак не отреагировала?
— Совершенно никак.
— Она никогда не вспоминала о своем отце?
— Когда я спросила о фотографии, которую она носила в портмоне, она ответила, что это ее отец. «Он еще жив?» — спросила я. Она посмотрела на меня, как человек, который хранит страшную семейную тайну, и промолчала. В другой раз, когда разговаривали о родителях, я спросила: «Что делает твой отец?» Она также посмотрела на меня, молча, что было совершенно в ее стиле. Сейчас, когда ее нет, нельзя говорить ничего плохого, но…
Стоящий рядом муж, видимо, дал ей знак, чтобы замолчала.
— Я рассказала вам все, что знаю.
— Благодарю, мадам. Когда вы думаете возвращаться в Париж?
— Через неделю.
Жанвье слушал разговор через отводную трубку.
— Кажется, я знаю, по какому следу побежал Лоньон. — сказал он с едва заметной улыбкой.
— Ты знаешь бар Пиквика?
— Проходил один раз мимо, но ни разу не был.
— Я тоже нет. Ты не голоден?
— Сначала нужно узнать, что случилось с Растяпой.
Мегрэ открыл дверь в соседнюю комнату и спросил у Люка:
— Нет известий от Лоньона?
— Никаких, патрон.
— Если он позвонит, найдешь меня в баре Пиквика на улице Этуаль.
— Мне сейчас нужно идти, патрон. Позвонила хозяйка гостиницы с улицы Абукир. Говорит, что в последнее время была так занята, что не имела ни минуты, чтобы прочитать газету. Короче, сообщила, что Луиза Лабуан жила у нее четыре месяца.
— Когда это было?
— Съехала два месяца назад.
— Наверняка оттуда переехала на улицу Клишн.
— Да. Работала продавщицей в магазине на бульваре Мажента. Это один из тех магазинов, которые продают на улицах остатки товара и уцененные вещи. Девушка работала там почти всю зиму, пока не заболела бронхитом и не слегла.
— Кто за ней ухаживал?
— Никто. У нее был номер на последнем этаже, что-то вроде мансарды. Отель этот — один из самых дешевых, там живут эмигранты с севера Африки.
Теперь почти все темные места были разгаданы. Можно было бы подробно описать всю жизнь девушки с тех пор, как она уехала из Ниццы, до того времени, когда нашла Жанну в «Ромео».
— Ты пойдешь со мной, Жанвье?
Осталось только узнать, чем она занималась свои последние два часа
Таксист видел ее на площади Сен-Огюстен, а потом — идущую в направлении Триумфальной Арки, на углу бульвара Осман и улицы Сен-Оноре. Это был маршрут, по которому нужно было идти на улицу Этуаль.
Луиза не смогла устроить свою жизнь и самым главным для нее была встреча в поезде с незнакомой девушкой, Луиза шла быстро, одна, в дождливую ночь, как-будто спешила навстречу своей судьбе.
Глава восьмая,
все действие которой происходит между людьми, знающими цену словам, и где еще раз говорится о Растяпе
Вход, втиснутый между швейной мастерской и прачечной, по которой сновали работающие там женщины, был таким узким, что большинство прохожих и не подозревало, что здесь бар. Зеленоватые донышки бутылок, вставленные в рамы вместо стекол, не позволяли заглянуть внутрь Над дверью замаскированной темно-красными шторами висел старый фонарь, на котором псевдоготическими буквами было написано: «Бар Пиквика».
Как только Мегрэ переступил порог, он сразу изменился — ушел в себя, стал неприступным и официальным. Сопровождающий его Жанвье претерпел подобную же метаморфозу.
В узком и длинном помещении было совершенно пусто. Окна из бутылочного стекла и узкий фасад обеспечивали полумрак, только кое-где деревянные панели отражали уличный свет.
Из-за стойки им навстречу поднялся невидимый от дверей мужчина в рубашке с засученными рукавами. Он что-то ел, кажется, бутерброд, который отложил, и, жуя, посмотрел на вошедших. На его лице было написано совершенное равнодушие. У него были очень черные, почти синие волосы. Густые брови придавали лицу выражение упорства. Глубокая ямка на подбородке походила на шрам.
Казалось, что Мегрэ почти не взглянул на него, но было понятно, что они встречались не в первый раз и узнали друг друга. Комиссар медленно подошел к высокому табурету, сел, расстегнул пальто и сдвинул шляпу на затылок. Жанвье подражал каждому его движению. Помолчав, бармен спросил:
— Месье выпьет что-нибудь?
Мегрэ, колеблясь, посмотрел на Жанвье:
— А ты?
— Как вы, патрон.
— Два аперитива, если у тебя есть.
Бармен налил бокалы, поставил на прилавок из красного дерева графин воды со льдом и замер. Казалось, они играют в игру: кто дольше промолчит.
Первым нарушил молчание комиссар:
— Во сколько тут был Лоньон?
— Я не знал, что его зовут Лоньон. Всегда слышал, как его называли Растяпой.
— Так во сколько?
— Может, в одиннадцать. Я не смотрел на часы.
— Куда ты его отправил?
— Никуда.
— Что ты ему сказал?
— Отвечал на его вопросы.
Мегрэ брал одну за другой оливки с подноса и жевал их с отсутствующим видом.
С самого начала, когда они только вошли и бармен встал из-за стойки, комиссар узнал в нем Альберта Фалькони — корсиканца, которого он уже раза два сажал за решетку за организацию подпольного игорного дома, а однажды — за контрабанду золота в Бельгию. В свое время Фалькони подозревался в том, что прикончил на Монмартре одного из членов марсельской мафии, но из-за недостатка доказательств его освободили. Было ему около тридцати пяти.
Обе стороны обходились без лишних слов. Они были профессионалами, каждый в своей области, и все слова были тщательно продуманы и имели точное значение, исключающее двусмысленность.
— Читая во вторник газеты, ты узнал эту девушку? Альберт продолжал пристально смотреть на комиссара.
— Сколько посетителей было в заведении, когда она пришла сюда в понедельник вечером?
Взгляд Мегрэ бродил по залу. В Париже много таких мест. Если зайдешь сюда днем, то не увидишь ни души и, естественно, задумаешься, не терпит ли владелец убытки. Но по вечерам здесь яблоку негде упасть, потому что собираются постоянные посетители, люди одного круга и чаще всего из одного квартала.
Утром Альберт никогда не открывал. Похоже, он только что пришел и еще не закончил расставлять бутылки. Зато вечером все столики были заняты и с трудом можно было пройти около стены. В глубине зала была видна лестница, ведущая вниз.
Казалось, что бармен считает глазами табуреты.
— Все на месте, — буркнул он себе под нос.
— Это было между двенадцатью и часом ночи?
— Ближе к часу.
— Раньше ты ее видел?
— Была тут в первый раз.
Наверное, все повернулись к Луизе и с любопытством на нее глазели. Если тут и бывали женщины, то только проститутки, а они выглядят совсем не так, как эта девушка. Ее бедное голубое платье, бархатная, не на нее сшитая накидка должны были произвести здесь сенсацию.
— Что она сделала?
Альберт нахмурил брови, как бы пытаясь вспомнить.
— Села.
— Где?
Он вновь посмотрел на табуреты.
— Как раз там, где сидит месье. Было только одно свободное место.
— Что пила?
— Бокал мартини.
— Сразу заказала мартини?
— Когда я спросил, что подать.
— А потом?
— Долго сидела молча.
— У нее была сумочка?
— Положила ее на стойку. Сумочка была вышита серебром.
— Лоньон спрашивал о том же самом?
— Немного в другой последовательности.
— Давай дальше.
— Предпочитаю отвечать на вопросы.
— Спросила, есть ли для нее письмо?
Альберт кивнул головой.
— Где оно было?
Бармен медленно повернулся и показал место между двумя бутылками, которые были не в ходу. Там стояло несколько конвертов, адресованных посетителям бара.
— Здесь.
— Отдал ей письмо?
— После того, как показала удостоверение личности.
— Зачем?
— Так было приказано.
— Кто велел?
— Тот тип.
Он делал паузу перед каждым ответом, а в промежутках старался предугадать следующий вопрос, и это было заметно.
— Джимми?
