Лоуренс Блок - Смерть в медовый месяц
— Так интересно играть роль другого человека. Мне нравилось быть Ритой. Наверное, во мне умерла актриса.
— Или проститутка.
— Почему нет?
— Джилл, извини.
— Ерунда это все.
— Я пошутил. Не хотел…
— Ничего страшного. Мы должны подшучивать друг над другом.
— Это бестактно, напо…
— Не будем об этом. Давай лучше решим, что нам делать дальше. Есть у тебя какие-нибудь предложения?
— Пока нет.
— Так куда мы пойдем?
— Можем вернуться в отель. Ты, должно быть, валишься с ног.
— Да нет.
— Ты же совсем не спала. Да и в прошлую ночь поспать тебе не удалось. Разве ты не устала?
— Очень устала, но сна ни в одном глазу. Боюсь, уснуть мне не удастся. A ты устал?
— Нет.
— Ты хочешь вернуться в отель?
— Нет, — он опять закурил. Она взяла у него сигарету, затянулась.
Оставь ее себе, — он достал другую. — Я думаю, мы должны побольше узнать о Уошбурне. Если он — важная шишка, о нем наверняка писали газеты. Мы можем провести час-другой в библиотеке. «Нью-Йорк Таймс» хранится на микропленке и у них есть индекс[4]. Я думаю, стоит потратить на это время.
— Хорошо. Ты знаешь, как добраться до библиотеки?
В библиотеке он бывал, когда готовился к экзаменам, и помнил, где она находится. Поймать такси шансов не было: начался «час пик». По Тринадцатой улице они пошли к автобусной остановке.
— Раз Карл умер, — прервал он затянувшуюся паузу, — значит нас ему нас не опознать. Наши приметы известны только Лублину.
— Ты расстроился, не так ли?
Он посмотрел на жену.
— Из-за Карла, — добавила она.
— Что я его убил?
— Да.
— Есть немного, — он отбросил окурок. — А еще расстроился потому, что не убил Лублина. Следовало бы.
— Ты не мог этого сделать.
— Всего-то надо было стукнуть его посильнее. А потом я смог бы убедить себя, что убивать не хотел, просто не рассчитал силу удара, не сделал поправки на его возраст. И тогда мы могли никого не опасаться. Обычная мера предосторожности, ничего более.
— Но ты не смог бы так поступить, Дэйв.
— Выходит, что нет.
За последние пять лет Фрэнсис Джеймс Уошбурн упоминался в «Таймс» с добрую дюжину раз. Дважды его вызывали в Вашингтон, давать показания в комиссиях Сената. Одна расследовала деятельность преступных групп, установивших контроль над соревнованиями по боксу, вторая — проникновение преступного мира в руководство профсоюзов. Каждый раз он отказывался отвечать, ссылаясь на Пятую поправку к конституции[5], утверждая, что ответы на поставленные вопросы могут быть использованы против него. Вопросы, однако предполагали, что Уошбурн имел немалое влияние на местное отделение профсоюза строительных рабочих, был неофициальным президентом местного отделения профсоюза сотрудников отелей и ресторанов и вложил немал денег в профессионала-средневеса «Крошку» Мортона. Так что его показания, несомненно, поспособствовали бы успешной работе комиссий Сената.
Трижды Уошбурна арестовывали. Его обвиняли в даче взятки муниципальному чиновнику, в хранении наркотиков, а один раз взяли в ходе рейда по игорным притонам и предъявили обвинение в незаконном участии в азартных играх. Всякий раз обвинения снимали за недостатком улик и Уошбурн выходил на свободу. В одной из статей «Таймс» указывалось, что во время второй мировой войны Уошбурн отсидел два года за скупку краденого. Сидел он и в тридцатых, за разбойное нападение. В 1937 году Уошбурна обвинили в убийстве, но суд его оправдал.
В других заметках Уошбурн упоминался вскользь. Он числился в списке тех, кто внес деньги в избирательный фонд республиканца, баллотировавшегося в законодательное собрание штата Нью-Йорк. Он присутствовал на благотворительном обеде в Таммани-Холл[6], посвященном сбору средств на президентскую кампанию. Он нес гроб на похоронах известного политика.
С фотоснимка на них смотрел респектабельный мужчина лет пятидесяти пяти или шестидесяти, начавший с мелкого рэкета и поднявшийся в преступной иерархии так высоко, что перестал считаться преступником в глазах обшества. Уошбурну принадлежали многие фирмы, он был своим в мире политики. Короче, важной шишкой. И они не могли рассчитывать на то, что застанут его врасплох, как Мори Лублина.
В зале хранения микрофильмов они провели чуть больше часа. Когда вернулись в отель, ночной портье уже ушел и за стойкой сидел другой человек. Они поднялись в свой номер. Приняли душ, Джилл смыла остатки краски, расчесала волосы, накрутила их на бигуди. Дэйв надел летний костюм. Джилл — юбку и блузу. В номере они оставались примерно с час, потом спустились вниз и вышли из отеля.
Уошбурн жил в доме № 47 к востоку от Греймерси-парк. Они не знали, где находится это место, так что Дэйв заглянул в аптеку и раскрыл лежащий в телефонной будке справочник. Нашел искомое в Ист-Сайде, в районе Двадцатой улицы, между Третьей и Четвертой авеню.
Они взяли такси и попросили довезти их до угла Семнадцатой улицы и Ирвинг-плейс. Оставшиеся три квартала они прошли пешком. По домам, в основном, кирпичным, чувствовалось, что живет в них средний класс. Деревья встречались редко. Однако с приближением к Греймерси-парк дома выглядели все богаче.
Дэйв гадал, не устроил ли им Лублин засаду. Такое возможно, решил он. Сунул руку под пиджак, нащупал револьвер, заткнутый под ремень. Они продолжали идти, с каждым шагом приближаясь к цели.
Табличку с номером 47 они увидели на четырехэтажном кирпичном доме, реконструированном где-то в конце войны. Четыре квартиры, по одной на этаж, швейцар у подъезда, высокий негр в темно-бордовой ливрее с злотыми галунами. На вопрос Джилл швейцар ответил, что мистер Уотсон в этом доме не живет, зато четвертый этаж занимает мистер Уошбурн. Спросил, не он ли ей нужен. Джилл покачала головой, и негр ослепительно ей улыбнулся.
Значит, Уошбурн живет на четвертом этаже. Они пересекли улицу, прошли полквартала, остановились вне поля зрения швейцара. Зеленый квадрат парка со всех сторон окружал высокий металлический забор. Ворота на замке. Надпись на аккуратной табличке указывала, что ключ выдастся всем жильцам соседних домов. Они имели право заходить в парк в любое удобное для них время. Посторонние в парк не допускались. Они задержались у ворот, Дэйв закурил.
— Нельзя нам здесь стоять, — дернула его за рукав Джилл. — Вдруг Лублин кого-то послал.
— Или полиция задержит нас за бродяжничество.
— Вот-вот. А что же нам делать? Не можем же мы подняться к нему.
— Нет. Он наверняка не один. В одной из газетных статей упомянута жена, так что она наверняка живет с ним. Да еще обслуга, телохранители. Добраться до него непросто.
