Джемма О’Коннор - В поисках прошлого
Пока я всем этим занимался, проверил и полученные сообщения. Два были от Кэти-Мей — в первом говорилось, что я совсем куда-то пропал и ничего ей не пишу (чтобы он сдох, этот Тьерри! Или он плохо понял мои инструкции на «английском французском»?), а во втором она хвасталась, что папа наконец сдался и пообещал купить ей щенка. Милый мой Глазастик! От матери ничего не было, но она так и не освоила хитрости набора текстовых сообщений и посылала только голосовые — обычная чепуха о погоде, напоминания, чтобы я нормально питался и уделял достаточно времени сну и отдыху, вопросы, когда я вернусь. Я просмотрел все остальные, но особо ими не занимался. Чувствовал себя отрезанным от дома и семьи, плывущим по течению вдаль.
Данкреа поразил меня еще одним. Я решил кое-что себе прикупить, прежде чем отправляться дальше, но только то, что влезало в мой и без того забитый вещами рюкзак Бродя из магазина в магазин, увидел контору агента по продаже недвижимости, а в ее витрине фотографию до боли в сердце знакомого дома с подписью «Продается». Понедельник — день не рабочий; это, оказывается, относилось не только к ресторанам, но и к таким вот конторам. Я остановился, не зная, как быть: то ли двигаться дальше, то ли броситься в ноги миссис Кронин, попросить, чтобы она пустила меня обратно в эту розовую комнату. Когда я уходил, хозяйка сказала, что я могу в любое врем получить работу в ее ресторане, и я обещал вернуться на следующее лето. А теперь мне хотелось бежать к ней бегом: «Возьмите меня обратно! Прямо сейчас!»
Я не сделал практически ничего, чтобы подготовиться к следующему этапу своего приключения — если его вообще можно так назвать. Сейчас, в холодном свете сырого дня, я вдруг пришел к заключению, что во всем этом безумном предприятии нет никакого смысла. Трап мертв. Кто там меня узнает, ведь столько времени прошло! Я стал чужаком в месте, где родился, но все еще толком не осознавал этого, пока в первую субботу моего пребывания в «Провендере» в зале вечером не заиграл джаз-банд и посетители не начали танцевать. Они не топтались на месте, как обычно ребята моего возраста, — эти действительно плясали, держась друг за друга, смеясь, напевая, веселясь. Я ощутил дикую зависть — они все выглядели такими свободными и счастливыми. Иллюзия? Может быть, только раньше я такого никогда не видел и не ощущал. Еще подумал, что ни один из них ни за что не стал бы возиться со столь мрачными проблемами, которые так занимали меня. И решил, что просто съезжу в устье реки, осмотрю все там хорошенько и забуду про это дело раз и навсегда.
Был ясный полдень, когда я отправился в свой шестимильный пеший поход. Свежий бриз чуть отдавал морем. Одной из первых необычных вещей, на которые я натолкнулся в этих краях, было то, как быстро вся кожа приобретает солоноватый привкус. Думаю, соль попадала на тело с дождевой водой — а дожди здесь шли чуть не все время, и от этого волосы начинали завиваться и превращались в спутанные космы. Видок, как у хиппи шестидесятых годов.
Возле меня пару раз останавливались машины, предлагали подвезти, но я решил идти пешком. Каждый шаг, казалось, уносил меня все дальше и дальше от реальности. Я чувствовал себя как бы отрезанным от прошлого, но продолжал шагать вперед как робот. Прошел мили три, когда с моря надвинулся туман и все вокруг исчезло. Я как бы растворился в пространстве, пока меня чуть не сбил проезжавший мимо микроавтобус. «Черт побери, у меня чуть сердце не выпрыгнуло! — заорал водитель. — Тебя подвезти?» На этот раз я с радостью согласился.
Десять минут спустя я был уже в Пэссидж-Саут, просто потому, что не хотел говорить водителю, куда направляюсь. И пока я был там, произошло одно событие, которое заставило меня вернуться к первоначальному плану.
Поселок оказался битком набит студентами-иностранцами. В пабе один тип обратился ко мне по-немецки. Из-за моих светлых волос, надо думать. И я ответил ему, не успев осознать этого. В школе я несколько лет занимался немецким, так что мы были на равных в языковом плане. Я пробормотал что-то насчет того, что жду парома, чтобы отправиться на острова. Это упрощало для меня ситуацию, если все будут считать, что я просто проезжий иностранец. Когда я заказал — auf Deutsch, naturlich[17] — пинту пива, мне показалось, что бармен сейчас спросит, сколько мне лет, но он толкнул наполненный до краев стакан по стойке в мою сторону, сделав перед этим достаточную паузу, чтобы я понял, что он сомневается в том, что я уже достиг совершеннолетия. А я в ответ просто улыбнулся и сказал: «Ваше здоровье!»
Сбоку от меня за барной стойкой сидел какой-то старый чудак в солнечных очках и в твидовой кепочке — трепался о чем-то с дамой в кожаных брюках (очень толстая задница), темно-сером свитере и с кучей тяжелых серебряных украшений. Я чуть не расхохотался. Она на него так и наседала, а он прямо таял от этого; меня это несколько удивило, потому что, если судить по внешности, этот тип здорово смахивал на голубого. Меня они совершенно не замечали.
На стенах висело множество старых морских карт в рамках. Одну даже украшали микроскопические мигающие огоньки, загорающиеся по очереди, — они означали маяки на побережье. Переведя взгляд в глубь материка, я наткнулся на Трианак и понял, что, видимо, пропустил поворот на ведущую к нему дамбу, не заметив его, еще до того, как меня подобрал микроавтобус. От этого я почему-то пришел в возбуждение. Прикончив свое пиво, направился к выходу, обратив внимание на имя владельца паба на вывеске над дверью. Хасси — эта фамилия не вызвала у меня никаких ассоциаций. Я направился по дороге в обратную сторону — туман уже поднялся, и меня поразило, каким знакомыми кажутся заросли фуксии. Или во всем был виноват аромат дикой жимолости? В ноздрях словно застрял некий смутно знакомый запах. Я почти ожидал этого — в памяти начали всплывать безымянные лица и образы, таившиеся раньше в подсознании, но я не узнавал ни один из них и сам словно бы стал невидимым для всех встречавшихся прохожих. Полагаю, я просто выглядел точно так же, как и все остальные приезжие, шатавшиеся в окрестностях. Просто еще один никому не известный бродяга с рюкзаком, направляющийся неизвестно куда. Я и сам считал, что стал невидимкой.
По всему Трианаку как сыпь расползались вновь построенные дома. Мимо сновало множество машин, по большей части новеньких и блестящих; мне показалось странным, как мало здесь пешеходов. Полуразвалившийся коттедж Трапа стоял несколько поодаль от остальных домов поселка — просто чудо, что его до сих пор не закрыли новые постройки. Мне потребовалось некоторое время, чтобы найти его: я долго не мог заметить ничего, что соответствовало бы сохранившейся в памяти картине, пока не спустился к самому берегу и не узнал заливчик, в котором он тогда держал свою лодку. Я остановился у края воды, и тут все сразу встало на свои места, словно кто-то включил лампу в миллион ватт. Мы столько раз взбирались по этой тропке наверх, таща за собой корзину с рыбой, что мои ноги, казалось, сами нащупали дорогу, и я без труда нашел его сад. Он совершенно зарос спереди, но позади дома все было точно таким, как я помнил: почти одни голые скальные выступы, да еще отмостка из песчаника. Дорожка к полусгнившей задней двери была расчищена.