Лео Брюс - Дело для трех детективов
Я не очень внимательно смотрел на Стрикленда, поскольку знал его вполне хорошо., Крепко сбитый парень, любитель спорта, особенно скачек, он был моложе любого из нас. Стрикленд всегда был не прочь стрельнуть у вас пятёрку, но в случае отказа не затаивал злобы. Он был своего рода протеже Терстонов, и доктор Терстон иногда говорил о нём, обращаясь к своей жене: «Твой возлюбленный, дорогая». Однако за этим ничего не стояло. Я мог представить себе Мэри Терстон, помогающую молодому Стрикленду выпутаться из затруднений, но в нем не было ничего от альфонса: просто любитель выпить и поиграть, обожающий непристойные истории.
Алек Норрис отмахнулся от этого замечания как от досадного недоразумения.
— Когда полиция знает нужного человека, она всегда найдёт доказательства, — заметил он и возвратился к осуждению детективной беллетристики. — Там всё так искусственно, — сказал он, — так не связано с жизнью. Вы, все вы знаете эти литературные убийства. Внезапно, в середине вечеринки, — возможно, подобной вот этой, — кого-то находят мёртвым в соседней комнате. С помощью уловок автора все гости и половина штата прислуги оказываются под подозрением. Тогда прибывает замечательный детектив, который точно доказывает, что на самом деле виновен единственный человек, которого вы вообще никогда не подозревали. Занавес.
— Ещё налить, Алек?
— Спасибо. Но я ещё не закончил. Я собирался отметить, что это стало просто неким состязанием между читателем и автором — собаки травят лису. Однако современные читатели становятся слишком умными. Они уже не подозревают очевидных людей, как делали это раньше. Но если у писателя выведен персонаж, который по всем чертам не похож на преступника, они вполне могут начать к нему присматриваться повнимательнее. Просто по аналогии. Используется каждый из второстепенных персонажей. Это может оказаться семейный адвокат, как вы, мистер Уильямс. Сам хозяин, как вы, Терстон. Молодой друг, гостящий в доме, как вы, Таунсенд, — он бросил взгляд в моём направлении, — или как вы, Стрикленд, или как я. Дворецкий, как Столл, викарий, как мистер Райдер, горничная, как Энид, шофёр, как ваш как-там-его? Или сама хозяйка, как вы, миссис Терстон. Или же это может быть совершенный чужак, который не появляется до двадцатой главы. Хотя это я называю мошенничеством. В общем, в оборот должен быть взят каждый из нас.
Реплика заставила нас улыбнуться, хотя и не без неловкости.
— Да, я сказал правду, — закончил он довольно зло. — Написание детективов стало игрой, просто игрой — как шахматы. Хотя в действительности это не игра, а что-то простое и жестокое, в чём содержится столько же тайны, сколько в ножке от рояля. Именно поэтому мне не нравится детективная беллетристика. Она — ложь. Она изображает невозможное.
Ему ответил адвокат Терстона Сэм Уильямс, которого я несколько раз встречал в их в доме. Он был из тех чистеньких, розовеньких мужчин с непременной сигарой, одного из которых вы можете увидеть сидящим в углу купе железнодорожного вагона первого класса и покачивающим ногой в лакированном кожаном ботинке. Уильямс обладал юношеской фигурой и открытым лицом, хорошо одевался и двигался с изяществом, а его жесткие седые волосы были всегда красиво причёсаны. У него была репутация отличного поверенного, и я не раз консультировался с ним.
Теперь же он сказал:
— Может быть и так. Но я наслаждаюсь этой игрой. В последнее время она, как вы говорите, стала намного более тонкой, и никто не может отгадать убийцу до последних страниц. Но, в конце концов, мы ожидаем, что беллетристика шире, чем жизнь, и убийство в книге вполне может быть более таинственным, чем в жизни.
Именно тогда Терстон, который всегда сам смешивал коктейли, позвонил, чтобы принесли ещё джина, и Столл, дворецкий, открыл дверь. Я никогда не любил Столла и, если бы пришлось играть в ту игру, которую Норрис называл «игрой в убийство», Столл был бы моим первым подозреваемым. Действительно, было что-то зловещее в его «постной» лысине, узких глазках и вкрадчивых движениях. Но слугой он был превосходным.
Мэри Терстон остановила его, когда он покидал комнату:
— Скажите Феллоусу, что я хочу с ним поговорить, — сказала она, и добавила, обращаясь к мужу, — это по поводу тех крыс, дорогой. Я уверена, что снова их слышала. Думаю, они в яблочной комнате. Он должен что-то с этим сделать.
— Ну, не позволяй ему разбрасывать яд, а то Танг может его съесть. — Тангом звали пекинеса Мэри Терстон.
— Конечно, нет. Лучше поставить ловушку, — ответила она и вышла в холл, чтобы поговорить с Феллоусом, шофёром.
Дом Терстонов представлял собой прекрасный образчик георгианского стиля и выглядел просто, но величественно, гладкий, без украшений квадратный фасад, ряды удлиненных торжественных окон, высокие перекрытия. Но я был не слишком удивлён, узнав, что миссис Терстон слышала возню крыс. И помню, что посчитал довольно глупым с её стороны упоминать об этом перед гостями.
Не то чтобы интерьер дома производил впечатление, что в нём могут быть крысы или хотя бы мыши, — дом содержался в должном порядке и чистоте, лишь его возраст свидетельствовал, что такое возможно. Светлые комнаты с высокими потолками, центральное отопление, яркие акварели на выкрашенных в кремовый цвет стенах, на паркетном полу — роскошный гарнитур из глубоких диванов и кресел с весёлыми мягкими подушками, отвлекающими взгляд от стилизованной под старину мебели. Я помню ощущение тепла, света и роскоши, как в дорогом отеле. Действительно, всё было именно как в хорошем отеле. Никелированные краны с горячей водой в каждой спальне, настольные лампы, где бы вы ни присели отдохнуть, напитки, когда бы вам ни захотелось выпить. В высшей степени хорошо для уик-энда, но довольно безвкусный фон для более длительного пребывания. Это почти всё, что я могу вспомнить, рисуя портрет дома, — мне кажется, что мы были там давным-давно.
— Ещё по разику! — предложил доктор Терстон, обходя нас с шейкером. — Только по половинке! — И наши бокалы наполнились.
— Вы, кажется, недолюбливаете писателей — авторов детективов, — сказал Уильямс Норрису, стоя по другую сторону от камина, — только потому, что их книги соответствуют нужному типу. А вы сами никогда не думали написать детектив?
Вопрос, казалось, поразил Норриса до глубины души:
— Я? Нет! — ответил он. — Если бы я когда-либо сделал что-то подобное, то это было бы исследованием настроения преступника. Это не было бы пресловутой салонной игрой с уликами, ложными подсказками и алиби, уловками со временем, местом, способом и мотивом, которые не имеют никакого отношения к действительности. Однажды я мог бы попробовать, чтобы изобразить муки человека, когда он настраивает себя на совершение убийства. И его муки впоследствии... — медленно добавил он.
