Виктор Лагздиньш - Ночь на хуторе Межажи. Смерть под зонтом. Тень
Свитер согревал, но дрожь не проходила. Недалеко от вокзала была дыра, где обычно ночевал Коля–Коля.
Там хотя бы теплее, подумал Виктор.
На темной кухне, больше похожей на помойку, Коля–Коля с хозяйкой, грязной старухой, рыдая, пил водку. Виктору он обрадовался как родному.
– На! – он налил, всхлипывая, чайный стакан до краев. – Выпей, друг! За Васю Таракана!
– Не бойсь, доктора спасут! – перебила старуха. – Нынче медицина чудеса вытворяет!
– Взяли Таракана, взяли человека, – продолжал Коля–Коля завывать, как хорошо оплаченная плакальщица. – Замели, проклятущие!
Оказалось, что слезы эти меньше всего относятся к самому аресту. Коля–Коля оплакивал вообще акт неуважения к человеческой личности. По словам очевидцев, пострадавший гражданин, у которого Таракан вытащил кошелек из кармана, зверски его избил. Лежа на земле, Таракан кричал: «Не бейте! В милиции разберутся!» А этот гад поставил его на ноги и опять двинул по морде.
– Вся вывеска в крови! – скулил Коля–Коля. – Совести у людей нету! Вор в законе, весь Север прошел… Там его и пальцем никто не тронул, а тут какой–то фрайер избивает до крови! А ведь Вася инвалид. Туберкулезный он. Выпей, выпей, браток, подрезали вольной птице крылья!
Виктор выпил, но мрачные мысли не отставали. Кто следующий? И что ждет впереди?
Глава четырнадцатая
Близились Октябрьские праздники, по главной улице разъезжала машина с гидравлическим подъемником, предназначенным для замены перегоревших ламп, – высоко над проезжей частью вывешивались флажки союзных республик. Автомашина службы «Ригасвет» улиткой ползла вдоль осевой разметочной линии. Виктор и Эрик залюбовались рабочим, стоявшим в выдвижной металлической корзине: он брал из стопки флажок и точным движением цеплял его за проплывающий мимо провод или оттяжку.
Братья сидели в «самозваном» скверике, фактически во дворе, заросшем старыми кустами сирени, жасмина, вишневыми деревцами. Детская песочница, качели и скамейки тоже, видимо, появились еще в то время, когда этот двор был скрыт от постороннего взгляда за дощатым забором; но вдруг почему–то возникла необходимость снести забор, и окрестным жителям достался еще один зеленый уголок, сюда стали наведываться в основном дети. Вечерами со всего района в скверик стекались собачники – очень уж нравилось колли, пуделям и прочим псам справлять свои надобности под сенью сиреневых кустов.
Четырехэтажный дом смотрел из глубины двора на эти перемены.
– Что поделываешь на праздники? – спросил Виктор.
– Поведу жену на бал.
– Для тех, кому за тридцать? Слышал, теперь только два вида вечеров. Для тех, кому за тридцать и кому нет еще пятнадцати.
– Мы сняли столовую. В складчину. С оркестром.
– Лучше бы в ресторане.
– Не все могут сколачивать тару в подсобках и зарабатывать три сотни в месяц.
Виктор невольно взглянул на свои ладони. Фаланги пальцев в ссадинах, кожа растрескалась, полно заноз. Неприятно ныли мелкие незаживающие ранки, которые он по неопытности наживал, работая с металлической лентой.
– Идет! – Виктор локтем подтолкнул Эрика.
Женщина свернула в скверик. Усыпанная гравием дорожка вела к дому. Над дверью горела лампочка без плафона – несколько ступенек парадной лестницы она освещала ярко, как сцену. Женщина была хорошо видна. Независимый вид, лицо ухоженное, элегантная сумочка. Удерживая в памяти облик проходящей женщины, они затем впивались взглядом в окно на третьем этаже, второе от угла. Из этой она комнаты или нет? Если из этой, то сейчас в ней вспыхнет свет, если нет… Если не из той, то им все равно. Они тут для того, чтобы дождаться женщину, которая зажжет огонь во втором окне от угла. В окне с белыми накрахмаленными занавесками, расшитыми светло–зеленым орнаментом, идущим плотными горизонтальными рядами, – при дневном свете удалось различить и эти мелочи…
– Не она, – вздохнул Виктор, едва осветилось другое окно.
– Что ты ей скажешь? – спросил Эрик.
– Почему я?
– Потому что ты старше, тебе и карты в руки.
– Я старше только по документам!
– Ну, потому что из–за тебя мы начали.
– Еще не сказано, она ли это будет.
– Почти наверняка. Время совпадает, место совпадает… Семейное положение совпадает… Слишком много совпадений для одного человека.
– Кроме одного: родила ли она двойню? Пока нам это неизвестно.
– Раз уж тебя взяли Вазовы–Войские, нигде в документах двойня фигурировать не может. В документах значусь один я. – Эрик приумолк, затем продолжал: – Много адресов осталось?
– Восемнадцать и дама с улицы Пиена.
Они уселись спиной к дому, глядеть на улицу было веселее, и принялись болтать о всякой всячине, чтобы разрядиться. Слишком долго ждут они своей минуты, которая тем не менее неотвратимо близится, – так истощается струйка в песочных часах. Хотя эта женщина может вообще не прийти, соседи предупреждали: с работы она возвращается затемно.
– Черная икра не нужна? Мне утром предлагали, а я не взял. Куда девать? Чай иногда дома завариваю, и все. Ветчина и рулет сегодня были. Если что–нибудь надо, я возьму.
Эрик покачал головой.
– Не беспокойся, мне вовсе не трудно.
– Ты не понял.
– Дурак!
– Какой уж есть, не взыщи.
– Это потому, что ты… Ты даже не представляешь себе, как люди живут. Но я, к сожалению, так жил, и, может быть, моя беда именно в том, что копыта и ребра меня уже не удовлетворяют, я тоже хочу кусок вырезки!
И Виктор принялся выкладывать свои наблюдения за несколько недель работы. Он рассказывал посмеиваясь, а Эрик отчего–то краснел, будто это он, а не кто–то другой пользовался всяческими лазейками, чтобы подкармливаться. Он с радостью возразил бы, если бы мог. Виктор быстро освоился с торговой атмосферой, продавщицы ему симпатизировали, так как он никогда не отказывался перетащить мешок или ящик во время отлучки подсобника. В головном магазине работали почти исключительно женщины в возрасте. Сами они на Виктора не заглядывались, но женить обещали – в каждой женщине, затаившись, живет сваха. Если выпадал юбилей и в честь него устраивалось кофепитие, обязательно приглашали и «того парня с молоточком». Ничто не предвещало, что над его головой сгущаются тучи, однако два дня назад директор имел неприятный телефонный разговор, после которого стал смотреть на Виктора другими глазами.
– Кто тебя интересует? – Директор не сразу понял собеседника, так как слышимость была неважной. – Какой парень?
– Тот, что возится с тарой.
– Что тебе от него нужно?
– Мне ничего не нужно, я просто сижу и размышляю.
