П. Никитин - Похождение Шерлока Холмса в России
— Мой рассказ вряд ли удовлетворит вас в полной мере, — ответил, улыбаясь, Холмс. — Будет несравненно лучше, если вы подождете минут десять — пятнадцать. Тот человек, о котором я вам говорил, придет сюда, и так как на ходу я не мог толком расспросить его, то попрошу при вас повторить рассказ.
— Прекрасно, — согласился я. — Однако я по всему вижу, что вы снова приметесь за работу и обогатите ею еще раз мой дневник…
— Весьма вероятно.
— Здесь в Харькове?
— Нет, в Москве. Поэтому, если я соглашусь, то нашему отдыху скоро наступит конец.
— О, я знаю, что вы привыкли в таких случаях пользоваться первым попавшимся очередным поездом! — воскликнул я. — Не хотите ли чашечку кофе?
— Пожалуй, выпью… — согласился Холмс. — Пообедать я уже успел по пути.
Он подозвал лакея и заказал кофе.
— Доброго здоровья, мистер Холмс! — раздался вдруг за моей спиной мужской голос.
Вслед за этим к нашему столу подошел мужчина лет двадцати восьми, довольно красивый румяный блондин чисто русского типа.
Поздоровавшись с Холмсом, он вопросительно взглянул на меня.
— Мой друг и товарищ доктор Ватсон, — поспешил отрекомендовать меня Холмс.
— Иван Андреевич Серпухов. Очень приятно познакомиться, тем более что я с большим интересом всегда читал ваши мемуары, переведенные на русский язык, — проговорил любезно молодой человек.
Мы пожали друг другу руки, и Серпухов занял свободное место за нашим столом.
— Итак, вы согласны выслушать меня более подробно, многоуважаемый мистер Холмс? — с оттенком просьбы спросил он. Холмс улыбнулся.
— Ваша история не принадлежит к числу обыкновенных, и, признаться, интересует меня, — ответил он, отхлебывая маленькими глотками кофе.
— Очень, очень вам благодарен, — с чувством произнес Серпухов.
— Но… — перебил его Холмс. — Мой друг, доктор Ватсон, еще не слыхал ее, да и я, вероятно, упустил много подробностей, а потому мне было бы желательно, чтобы вы рассказали ее с самого начала, не упуская ни малейшей детали.
— О, я сделаю это с величайшим удовольствием…
— И, вероятно, не откажетесь выпить с нами по чашечке кофе и рюмочке хорошего коньяку?
Серпухов поклонился и заказал себе кофе.
II
— Семья наша — купеческая, — начал он после небольшой паузы. — Отец мой и матушка родились в Харькове, здесь же и венчались и только после свадьбы, приблизительно через год, переехали в Москву, где отец открыл свое торговое дело.
— Какое именно? — полюбопытствовал Холмс.
— Конфетное. Сначала наша фабрика была маленькая, но с течением времени дела расширились, и к концу жизни отца мы стали уже считаться в Москве богатыми людьми. Семья наша была не велика: отец — Андрей Николаевич, мать — Надежда Симоновна, старший брат — Александр и я. Александр был старше меня года на четыре, так что, если бы он был жив, ему было бы теперь тридцать три года. Надо нам сказать, что отец мой был очень религиозен, но мать, как это ни странно в купеческой среде, была женщиной почти что неверующей и, если исполняла когда — нибудь какие — либо церковные обряды, то единственно по настоянию отца. Про себя могу сказать, что я человек верующий, трезвого образа жизни и люблю работу. С давних пор я интересовался работой отца, постоянно бывал на фабрике, и отец смотрел на меня как на своего главного помощника. Брат Александр уродился другим. С двадцатилетнего возраста он забросил все дела. Попросту говоря, он был кутилой, прогуливал с приятелями ночи напролет и вел самым развратный образ жизни, делая долги и постоянно надоедая отцу и матери просьбами о деньгах. В отношении религии можно сказать, что он не, верил ни в черта, ни в кочергу.
Серпухов на минуту приостановился, отхлебнул маленький глоток бенедиктина и, запив его кофе, продолжал:
— Поведение Александра сильно огорчало отца и мать. Сначала мать недолюбливала его за постоянные скандалы, и пьянство, а потом просто совершенно охладела и стала смотреть на него, как на наказание судьбы. Александр замечал это, но нисколько не грустил. Проходили годы, попытка моих родителей женить его и этим обуздать не увенчалась успехом, и он продолжал жить как простой саврас без узды.
Чувствуя постоянный недостаток в деньгах, он вечно приставал к родителям с одной и той же просьбой — выделить его из наследства и отпустить на все четыре стороны.
Первое время отец был против этого, но постоянные просьбы Александра, его вечное нытье о деньгах и, наконец, желание матери избавить ее от назойливого сынка взяли верх.
Переговорив с Александром, отец выделил его и взял с него форменную расписку, которая и по сие время хранится у меня. В то время наше богатство состояло из фабрики, оцененной в двести двадцать пять тысяч, собственного дома у Арбатских ворот, стоимостью в сто десять тысяч и наличных денег в банке — девяносто тысяч. Поторговавшись с Александром, отец заявил ему, что если он хочет получить свою долю теперь же, то она будет меньше моей. Александр согласился и получил на свою долю дом, то есть, говоря другими словами, капитал в сто десять тысяч. В тот же день отец составил духовное завещание, в котором на случай своей смерти оставил мне фабрику, а матери — капитал.
— Значит, ваша доля оказалась вдвое больше доли вашего брата? — вставил вопрос Холмс.
— Не совсем, — ответил Серпухов. — Доля брата равнялась трем четвертям моей доли, но одну четверть он уже успел выбрать раньше. Моя же доля была определена на четверть больше потому, что я, во — первых, был всегда при деле, а, во — вторых, тратил на себя очень мало денег.
— А ваша матушка? — спросил Холмс.
— Ей досталось лишь то, что она принесла с собой в приданое.
— Она любила широкую жизнь?
— Наоборот, она была очень скупа. Это — то и было главной причиной ее раздоров с Александром.
— Дальше.
— Спустя три года после раздела, то есть пять лет тому назад, отец мой простудился и умер, а мы с матерью получили каждый свою часть. В продолжение этих трех лет Александр заходил к нам два раза и третий раз пришел лишь для того, чтобы проводить прах отца до кладбища. За три года он успел так сильно расшатать свое состояние, что от него оставались лишь крохи. Вскоре после смерти отца дом брата был продан с молотка, и из вырученных от продажи денег ему досталось, за уплатой банковского и других долгов, девять тысяч.
Так прошел еще год.
Наступил день именин мамаши.
Как сейчас помню, рано утром я сходил на фабрику, отдал кое — какие распоряжения, сказал главному управляющему, что больше не приду в этот день, и к двенадцати часам дня возвратился домой. Гости еще не собрались, но, к моему величайшему удивлению, я застал у матери брата Александра. Но мое удивление стало еще больше, когда я увидел его подарок.
