Найо Марш - В мишуре и блестках
Рождество просияло бледным зимним солнцем. Вид из окна Трой вполне годился для рождественской открытки, не хватало только обрамления из малиновок, мишуры и остролиста. Снег, словно желая угодить Хилари, превратил унылый пейзаж в сверкающую долину.
Одеваясь, Трой услышала, как кричат Форестеры за стенкой, и заключила, что полковник вполне оправился. Когда она открыла гардероб, ее приветствовал уже ставший привычным перестук плечиков с другой стороны.
— Доброе утро! — крикнула Трой и постучала по перегородке. — Счастливого Рождества!
— Спасибо, мадам, — отвечал мужской голос. — Я передам полковнику и миссис Форестер.
Молт.
Трой слышала, как он удаляется прочь от шкафа. В глубине комнаты раздался приглушенный гомон, затем Молт вернулся и деликатно постучал по тонкой стенке.
— Полковник и миссис Форестер шлют свои поздравления. Они будут счастливы, если вы заглянете к ним.
— Буду через пять минут, — прокричала Трой. — Спасибо.
Явившись с визитом, она застала полковника и миссис Форестер сидящими в постели под сенью зонтов в зеленую полоску. Наверное, под такими зонтами спасались от азиатского зноя викторианские миссионеры и основоположники Британской империи. На покрывало легли лучи зимнего солнца. Каждый из супругов был облачен в алый халат, полы халатов свернулись в складки, образуя нечто вроде огромных чашечек цветов. Полковник и полковница напоминали языческих божков.
Они хором пожелали Трой счастливого Рождества и пригласили присесть.
— Вам как художнице, — заметила миссис Форестер, — не привыкать к неформальным приемам.
Дверь в ванную, находившуюся в дальнем конце комнаты, была открыта, а за ней виднелась, также распахнутая, дверь в гардеробную, где Молт чистил щеткой костюм.
— Мне рассказали о зонтах, — сообщила Трой.
— Мы не любим, когда солнце бьет в глаза, — пояснила миссис Форестер. — Нельзя ли попросить вас закрыть дверь в ванную? Большое спасибо. Молт не лишен предрассудков, и мы не хотели бы давать им пищу. Род, надень аппарат. Я сказала — надень аппарат.
Полковник Форестер, улыбавшийся и непрестанно кивавший головой, — несмотря на то что, по-видимому, не мог разобрать ни слова, нашел слуховой аппарат на тумбочке и приладил к уху.
— Чудесное изобретение, — сказал он. — Однако я немножко беспокоюсь, как буду выглядеть в нем сегодня вечером. Но в конце концов, парик ужасно длинный, замаскирую. Друид со слуховым аппаратом — абсурд, не правда ли?
— Прежде всего, — начала миссис Форестер, — как развивались события после нашего отбытия ко сну?
— Нам страшно любопытно, — вставил полковник.
Трой поведала им о мистере Смите и мыле. Миссис Форестер сердито потерла нос.
— Очень досадно, — сказала она. — Моя теория опровергнута, Род, опровергнута.
— Сочувствую, Тру.
— А впрочем… не уверена. Знаете ли, он мог пойти на хитрость, я говорю…
— Аппарат при мне, Тру.
— Что за теория? — спросила Трой.
— Я была убеждена, что письма написал Смит.
— Но как же…
— Во многих отношениях он неплохой малый, но чувство юмора у него грубоватое, и он недолюбливает Крессиду Тоттенхэм.
— Тру, дорогая, уверен, ты ошибаешься.
— Ты совсем не уверен и опасаешься, что я права. Он считает, что она недостаточно хороша для Хилари. Я тоже так считаю.
— Возможно, но…
— Ты хотел сказать: «Очевидно, но…» Выражайся точнее, Род.
— …но Берт Смит ни в коем случае не стал бы писать мне столь непристойную записку. В отношении тебя.
— Не согласна. Он мог бы счесть такое забавным.
— Но что ж тут забавного? — с несчастным видом возразил полковник.
— Хилари же было смешно, — возмущенно произнесла миссис Форестер и повернулась к Трой. — А вам? Полагаю, Хилари рассказал о содержании записки.
— В общих чертах.
— И что ж? Смешно?
— Рискуя предстать в неблагоприятном свете, тем не менее, боюсь, я должна признаться…
— Прекрасно. Можете не продолжать. — Миссис Форестер взглянула на мужа и вдруг ошарашила: — Да, возмутительно. Разумеется, безосновательно. Абсурдно, но не столь надуманно, как тебе кажется.
Трой могла бы поклясться, что в ее глазах на мгновение вспыхнули искры.
— Не верю, что Берт решился бы довести себя до рвоты, — настаивал полковник.
— С него станется, — мрачно заметила миссис Форестер. — Однако, — продолжала она, взмахнув рукой, — дело не в этом. Мы пригласили вас, миссис Аллейн, чтобы обсудить линию поведения, которой, надеюсь, мы все станем придерживаться в данных обстоятельствах. Род и я решили игнорировать происшествие. Отмахнуться. — Она сделала размашистый жест, едва не заехав полковнику по физиономии. Тот моргнул и отпрянул. — Вести себя так, словно ничего не случилось. Мы не желаем доставить автору оскорблений удовольствие, проявляя хотя бы малейшее внимание к его выходкам. Мы надеемся, вы присоединитесь к нам.
— Ведь так можно все испортить, — добавил полковник, — елку и вообще праздник. После службы будет репетиция. Все должны быть собранными и внимательными.
— Как ваше здоровье, полковник?
— Да-да, прекрасно, спасибо. Сердчишко пошаливает, знаете ли. Клапан прохудился, кажется, так сказали эти мошенники в белых халатах. Сущие пустяки.
— Что ж, — Трой поднялась с кресла, — я согласна: о письмах и о мыле ни гу-гу.
— Отлично, договорились. Не знаю, как твоя девица себя поведет, Род.
— Она не моя, Тру.
— Ты за нее отвечал.
— Уже не отвечаю. — Полковник повернулся к Трой, но на нее не смотрел. Его лицо порозовело. Он заговорил быстро, словно школьник, тараторящий вызубренный урок и мечтающий поскорее отделаться: — Крессида — дочь офицера, служившего в моем полку. Германия, пятидесятый год. Мы были на учениях, и мой джип перевернулся. — Глаза полковника наполнились слезами. — И вы знаете, этот замечательный парень вытащил меня. Меня вдавило лицом в грязь, он вытащил меня, а потом случилось нечто ужасное. Взрыв. Бензин. И я пообещал ему приглядеть за его ребенком.
— К счастью, — хмыкнула миссис Форестер, — в деньгах у нее недостатка не было. Школа в Швейцарии и все прочее. О результате я умолчу.
— Ее бедная мать умерла при родах.
— А сейчас, — миссис Форестер вдруг резким щелчком закрыла зонт, — она подалась в актрисы.
— Она ужасно красивая девочка, правда?
— Очаровательная, с чувством подхватила Трой и отправилась завтракать.
Утром Хилари был занят, и Трой поработала над портретом одна. До службы ей удалось немало успеть.
