Виктор Лагздиньш - Ночь на хуторе Межажи. Смерть под зонтом. Тень
Когда Эрик шел через проходную, вахтер встал по стойке «смирно» и отдал ему честь, приложив два пальца к козырьку. Шутка. Теперь он проделывал это каждое утро, с тех пор, как Вецберза избрали депутатом.
Ближайший путь в раздевалку вел мимо стекловарочных ванн. В их жерлах пылало пламя, багровый отсвет падал на хлопочущих здесь рабочих. Навстречу шли люди из инструментального склада, неся формы, выдувальные трубки и прочий инструмент. Эрику приходилось раз по двадцать здороваться, пока он добирался до раздевалки. Все это: гудение пламени в печах, стук башмаков по цементному полу и деревянному верстаку, опоясывающему ванны, залитый адским светом прокопченный цех, скрип колес вагонетки из пристройки, куда подвозили песок для составщиков шихты, лента конвейера, которая, дернувшись, приходила в движение, хотя нечего еще было пропускать через лер для отжига, и сама напряженная заводская атмосфера перед началом трудового дня – все это помогало обрести душевное равновесие, придавало уверенности в себе. Навязчивые мысли об отношениях матери с отцом отошли куда–то на второй план, на потом.
На алмазном участке заработала трансмиссия, кое–кто уже направлял наждак – занятие трудоемкое и нудное. Эрику достались в наследство от Йоста шведские точильные камни. Он знал, что эти камни были предметом всеобщей зависти: при всем разнообразии форм он не задумываясь мог взяться за любую работу, непосильную для других.
Эрик пододвинул к себе ящик с заготовками, заменил камень деревянной шайбой, проверил, не заносит ли ее при вращении, и стал наносить разметку на вазы – шестнадцатиконечные звездочки должны были находиться на одинаковом расстоянии одна от другой. Достаточно сдвинуть одну, как соответственно сдвигаются и остальные, и ваза пойдет разве что третьим сортом.
Разметка, как и любая другая операция, конечно, была необходима, но высококлассный специалист выполнял ее механически: смоляной камешек на деревянном диске касался своей гранью заготовки по центру и еще раз по центру, только с противоположной стороны, затем по окружности сантиметрах в десяти от основания – орнамент не должен соскользнуть слишком низко – и снова по окружности сантиметрах в десяти от верхнего края – орнамент не должен подниматься и чересчур высоко. И вновь по тем же линиям, уже успевшим побледнеть. Делая эту работу, Эрик мог думать о другом.
– Меня зовут Виктор Вазов–Войский.
– Быстро вас освободили.
– К вашему сведению: через пару дней после ареста.
– С каких это пор жулики стали неприкосновенными?
– Спросите у Дауки. Вы тоже с ним знакомы, правда?
Ощущение необычное: видеть своего двойника и разговаривать с ним. Одинаковой была даже прическа! Это вызывало ни с чем не сравнимое чувство неловкости.
Однажды он испытал такое чувство. Совсем недавно. На телевидении. Его пригласили на «круглый стол», посвященный профессиональной ориентации молодежи. Он тщательно подготовился к передаче, желая дать зрителям возможно более полное представление о заводе. Даже понаделал диапозитивов. Они должны были дополнить сказанное и заинтересовать. Не привлечь, а именно заинтересовать.
Редактор передачи провела в углу фойе маленькую репетицию. Репетиция прошла удачно, и они отправились в студию. Эрика не смущали люди с экспонометрами, микрофонами и блокнотами, сновавшие в закутке между камерами операторов и прожекторами осветителей, не пугали электронные часы на высоких штативах по обе стороны от столика – моргающие цифры показывали, сколько времени в запасе у говорящего, не волновали вопросы редактора, звучавшие теперь совсем по–иному, не так, как на репетиции.
Пугали его четыре телевизора, установленные в нескольких метрах от столика, на их экранах он мог лицезреть самого себя. Это, видимо, было необходимо для корректировки позы и движений, более опытные выступающие, наверное, так и делали, но Эрика это совершенно выбило из колеи. Ему казалось, что он превратился в четыре разных лица и в то же время отвечает за них за всех. Огромное, невыносимое чувство ответственности. Он уже неспособен был думать, о чем говорит, на все вопросы отвечал наспех, дежурными фразами, о диапозитивах и вовсе забыл. Он был занят тем, что думал, куда деть руки, как повернуть голову, какое плечо поднять повыше и какое опустить пониже. Казалось, те четверо ему не подчиняются, он хотел повернуться так, а они поворачиваются иначе, он хотел только чуть–чуть приподнять глаза, а они уже буравили взглядом потолок.
В разговоре с Вазовым–Войским возникло сходное ощущение. Эрик раздвоился.
– Ради бога, не занимайте денег от моего имени, – попытался шутить Эрик.
– Нам надо поговорить.
– Только не здесь, не у проходной, а то мне завтра не отделаться от расспросов, – сказал Вецберз.
– Приглашаю в ресторацию «Пять небоскребов».
– Стоит ли? У меня мало времени.
– О, там обслуживают мигом! Это недалеко отсюда.
Они молча шагали по узким улочкам мимо покосившихся деревянных домишек, дышавших все же семейным теплом и уютом. Все знали, что этот квартал подлежит сносу и на его месте воздвигнут двадцатидвухэтажные здания, все понимали разумность этого, а все–таки в глубине души было жаль и домиков, и улочек – утрата, которую не восполнить. Лишь начисто лишенным воображения людям могло казаться, что здесь одни лишь пыльные переулки, ветхие заборы, неудобные квартиры да старые, уже не дающие урожая яблони.
– По–моему, поблизости никаких ресторанов нет, – хмуро сказал Эрик, когда они отмахали с полкилометра.
– В конце концов, не все ли равно, где говорить, – буркнул он, пройдя еще несколько кварталов. – Если это так важно, как вы утверждаете.
– Не заметили, как на нас смотрят? Мы очень похожи. Это бросается в глаза.
– В школе тоже был один похожий на меня мальчишка, не помню его фамилии, – холодно ответил Эрик. – Я где–то читал, что почти все президенты имеют двойников. И не только президенты. И денежные тузы, и кинозвезды – боятся, что их похитят, подменят.
Пришли… Здесь, за углом…
Через узкие двери магазинчика протискивались наружу мужчины с бутылками и бумажными свертками в руках и тотчас скрывались в соседнем дворе.
И Виктор вынырнул из лавчонки с двумя парами пива.
– Куда массы, туда и мы, – сказал он.
За длиннющим забором, на котором огромными буквами было написано «Осторожно – стройка», «Работы ведет СУ–57», простиралась недавно заложенная строительная площадка. Железобетонные панели, полузасыпанные ямы с дождевой водой, траншеи для коммуникаций. На огромной территории виднелось несколько зеленых островков, посреди которых торчали концы балок, арматура – все, что осталось после сноса деревянных хибар; кирпичные дымоходы потемневшими перстами грозили небу.
