Джон Карр - А потом - убийство!
Вдруг он осекся.
— Да, — кивнул Картрайт. — Нас осталось только шестеро.
Откуда-то издалека послышался металлический голос Гагерна — он звучал гулко и с каким-то металлическим призвуком, как будто Гагерн говорил в мегафон; его крик во второй раз нарушил тишину студийного павильона. От неожиданности все вздрогнули. Он кричал:
— Мистер Хаккетт! Прошу вас! Идите сюда! Моя жена ранена!
Продюсер облизнул пересохшие губы.
— Вот и конец, — произнес он после паузы, вытирая лоб тыльной стороной руки. — Он достиг своей цели, верно? Теперь уже никто не сомневается в том, что имел место саботаж?
— Не стирайте надпись! — отрывисто бросил Картрайт, когда его спутник сделал инстинктивный жест. — Это настоящая улика. Написано письменными буквами. Почерк можно опознать.
— К черту почерк! — возразил мистер Хаккетт. — Бежим!
Но когда они, запыхавшись, подбежали к каюте океанского лайнера, где приветливо мерцали огоньки, ничего тревожного они не нашли. Говард Фиск, высокий, добродушный, по-отцовски (если не сказать — по-матерински) заботливый, откашливался, стараясь, чтобы его тихий голос можно было расслышать. Фрэнсис Флер с раздраженным выражением на обычно безмятежном лице сидела на складном стуле и энергично растирала себе колено.
— Курт, — заявила она, — не стоит поднимать такой шум! Дело выеденного яйца не стоит. Всего лишь царапина! — Она обратилась к вновь прибывшим: — Я сломала каблук, и мне хватило глупости ходить в тех же туфлях. Я упала… Курт, хватит же!
— Дорогая, ты храбрая женщина. Но я знаю, что у царапин могут быть очень серьезные последствия. Мне даже известны случаи, когда они переходили в рак. По-моему, нужно послать за врачом.
— Курт, милый, но ведь это пустяки! Посмотри сам.
— Милая, прошу тебя, не показывай колено при посторонних. Это нескромно.
— Хорошо, дорогой.
Говард Фиск, на которого супружеская перепалка не произвела, по-видимому, никакого впечатления, тем не менее выказал некоторую неловкость, отчего его стало слышно за три метра.
— Да, да, — сказал он. — Очень жаль, несомненно. Но мы, кажется, имеем дело кое с чем похуже царапины. Послушайте, Хаккетт. Мисс Стэнтон… То, что рассказал Гагерн о проклятой кислоте, — правда?
— Боюсь, что да, — ответила Моника.
— Но кто же, во имя всего святого, захотел бы совершить покушение на вашу жизнь?
Наступило молчание; все смотрели на Монику. Моника испытала потрясение, увидев, как Курт Гагерн, стоявший за спинкой стула Фрэнсис Флер, наклонился и прижался губами к плечу жены.
— Говорю вам, это саботаж! — заявил мистер Хаккетт. Он выглядел спокойнее, и, как ни странно, у него был даже довольный вид. — Нечто подобное я и ожидал с тех пор, как мы начали снимать «Шпионов на море». Помните, что произошло в Голливуде, когда они снимали первый антинацистский фильм? Наша картина для них как кость в горле, помяните мои слова. Посмотрите, сколько у нас иностранцев! Их целые полчища! Должно быть, среди нас находятся сотни тайных агентов (не принимайте на свой счет, Курт). Им наша картина не по душе. И вот…
— И вот, — перебил его Говард Фиск, — они попытались ослепить и изуродовать девушку, которая не имеет к данному фильму никакого отношения!
— Вот именно.
— Но зачем?
— Чтобы мы вызвали полицию. Тогда съемки «Шпионов на море» поневоле прекратятся. Но я, ей-богу, намерен позаботиться о том, чтобы никакой полиции здесь не было!
— Но, мой дорогой Хаккетт, — принялся дружески увещевать его режиссер, — ваши доводы неразумны. Даже если вы обратитесь в полицию, съемки «Шпионов на море» не прекратятся.
— Не прекратятся?!
— Нет, да зачем им прекращаться? Мисс Стэнтон никак не связана с картиной. Присутствие полицейских здесь, в студийном павильоне, не остановит съемки фильма, который их не касается. А если ваш вымышленный саботажник пытался сорвать съемки «Шпионов на море», облив кого-то кислотой, почему он тогда не выбрал жертвой кого-то из исполнителей главных ролей?
Снова наступила тишина.
В ходе перепалки Уильям Картрайт не произнес ни слова. Вопреки запрету курить в павильоне, он набил свою шерлок-холмсовскую трубку и закурил. Однако его выходка осталась незамеченной.
— Все сводится к одному, — заявил Фиск, на некоторое время задумавшись. — Что бы ни случилось, вопрос заключается в следующем: зачем вредителю нападать на мисс Стэнтон? — Он огляделся по сторонам. — Ведь вы… не знаете никого, кто хотел бы… кто желал бы вам зла?
— Нет, клянусь!
— И до сегодняшнего дня вы никого из наших не видели?
— Нет.
Режиссер улыбнулся:
— А может, вам известна какая-нибудь государственная тайна или опасные сведения о ком-либо?
— Ничего подобного мне не известно.
Режиссер сделал шаг по направлению к ней. Монике показалось: если он положит руку ей на плечо и доверительно склонится над ней, она закричит. Бледно-голубые глаза Курта Гагерна тоже впились в нее; белки сверкали, когда на них падал свет. Монике показалось, что нервы ее распиливают пополам — медленно, с оттяжкой.
— Значит, ничего другого не остается. — Фиск пожал широкими плечами. — Уж слишком выходка мерзкая, чтобы считать ее чьей-то глупой шуткой. — Он взволнованно поправил очки-половинки. — Либо у нас орудует псих с криминальными наклонностями, либо, что кажется более вероятным, мисс Стэнтон позвали к декорации по ошибке, приняв за другое лицо.
— Нет, — сказал Уильям Картрайт. Все закричали, но он поднял руку.
— Никакой ошибки не было, — заявил он. — Даже если мальчишка-посыльный напутал — а он не напутал! — сейчас я объясню, почему никакой ошибки не было и быть не могло. — Он вынул трубку изо рта и посмотрел на Монику. — Ведь на улице перед домом доктора было темно?
— Да, конечно.
— Но не слишком темно? Например, вы легко могли разобрать фамилию врача на бронзовой пластинке?
— Да, помню, я так и поступила.
— И вы бы узнали в лицо любого встречного — скажем, с трех-пяти метров?
— Да, наверное.
Картрайт снова заглушил возражения.
— Свинью, которая покушалась на вашу жизнь, назовем для удобства убийцей. Так вот, никакой случайности! Убийца намеренно все подстроил. Он ждал ее. Видел, как она приближается, глядя из окна второго этажа. В кукольном домике второй этаж находится на высоте не более трех метров. Ему необходимо было видеть, с кем он имеет дело. Правильно?
Мистер Хаккетт не выдержал:
— Ах, ради всего святого! Хватит с меня твоих детективных романов! Что ты имеешь в виду?
