Джон Макдональд - Девушка, золотые часы и всё остальное
— Я все про тебя знаю. Может, другие и падают на спину от одного твоего взгляда, но не думай, что такое возможно со мной! Выбрось это из своей распутной головы!
— Ты с ума сошла!
— Ха! Какая прекрасная имитация невинности, Кирби Винтер! Я рада, что ты чтишь память своего покойного дяди, но это вовсе не дает тебе право считать, что я с тем же энтузиазмом разделю и прочие твои убеждения. Думаешь, я не понимала, что у тебя в мыслях, когда ты приглашал меня якобы для деловых свиданий в эту омерзительную конуру твоего отеля? Мы оба прекрасно понимали, не правда ли? Поэтому я всегда была начеку. Я всегда знала, что стоит мне расслабиться хоть на мгновение — ты набросишься на меня как сумасшедший.
— Что???
— Я была готова дать тебе отпор в любую минуту. Я не собираюсь становиться твоей игрушкой здесь, в Майами. У тебя достаточно подружек по всему свету. Знай, что я с ужасом входила в твой номер! Я чувствовала, как ты на меня смотришь. И благодарю бога, мистер Винтер, благодарю бога за то, что моя внешность помогла мне обуздать ваши дурные наклонности. Я специально делала себя еще более непривлекательной, чем я есть на самом деле, когда приходила к вам в номер. И теперь, когда все кончено, меня переполняет стыд из-за того, что иногда, мистер Винтер, несмотря на весь ужас и презрение к вам, мне хотелось, чтобы вы на меня набросились.
— Набросился? Я?
— Дьявол искушал меня, мистер Винтер. Болезнь плоти, безумное желание быть растоптанной вашей грязной страстью. Но воли ему я никогда не давала. А вам — ни малейшего намека.
— Но мы же только сидели и обсуждали отчеты.
— Конечно, снаружи все так и выглядело. Но внутри бушевали страсти, и вам хорошо известно об этом, мистер Винтер.
Кирби поднял кверху сжатый кулак.
— Богом клянусь, мисс Фарнхэм, я никогда ни на секунду не чувствовал ни малейшего желания…
Но не договорив, он вдруг замолчал. Как будто заново увидел милую чистоту квартиры, некрасивую девушку на диване, жалкое выражение на ее лице, увидел и понял, какой страшный удар по ее гордости сейчас нанесет. Даже если она слегка помешанная, он не должен так поступать.
Сообразив все это, Кирби неожиданно опустил руку и хитро подмигнул Вильме.
— Боюсь, мне все равно не удастся тебя обмануть, не так ли?
— Не понимаю, — пролепетала она.
Он снова подмигнул.
— Черт возьми, я видел твою походку, крошка, как ты покачиваешь своим кругленьким задиком, и часто думал, что если бы снять с тебя очки и эту одежду старой девы, распустить волосы, дать тебе в руку бокал, ты будешь красотка хоть куда!
— Ты — грязное животное!
Кирби пожал плечами.
— Но действительно, милашка, ты не давала мне ни одного шанса. Ни малейшего…
В один скачек она преодолела расстояние от дивана до двери в спальню. На пороге она обернулась и посмотрела на него, побледнев.
— Почему же ты сам не сделал первого шага?
В наступившей тишине он мучительно искал подходящий ответ, но все, что смог придумать — это сказать правду.
— Потому что я боюсь женщин, Вильма. Я стараюсь скрыть это, вот и все. Женщины наводят на меня ужас.
Ее лицо выражало полное недоверие. Она сделала полшага к нему.
— Но ты такой… такой обаятельный и такой…
— Я паршивая подделка, Вильма. Я все время сбегаю, точно заяц.
Она прикусила губу.
— У меня было не так уж много возможностей. Но когда они возникали, я всегда убегал. Но ты! Ты первый человек, которому я все это рассказал.
Неожиданно она снова принялась хохотать, но смеяться вместе с ней Кирби уже не мог. Она опять была на грани истерики.
— Не надо, Вильма, — попросил он робко, — перестань, Вильма, пожалуйста!
Она всхлипнула, повернулась и выскочила из комнаты в спальню, хлопнув за собой дверью. До Кирби доносились какие-то неотчетливые звуки, какое-то хлюпанье, как будто кто-то двигался по болоту. Кирби возбужденно ходил по комнате из угла в угол до тех пор, пока звуки не прекратились. Затем сел на стул, спиной к двери.
— Вильма! — позвал он.
— Минуточку, — отозвалась та хриплым от слез голосом.
Он вынул золотые часы. Осторожно посмотрел в маленький телескоп и поежился. Когда дверь из спальни отворилась, он разглядывал замысловатую монограмму на обратной стороне часов.
— Мистер Креппс всегда носил их при себе, — услыхал он за спиной голос Вильмы. — Всегда.
— Думаю, что и я не буду с ними расставаться. Придется носить жилет или сделать какое-нибудь приспособление на поясе.
Она подошла, глядя на часы через его плечо. Неожиданно он почувствовал, что целое облако ароматов окутало его.
— Иногда он смотрел в этот маленький телескоп и посмеивался. Однажды я спросила, что это за штука. Но он не дал мне посмотреть. Сказал, что я все равно не знаю языка. Я не поняла, что это значит. Ты дашь мне взглянуть в него?
— Я… э… может быть, когда… э…
Она обошла по широкой дуге стул, на котором он сидел, и остановилась напротив, так что он наконец смог увидеть ее. Кирби открыл рот, да так и остался сидеть.
— Я купила это два года назад, — сказала Вильма мрачным шепотом. — И надевала только раз в жизни.
Ее каштановые волосы были расчесаны так, что даже блестели, и впервые Кирби заметил в них рыжеватые отблески. Стояла она, словно новобранец, которого только что отругали за плохую выправку: повернув голову вполоборота, но отчаянно косясь, чтобы глядеть ему прямо в лицо. Она не то что дрожала, она вибрировала с такой скоростью, которую глаз не в состоянии уловить. Казалось, что ее подключили к цепи высокого напряжения. У Кирби появилось ощущение, что стоит ему щелкнуть пальцами, как цепь окажется перегруженной, и девушка исчезнет — со вспышкой голубого пламени и запахом горящей изоляции. Кирби медленно закрыл рот. Одеяние на Вильме было неописуемое. Горло окружало дюймовой ширины гофрированное черное кружево и такие же кружева охватывали запястья. Еще одно черное кольцо опоясывало талию, в нескольких дюймах над бедрами, отчетливо вырисовывающимися под совершенно бесплотной тканью, прозрачной, как ветровое стекло. А ниже этого последнего кольца слегка шевелилась вышитая розовая наглая морда самого дегенеративного кролика, какого он когда-либо в жизни видел.
От усилия, с которым он закрыл рот, у него свело челюсть. На десятую долю секунды он вспомнил о том, что воспаленно городил ему Гувер Хесс в отеле, и с рыдающим отчаянным вскриком бросился вон из квартиры.
За спиной раздался громкий стон разочарования и длинный надтреснутый крик:
— О-о-у-у-у-блю-ю-док!
Выскакивая на лестницу, он вновь услышал истерический хохот, переходящий в рыдания, и стремглав кинулся вниз по ступенькам.
