Майк Эшли - Новые приключения Шерлока Холмса (сборник)
На экране мерцало изображение, а меня словно пробрало морозом. Тридцатитрехлетний Джеймс Филлимор исчез тридцать один год назад, но этому прохожему было от силы лет тридцать!
– Не может быть, Холмс, – прошептал я, чтобы не беспокоить соседей. – Если Филлимор жив, то ему больше шестидесяти!
– Говорю же вам, Ватсон, это он и есть! – Холмс вытянулся в струнку и простер руку к экрану. – Джеймс Филлимор во плоти, и с тех пор, как исчез, он и на день не постарел!
Похоже, в этот момент все, кто был в зале, обернулись на нас, и каждый – на грубом американском наречии – приказал нам угомониться. Так что я уверен: никто, кроме нас с Холмсом, не видел того, что произошло на экране дальше.
Словно в ответ на выкрик Холмса человек на экране обернулся и посмотрел прямо на нас. Глаза его распахнулись, выражая восторг. Рот расплылся в широкой улыбке. Губы задвигались: он говорил что-то, что услышать мы не могли.
Холмс вскочил с кресла.
– Да сядьте вы там! – прокричал кто-то сзади.
Я упомянул, что человек на экране стоял на месте. Нет, больше уже не стоял. Глянув прямо на Шерлока Холмса, безмолвное привидение Джеймса Филлимора размашистым шагом удалялось в глубь экрана. Искоса бросив взгляд в сторону, прежде чем снова обратить взгляд к нам, он перешел Пятьдесят восьмую улицу, поднялся на ближний к нам бордюр, твердо поставил свои красиво обутые ноги на тротуар, поднял зонтик и ткнул им прямо в Холмса. Тут уж вскочил с кресла и я.
Прочие людские подобия на экране витаскопа не обращали никакого внимания на Джеймса Филлимора, а продолжали себе входить-выходить в обоих концах прямоугольного экрана. В центре же левая рука Джеймса Филлимора молча метила зонтиком в зал, прямо в голову Холмса. Одновременно, язвительно салютуя, Филлимор поднес правую ладонь к виску.
И в этот момент он испарился!
Нечего и говорить, что никакого люка под ним не было. Своими собственными глазами я видел, как мистер Джеймс Филлимор буквально растаял в воздухе. На экране витаскопа люди и экипажи продолжали свою кинетографическую кавалькаду по Западной Пятьдесят восьмой улице, нимало не ведая о том, что вот был человек – и нет его.
– Быстрее, Ватсон!
Холмс в одно мгновение выпрыгнул в проход и кинулся к ближайшему выходу. И снова, как бывало не раз в прошлом, я последовал за ним по пятам, преследуя намеченную им цель, нашу жертву.
– Джеймс Филлимор на Манхэттене, Ватсон, ведь этот кинетограф снят сегодня! – возглашал Холмс, когда мы неслись по вестибюлю “Эдисонии”. – Я обещал главе Континентальной страховой компании, что сяду в завтрашний поезд на Сан-Франциско, я связан словом и обязан сдержать его. Следовательно, нам осталось чуть меньше шестнадцати часов, чтобы найти человека, который ускользал от меня в течение тридцати одного года. Ватсон, вперед! Игра в разгаре!
Мы выбежали из театра на Бродвей. Мой друг поспешил подозвать проезжающий двухколесный экипаж и велел кэбмену доставить нас на угол Бродвея и Пятьдесят восьмой, туда, где на этот раз исчез Филлимор. Возница, сидя позади пассажиров, взмахнул поводьями, и преследование началось.
– Тут точно какая-то ошибка, – сказал я моему компаньону, когда мы, устроившись на сиденьях, потрусили на север, лавируя в густом уличном движении. – Почему вы так уверены, что витаскоп, который мы видели, сфотографирован именно сегодня?
– Это же очевидно, Ватсон. Вы заметили там мальчишку-газетчика? Заголовок, накорябанный мелом на его стенде, – тот же, что на шапке сегодняшнего номера “Нью-Йорк геральд”.
Я все никак не мог прийти в себя от зрелища исчезнувшего на глазах человека.
– Но вы убеждены, что это и впрямь Джеймс Филлимор? Мы на Манхэттене, Холмс: возможно, то был американец, который внешне его напоминает!
Холмс покачал головой. Достав из кармана свою записную книжку, он торопливо набрасывал в ней что-то и, отвечая мне, не прекратил своего занятия.
– Верьте мне, Ватсон: человек, которого мы видели на экране, – англичанин.
– Как вы можете быть уверены в этом, Холмс?
– Происхождение не спрячешь, Ватсон. Я способен отличить американца от англичанина по тому, как он завязывает шнурки на ботинках. Человек, которого мы видели, был британец… или же у него англичанин-слуга, который шнурует ему ботинки. А вы видели, как он отсалютовал, этот Филлимор, перед тем как исчезнуть? – И Холмс в точности повторил жест: вскинул правый локоть, подвел руку ко лбу, кончики пальцев плоско приникли к брови, в то время как большой палец оказался направлен вниз. – Так салютует солдат в британской армии… Вам ли не знать, вы же участвовали в нашей кампании в Афганистане. – И тут Холмс еще раз отдал честь. Рука его снова взлетела ко лбу, но пальцы на этот раз были параллельны земле, а большой палец смотрел назад. – А это американский военный салют, Ватсон, и наши моряки тоже так салютуют. Когда я изучал биографию Филлимора в тысяча восемьсот семьдесят пятом году, сведений о его военном прошлом я не нашел. И все-таки он же был мальчиком, а мальчики часто играют в солдат. Они усваивают такие вещи, наблюдая за настоящими военными и подражая им.
Да, в этом Холмс был, несомненно, прав: человек на экране в самом деле отдал честь на британский манер.
– Более того, – продолжал мой друг, по-прежнему лихорадочно что-то штрихуя. – Вы заметили, Ватсон, как, прежде чем перейти улицу, человек на экране коротко глянул в одну сторону?
– Конечно, – кивнул я. – Ступив с тротуара на проезжую часть, он оглянулся так, словно думал увидеть там встречное движение.
– Именно! Но глянул он, заметьте, направо . Как мы делаем в Англии. На американских улицах, и на европейских тоже, пешеход сначала глянет налево . Англичанин же приобретает этот навык, когда проведет некоторое время за пределами нашей империи. Однако же человек на экране, Ватсон, повернул голову не в ту сторону: ему привычны британские правила уличного движения, а значит, он в Соединенных Штатах совсем недавно.
Меня вдруг снова передернуло.
– И все-таки никуда не деться от того факта, что мы с вами видели, как человек исчез на наших глазах.
– Ничего подобного мы не видели, Ватсон. Разве вы не слышали о французском иллюзионисте Жорже Мельесе? Он творит свои волшебные трюки с помощью кинетоскопа. Наш друг Филлимор умеет делать так же.
– Я не понимаю…
– Не показалось ли вам, Ватсон, что глаза Филлимора смотрели с экрана прямо на нас, сидевших в партере? Вот и мне показалось… ненадолго. Потому что это вещь невозможная. Когда мы смотрим на движущиеся картины, мы видим только то, что видела камера. Филлимор нас не видел и честь нам не отдавал. Он смотрел прямо в объектив камеры и честь отдавал тому, кто стоял за ней, оператору… а нам, когда мы смотрим на экран, кажется, что он встречается взглядом именно с нами.