Николае Штефэнеску - Загадка архива
— Да. Одно, которое в данном положении могло бы послужить, как вы это называете, “побудительной причиной преступления”… нужно вам знать, господин комиссар, что кто хоть раз был близок с прекрасной Беллой, в том уже затаился возможный убийца по страсти, так что…»
Эмиль проверил алиби: один из друзей Серджиу Орнару, гуляка, как и он, случайно проходил по улице и увидел Орнару в машине, перед домом танцовщицы.
«— Мотор был заведён? — спросил комиссар свидетеля.
— Что?»
— Он хочет выиграть время, известный трюк! — сказал Эмиль, на минуту прерывая чтение. Потом продолжал:
— «А, как же, машина была на ходу.
— Раньше вы сказали, что машина стояла перед домом.
— Стояла — это просто такое выражение… Просто я хотел сказать, что она была перед домом, и я увидел её, когда она уже пошла.
— Вы видели, как Белла Кони выходила из машины?
— Нет… я не видел, как она выходила, но видел, как она звонила у двери…
— Звонила?
— То есть… Я не рассмотрел… Я видел, как она стояла наверху, у входа. Но не могу сказать, звонила ли она или собиралась вынуть ключ.
— В доме был зажжён свет?
— Свет? Я не заметил».
Эмиль бросил отпечатанные на машинке страницы.
— Сразу видно, что свидетель врёт! Удивляюсь, почему Пауль Михэйляну не попробовал прижать его к стенке. Хотя бы ради собственного удовольствия. Как можно выпустить такую редкую птицу? Видно, что как только дело стало интересным, он тут же отпустил этого «деус экс махина», изобретённого, может быть, Орнару.
— Ты и в самом деле думаешь, что это лжесвидетель? — удивилась Ана.
— Не знаю, что и сказать… Я прежде всего спросил бы Орнару про «Кольт 32».
— Почему?
— «Кольт 32» — это не женское оружие… Ведь мы не в Техасе! Белла Кони, конечно, могла носить в сумочке дамский револьвер типа небольшого шестимиллиметрового Браунинга… Но во всяком случае не ковбойский кольт! — ответил Эмиль. Было ясно, что ему страстно хотелось перечислить все известные ему виды оружия, но он воздержался. Капитан мог знать об этом кольте больше других, — сказал он в заключение.
— Во всяком случае, алиби капитана Серджиу Орнару было признано.
— И при том слишком легко! — решил Эмиль. И добавил: — Если бы он чуть поприжал этого господина, приятеля капитана, он мог бы вытянуть из него, что угодно!
— Как это — что угодно?
— Хм-м-м… Не знаю… Посмотрим!
— Итак, о чём мы будем спрашивать Елену Фаркаш? — повторила Ана свой первый вопрос.
— Кроме этого таинственного телефонного звонка, других вопросов я не вижу. Может быть, она знает ещё что-нибудь, чего тогда не хотела сказать… Попытаемся прощупать её и в связи с анонимными письмами. Похоже, что бывшая костюмерша знает об этом больше, чем показала.
При каждом допросе появляется какой-нибудь «неизвестный», окружённый тайной! — вздохнула Ана. — «Неизвестный», выходивший из дому в час ночи, «неизвестный», позвонивший артистке и испугавший её, «неизвестный», написавший угрожающее письмо…
— Пока что их трое. А может быть, это всё один и тот же.
— Вполне возможно!.. Ну что ж, пошли! — поднялась Ана.
— Пошли!
— Ты известил Елену Фаркаш?
— Нет… я хочу сделать ей сюрприз.
— Да, приятный сюрприз! — пробормотала Ана и, открывая дверь комнаты, изобразила встречу с Еленой Фаркаш: «Знаете, мы из милиции… Мы занимаемся…» Конечно, она примет нас с распростёртыми объятиями!
Было десять часов утра. Сотрудники отдела ОСДЭ направились к Национальному театру.
В театральной мастерской
Елену Фаркаш они нашли в её мастерской, в студии Национального театра на площади Амзей.
Хотя ей не могло быть больше пятидесяти пяти лет, выглядела она очень старой. Лицо в морщинах, волосы совсем седые; на самом кончике носа торчали пресвитерские очки, стёкла которых не скрывали глаз, очень красных из-за требовавшей кропотливого труда профессии.
На женщине был накрахмаленный белый халат, на ногах — домашние тапочки. Она была погружена в работу. Рядом, держа в руках начатые или ещё не законченные парики, сидели три девушки. Самая младшая, лет пятнадцати, расчёсывала почти готовый парик.
Они были так заняты, что даже не услышали стук в дверь, так что Эмилю и Ане пришлось войти без приглашения.
Лишь теперь все повернули к ним головы.
— Вам что-нибудь нужно? — спросила Елена Фаркаш.
— Мы хотели бы… Хотели бы оторвать вас на несколько минут… — с самым кротким выражением лица начал Эмиль.
— Я на части разрываюсь, никак не поспеваю! — воскликнула женщина. — Но в чём дело?
— Лучше бы нам поговорить в более уединённом месте. Не почему-нибудь, но мы хотим расспросить вас о вещах, которые не могут интересовать этих девушек… да к тому же мы оторвём их от работы.
— От работы вы нас и так отрываете, — пробормотала мастерица. Эмиль сделал вид, что не расслышал.
Дав девушкам несколько указаний в связи с париками, над которыми они работали, Елена Фаркаш перешла в соседнюю комнату, где у неё было что-то вроде собственного кабинета, и, поправляя на носу очки, взглянула на незваных гостей.
— Чем могу быть полезна?
— Знаете… она — студентка юридического факультета… последнего курса… — начал Эмиль.
Но так как мастерица стояла, скрестив руки и ничем ему не помогая, остановился.
— Я пишу работу о… старых уголовных делах. То есть, по криминалистике… — добавила Ана.
Женщина всё ещё не понимала. Она нервно пожала плечами и резко заметила:
— Меня интересуют только пьесы и персонажи, для которых я должна делать парики.
— Мы хотели бы, чтобы вы сказали нам несколько слов о случае, которому были свидетельницей! — уточнил Эмиль. — Речь идёт о Бёлле Кони.
— Свидетельницей? Я?.. Ох… Эта сумасшедшая танцовщица? — в сильном удивлении воскликнула Елена Фаркаш.
— Именно!
— Боже мой! Что это вам вздумалось? — перекрестилась женщина. — Почему вы не оставите мертвецов в покое?
Эмиль и Ана смущённо переглянулись, делая вид, что не понимают вопроса хозяйки.
— Я рассчитываю на вашу любезность… Данные, которые я могу получить от вас, могут оказаться очень важными для моей дипломной работы, — быстро подхватила Ана.
— Помните ли вы историю танцовщицы? — спросил Эмиль, делая вид, что не замечает волнения мастерицы.
— Как же мне не помнить? Такие вещи не так-то легко забываются! К тому же, меня обвиняли в краже её браслета. Господи, какой стыд! — воскликнула Елена Фаркаш, которая явно ещё сердилась на актрису за это несправедливое обвинение.
