Джон Карр - Чаша кавалера
— Такого не может быть. Конечно, если миледи изложила факты правильно…
— Каждое мое слово — правда, мистер Мастерс!
— Тогда это невозможно!
— Сынок, сколько раз вы говорили такое раньше? Вспомните дело бронзовой лампы!
— Я только о нем и думаю! — огрызнулся старший инспектор. — Бенсон! Если бы я не понимал, что произошло в действительности, то знал бы, где искать виновного!
— Ой! Вы думаете, что Бенсон имеет какое-то отношение к Чаше Кавалера?
— Он имел очень большое отношение к бронзовой лампе, не так ли? Ох уж эти дворецкие!
Г. М. вставил сигару в рот, но сделал только одну затяжку и вытащил ее снова. Казалось, он собирался привлечь к чему-то внимание Мастерса, но передумал.
— Сынок, я готов сделать величайшую уступку. Вы не дурак.
— Премного благодарен.
— Тогда ведите себя соответственно! Не давайте себя одурачить, не разобравшись в этой истории!
— Каким образом?
— Если считать, что отчет девушки абсолютно аккуратен — а нам придется об этом условиться, покуда мы не докажем обратное, — вам не кажется, что в нем имеются один-два весьма странных и привлекательных момента?
Старая дуэль возобновилась, и Мастерс сразу насторожился. Его взгляд скользил по сторонам, словно ища, с какой стороны может последовать смертельный выпад.
— Может быть, да, сэр, а может быть, и нет.
— Предположим, что муж этой девушки не бродит во сне. Знаю, что вы этому не верите, но давайте допустим это чисто теоретически. В таком случае есть ли способ установить, с чем мы имеем дело?
— В каком смысле?
— Например, могло ли это быть шуткой?
— Шуткой? Опять! — воскликнула Вирджиния.
— Именно так, куколка. Мог ваш отец проделать нечто подобное с целью еще сильнее подразнить вашего мужа?
Вирджиния покачала головой.
— Нет, — ответила она, точно оценивая характер Уильяма Т. Харви. — Даже если бы папа умел входить и выходить из запертых комнат, он не стал бы этого делать без очень серьезных оснований. Папа любит Тома и никогда не проделал бы с ним подобную шутку.
— Угу. Я тоже так считаю. А кто-нибудь другой мог бы наслаждаться такой шуткой?
— Да. Вы! — заявил Мастерс. — К счастью, существует не так уж много людей с вашим складом ума. Если это была чья-то шутка, то ее мог проделать только кто-то вроде вас.
Г. М. даже не удосужился это отрицать, уставясь на свою сигару.
— Лично я не думаю, что это была утка или розыгрыш, — сказал он. — Что еще беспокоит вас, Мастерс?
— Поскольку это не преступление, мне абсолютно не о чем беспокоиться! И не пытайтесь втянуть меня в это! Впрочем, интересно, что скажет сам лорд Брейс. Это касается его в первую очередь, но мы еще не слышали от него ни слова.
Вирджиния вскочила на ноги:
— Том! Дорогой!
Остальные повернулись следом. Молодой человек, приближавшийся по извилистым дорожкам сада, где цветы доходили до пояса, а самшитовые изгороди — до груди, шел не со стороны дома. В противном случае педантичный Бенсон официально доложил бы о нем даже в саду.
Это был мужчина среднего роста, крепко сложенный, но не массивный. В его глазах светились те же добродушие, ум и интерес к жизни, что и в глазах Вирджинии, однако густые светлые волосы контрастировали по цвету с ее темно-каштановыми волосами. На нем были старый твидовый пиджак с кожаными вставками на локтях, рубашка с открытым воротом и серые фланелевые брюки. Худощавое лицо и голубые глаза Тома Брейса обычно излучали здоровье и энергию. Теперь же, несмотря на радостную улыбку при виде Вирджинии, он казался напряженным и обеспокоенным.
Глаза Вирджинии уже не выглядели сонными.
— Дорогой! — повторила она и побежала ему навстречу.
— Ангел! — отозвался молодой человек красивым звонким голосом.
Подхватив жену под мышки, он поднял ее в воздух.
— Том, поставь меня на землю! Пожалуйста! Ты знаешь, мне это не нравится…
Хотя Том и Вирджиния находились ярдах в пятнадцати от группы у фонтана, не было сомнений, что оба воображали себя пребывающими наедине в романтическом саду. Последовавшая беседа явилась подтверждением.
— Ты любишь меня, Джинни?
— Пожалуйста, Том, поставь меня!.. Так лучше… Ты знаешь, что люблю!
— Тогда к чему этот укоризненный взгляд? Что не так?
— Ты сказал Бенсону, что будешь здесь в пять, а сейчас, должно быть, уже половина седьмого!
— Прости, старушка. Я был занят с этой чертовой женщиной.
— Том!
— Нет-нет, это не то, что ты думаешь. Почему у тебя такой грязный ум, ангел?
— Разве у тебя он не еще более грязный?
— Да, но это тут ни при чем.
— Том, ты с этой женщиной…
— Ш-ш! Не используй слово, которое ты собиралась использовать! В любом случае ты отлично знаешь, что я абсолютно чист. Хотя, надо признать, женщина недурна собой.
— Вот как?
— Перестань, Джинни!
— Полагаю, она делала тебе авансы?
— Нет, она хотела повидать Дженнингса.
— Дженнингса? Зачем? Том, если там произошло что-то забавное, пожалуйста, смейся! Ты был так удручен, что я испугалась, так что смех пойдет тебе на пользу!
— Ничего забавного, старушка. На прошлой неделе в театре «Мажестик» в Черритоне состоялось большое политическое сборище. Женщина уверяет, что Дженнингс там присутствовал и он нужен ей как свидетель. Она собирает доказательства, которые, по ее словам, отправят сэра Генри Мерривейла в тюрьму. Он якобы столкнул ее через люк в сцене.
— Том!
— У меня где-то в кармане ее визитная карточка. Женщину зовут Илейн Чизмен, она живет неподалеку от Восточного Уистлфилда, но сейчас остановилась в отеле для трезвенников в Грейт-Юборо — знаешь, «Синий нос».
— Но, Том, ты не позволил ей…
— Конечно нет! Я сказал ей, что Дженнингс — суссекский ученый червь, помешанный на местной истории и археологии, который не интересуется политикой. К тому же у него чертовски болит зуб, а я не желаю, чтобы кого-либо из моих домочадцев беспокоили, когда они в таком состоянии.
— Ты выставил ее?
— Фактически да. Но она устроила скандал, который занял время. Чертова баба назвала меня представителем изнеженной аристократии — изнеженной, а? — и надутым капиталистом. Только это и было забавным.
— Слушай, Том! Я рассказала им…
Вирджиния быстро обрисовала мужу то, что поведала остальным, и подвела его к группе у фонтана. Как бы Г. М. и синьор Равиоли ни относились к новостям, сообщенным Томом Брейсом, они не стали их комментировать, когда его представили им. Вблизи молодой лорд выглядел по-настоящему изможденным.
