Марджери Аллингхэм - Работа для гробовщика
— Ерунда, все в порядке, — буркнул Кэмпион. — Что вы делаете? Забираете товар?
Дружеская улыбка обнажила широкие белые зубы.
— Не совсем, сэр, не совсем, хотя до известной степени вы правы. Все в порядке, все чисто…
— Как стёклышко? — подсказал Кэмпион.
— Нет, сэр, я бы сказал, чист перед законом. Я имею честь разговаривать с мистером Кэмпионом? Джесси Боулс к вашим услугам в любое время дня и ночи. А это мой сын Роули.
— Да, папа? — В круге света показалось другое лицо. Волосы Боулса — младшего были чёрными, а лицо более насторожённым, но в целом более убедительной копии отца Кэмпиону никогда не приходилось видеть. Пройдёт ещё немного времени, и отец с сыном станут неразличимы — в этом он был уверен.
Воцарилась напряжённая тишина.
— Мы его забираем, — неожиданно сообщил Боулс-старший. Видите ли, я снимаю у мисс Рапер подвал и держал его тут месяц, если не больше. Но теперь и полиция тут, и вообще… Я и решил забрать его в контору. Там он будет эффектно смотреться. Вы как джентльмен, и не новичок в таких делах, можете это понять.
Кэмпион отметил, что Боулс говорит о гробе с большим уважением.
— Он действительно здорово выглядит, — осторожно согласился он.
— Так оно и есть, можете мне поверить, — гордо заявил Джесси. — Заказная работа. Категория «люкс». Мы с сыном называем его «Куин Мери». Не преувеличу, если скажу, что любой джентльмен, если он в самом деле джентльмен, был бы счастлив лежать в таком великолепии. Словно ехать на тот свет в солидной карете. Я всегда говорю тем, кто спрашивает: если делать что-то навсегда, нужно делать как следует.
При этих словах его голубые глаза невинно блеснули.
— Очень жаль, что люди так наплевательски к этому относятся. Надо бы наслаждаться видом столь изящного изделия, но куда там… Их, видите-ли, это смущает, потому мне приходится выносить его украдкой, когда никого нет поблизости.
Кэмпиона пробрала дрожь.
— Однако человек, чьё имя стоит на табличке, был о ваших гробах иного мнения, — заметил он.
Маленькие глазки не уступили его взгляду, но лицо порозовело, а печальная усмешка искривила жёсткие губы.
— Ах, так вы видели…Да, тут я попался и должен сознаться. Слышишь, сынок, они видели нашу табличку с надписью. О, мистера Кэмпиона на мякине не проведёшь. По тому, что я слышал от дядюшки Мэджерса, нужно было догадаться.
Мысль, что Лодж кому-то доводится дядей, была достаточно неприятной, но подхалимский блеск в глазах — ещё противнее. Кэмпион промолчал.
Гробовщик затянул паузу, но потом только вздохнул.
— Тщеславие, — торжественно покаялся он. — Тщеславие…Вы бы удивились, знай, как часто слышу я об этом проповеди в церкви, и все равно без толку. Именно о тщеславии, мистер Кэмпион, говорит эта табличка с именем, о тщеславии Джесси Боулса.
Кэмпион был заинтригован, но не дал себя отвлечь, и даже предостерегающе положил руку на пальцы мисс Рапер, которая уже набрала в грудь воздуха, чтобы заговорить.
Джесси заметно погрустнел.
— Трудно, но придётся признаться, — сказал он наконец. Когда-то в этом доме жил некий джентльмен, которого мы с сыном просто обожали. Верно, Роули?
— Да, папа, — голос молодого Боулса звучал убеждённо, но в глазах читалось явное любопытство.
— Это был мистер Эдвард Палинод, — с явным облегчением продолжал Джесси. — Прекрасное имя для надгробия. Очень импозантная была фигура, несколько напоминал меня. Плотный, вы понимаете, широкий в плечах. Такие всегда прекрасно смотрятся в гробу. — Светлые глаза смотрели на Кэмпиона скорее задумчиво, чем испытующе. — На свой профессиональный манер я даже любил его. Не знаю, верно ли вы меня понимаете…
— Прекрасно понимаю, — буркнул Кэмпион и тут же выругал самого себя. Тон его выдал, и теперь гробовщик явно насторожится.
— Редко человек понимает чужие профессиональные амбиции, гордость художника, — гордо продолжал тот. — Я сидел в подвале этой дамы, слушал, как падают бомбы, и, чтобы сохранить спокойствие, размышлял о своей работе. Глядел на мистера Эдварда Палинода и думал:" — Если он умрёт раньше меня, я устрою ему роскошные похороны". Поверьте, я так бы и сделал.
— Отец в самом деле собирался, — подтвердил вдруг Роули, словно молчание Кэмпиона действовало ему на нервы. — Он настоящий мастер своего дела.
— Успокойся, сынок, — Джесси явно был доволен похвалой, но продолжал: — Некоторые такие вещи понимают, некоторые нет. Вы понимаете, к чему я клоню. Ведь я в известной степени выставил себя на посмешище. Суета суёт, и только.
— Я вам верю целиком и полностью, — согласился Кэмпион, уже дрожавший от холода. — Вы хотите сказать, что изготовили это сокровище просто для удовольствия. Правильно?
Радостная улыбка озарила лицо Боулса, и впервые глаза его оживлённо блеснули.
— Вижу, мы с вами друг друга поняли, сэр, — заявил он, сбрасывая шутовскую маску. — Весь вечер, проведённый с почтённым стариной Лоджем, я думал:" — Тот, у кого ты служишь, должен быть исключительным человеком." Так вот я думал, но не был уверен, понимаете. А теперь вижу, что не ошибся. Да, разумеется, я делал гроб больше ради удовольствия. Когда умер мистер Палинод, я был уверен, что получу этот заказ. Поправде говоря, начал я свой шедевр, когда он впервые заболел." — Время пришло, — сказал я себе, — начну сейчас, а если нет — то придержу пока…" Не знал тогда, что ждать придётся так долго. — Он рассмеялся с искренним сожалением. — Тщеславие, ничего кроме тщеславия. Я сделал его по велению души, а этот старый зануда вдруг отказался. Смех, да и только. Надо же, он вдруг заметил, как я его разглядываю, понимаете.
Представление было прекрасно сыграно, и Кэмпиону даже не хотелось портить игру, но все же он заметил:
— Я полагал, что такого рода вещи делаются по мерке.
Джесси снова оказался на высоте положения.
— Конечно, сэр, разумеется, — с готовностью согласился он. — Но мы, старые спецы, умеем оценить клиента с первого взгляда. Так что если по-честному, я все сделал по себе. «Он не крупнее меня, — говорил я себе, — а если крупнее, тем хуже для него.» Дивная вышла вещь. Морёный дуб. Фурнитура чёрного дерева. Приди вы утром ко мне в контору, я бы показал его во всем блеске.
— Я посмотрю сейчас.
— О нет, пожалуйста, сэр, — отказ был вежливым, но твёрдым. — В свете фонарика оценить его просто невозможно. Вы меня извините, никак нельзя, будь вы хоть сам король Англии. А в дом его внести я не могу, ведь если кто из стариков сойдёт вниз, такое начнётся…Нет. Сейчас вы нас простите, а к утру я его вылижу, как картинку. И тогда вы не только признаете, что я им можно гордиться, но даже не удивлюсь, если вы скажете:" — Не продавайте его, Боулс. Когда-нибудь в будущем я им воспользуюсь — если не сам, то для друзей."