Эллери Куин - Квин в ударе
Эйми от природы обладала веселым нравом, и ее присутствие словно озаряло особняк Ливингстонов солнечным светом. Прислуга, состоящая из Доркас Бонди и Морриса Ханкера, вскоре влюбилась в нее. «Что бы мы делали без этой малышки?» — спрашивала хозяйку старая Доркас, и этот же вопрос Белла Ливингстон все чаше задавала сама себе.
— Я чувствую себя виноватой, Эйми, — иногда вздыхала она. — Что за жизнь для молодой и хорошенькой девушки быть похороненной в этом старом мавзолее!
— Похороненной? — смеялась Эйми. — Я его обожаю — и вас тоже.
Старая Белла целовала ее, зная, что это правда. Она наблюдала, как с течением лет Эйми Апем, подобно ей самой, все больше нуждалась в ком-то, кто бы нуждался в ней. Они никогда не говорили о парне, с которым Эйми была помолвлена и который погиб во Вьетнаме, или о родителях Эйми, которых она не помнила.
Но пожилая леди часто заводила разговор о пасынках и падчерице, за чьими карьерами она внимательно следила по статьям в «Райтсвиллском архиве». И вместе с накоплением досье Ливингстонов в архиве газеты усиливалась и ее мрачность.
Поэтому Эйми удивилась, когда Белла неожиданно сказала:
— Эйми, свяжись с Сэмюэлом Младшим, Эвереттом и Оливией, где бы они ни находились, и попроси их навестить меня.
— Неужели они согласятся?! — воскликнула Эйми.
— Согласятся, если ты скажешь, что я этого хочу. Они слишком хорошо воспитаны, чтобы отказаться. Воспитание, — сухо добавила Белла, — их сильная сторона.
Дети Сэмюэла Ливингстона приехали на уик-энд в начале лета.
Сначала они показались Эйми очаровательными. Оливия походила на драгоценный камень в столь же дорогой оправе, хотя под ее красивыми глазами темнели мешки, свидетельствующие об усталости. Она приветствовала Эйми без всякой снисходительности, которой та опасалась. Эверетт оказался веселым, крепким и широкоплечим, с кожей, похожей на печеный картофель, — взяв Эйми за руку, он ласково поблагодарил ее за заботу о «маме». Сэмюэл Младший — высокий, сутулый и худощавый, с изысканными манерами — словно сошел со страниц романа Джона Ф. Маркуанда.
Старая леди, ожидавшая на передней лужайке, когда Моррис Ханкер привезет детей из райтсвиллского аэропорта в старом «линкольне» Ливингстона, велела Моррису позаботиться об их багаже.
— Ты отвела нам наши старые спальни, Белла, — сказала Оливия, когда они присоединились к ней на лужайке. — Как приятно.
— Приятно, что вы приехали, — с улыбкой отозвалась пожилая леди. — Эйми, дорогая, пусть Доркас приготовит чай.
Когда Эйми вернулась с Доркас и чайным столиком на колесах, она застала семью за дружеской беседой.
— Я всегда терпеть не мог этого парня, сестренка, — говорил Сэмюэл Младший. — Он носил галстуки, раскрашенные вручную.
— Какой из мужей это был, Оливия? — с интересом спросила старая леди. — Прусский барон или венгерский граф?
— Испанский принц, — поморщилась Оливия.
— Тот, который обошелся тебе в двести тысяч долларов?
— О боже! — вздохнула Оливия. — Нет, Эйми, без сахара. Побольше лимона.
— С вашей фигурой? — улыбнулась Эйми. — Смотрите, что стряпня Доркас делает с моей.
— Теплый день, — заметил Эверетт Ливингстон. — Как насчет того, чтобы поплавать, Эйми?
— Не вздумайте, — предупредила Эйми Оливия.
— Предательница, — фыркнул ее брат. — Знаешь, Белла, Га-Га снова выставлена на продажу. Она снова пребывает между мужьями.
— Га-Га? — переспросила старая леди. — Ах да, твое газетное прозвище.
— Значит, оно наконец дошло до Райтсвилла, — спокойно отозвалась Оливия.
— Смерть журналистам! — Эверетт поднял свою чашку. — Когда час коктейля, Белла?
— Позже. — Белла Ливингстон улыбнулась. — Кстати, Эверетт, газеты и с тобой обошлись не слишком приятно, не так ли? Меня всегда интересовало, что внушило тебе мысль, будто ты сможешь извлекать деньги из спорта?
— Всеамериканская номинация и папин миллион.
— Но твои авантюры с профессиональной футбольной командой и гонками малолитражных автомобилей окончились провалом, верно? И вдруг я снова читаю, что ты пытаешься купить профессиональную баскетбольную команду.
— Красивую девушку ты здесь поселила, Белла, — ушел от ответа Эверетт.
— Благодарю вас, мистер Ливингстон, — пробормотала Эйми.
— Эв, — поправил Эверетт. — Давайте все-таки искупаемся в пруду, Эйми.
— Не вздумайте, — снова сказала Оливия.
— А ты, Сэмюэл, — продолжала старая леди, поставив свою чашку. — Ты потерял деньги на нефтяных скважинах и приисках, не так ли? А сейчас, как я слышала, занялся ураном.
— Занимался, — вздохнул Сэмюэл Младший, протягивая руку за сандвичем с арахисовым маслом. — Да, Белла, мы все в состоянии финансового краха.
— Фактически, — добавил Эверетт, не сводя глаз с Эйми, — мы разорены.
— Конечно, у меня всегда есть в запасе старина Чарлз, — сказала Оливия. — Мой техасский нефтяной обожатель. Но у него такие неряшливые манеры!
— Все равно выходи за него, Га-Га, — посоветовал Эверетт. — Если он профинансирует мое баскетбольное предприятие, я возьму его в долю на сорок пять процентов. А пять, может быть, оставлю тебе.
— Не будь вульгарным, Эв.
— Не будь глупым, Эв, — сказал его брат. — Чарли Уэггонер продал мне нефтяные скважины, на которых я потерял четверть миллиона.
Последовала пауза. Старая леди продолжала улыбаться. Эйми начала чувствовать себя не в своей тарелке.
— Ладно, Белла, — заговорил Сэмюэл Младший. — Твои худшие опасения подтвердились. Зачем ты нас вызвала?
— Скажу после ужина, когда придет Херберт Уэнтуорт.
— Старый отцовский поверенный?
— Старый мистер Уэнтуорт давно умер. Дела перешли к его сыну.
— Наверное, это будет весело, — сказал Эверетт Ливингстон. — Эйми, давайте хотя бы пройдемся к пруду. Я покажу вам место, где однажды едва не утопил Га-Га.
— Лучше покажи мне, — мрачно промолвила Оливия, вставая. — Надеюсь, вы нас извините?
Сэмюэл Младший поплелся следом за ними. Когда все трое скрылись из вида, Эйми спросила:
— Вы не перевозбудились, мама Ливингстон?
— Ты хорошо меня знаешь, не так ли, дорогая? — Щеки старой леди ярко порозовели. — Кстати, Оливия присматривает за Эвереттом, так что не беспокойся.
— Я в безопасности, покуда не надеваю бикини, — улыбнулась Эйми. — Вы уверены, что с вами все в порядке?
— Конечно, дорогая.
Но за ужином Эйми все еще беспокоилась о ней. Оливия болтала о Каннах, помрачневший Эверетт чертил диаграммы родословных лошадей, которых думал приобрести, Сэмюэл Младший галантно хвалил смородиновый пирог, а щеки старой леди становились все краснее.
