Найо Марш - Смерть пэра
— Да, — сказала Роберта, чье сердце бешено колотилось о ребра. — Очень. Мы даже устроили бал-маскарад.
Леди Чарльз и Фрида мелодично рассмеялись. Дверь отворилась, и вошел Баскетт.
— Леди Катерин Лоуб, миледи, — объявил Баскетт.
— Господи помилуй! — тихонько ахнула леди Чарльз.
Вошла леди Катерин. Она семенила мелкими шажками и, прищурившись, вглядывалась в завесу сигаретного дыма.
— Имоджин, дорогая, — прошептала она.
— Тетя Кит!
Миноги восхитительно держались, сохраняя присутствие духа. Они заверили леди Катерин, что счастливы ее видеть, и усадили гостью у огня. Они представили ей Роберту и мягко шутили, вспоминая сирых и убогих, которых леди Катерин призрела. В панике переглядываясь, они упросили ее снять дождевик.
— Как я рада вас всех видеть, мои дорогие, — шелестела леди Катерин. — Как удачно, что я застала всю семью в сборе. Вот и Майкл приехал домой на каникулы, и как он вырос! И Патриция тоже. И близнецы. Помолчите, двойняшки, дайте-ка я попробую угадать, кто из вас кто... Это же Стивен, правильно?
— Да, тетя Кит, — ответил Колин.
— Ну вот! Я же знала, что не ошибусь. Ты получила мою записку, дорогая Имоджин?
— Да, тетя Кит. Мы так обрадовались, — сказала Шарло.
— Да-да... Я уж подумала, не затерялась ли она — вы были так удивлены, когда я вошла. Я и подумала...
— Мы решили, что вы — дядя Габриэль, — прокричал Майк.
— Что, дорогой?
— Дядя Габриэль!
Леди Катерин провела по губам пальцем, затянутым в серую нитяную перчатку.
— Разве Габриэль должен прийти, Чарльз?
— Да, тетя Кит, — кивнул лорд Чарльз. Поскольку она продолжала бессмысленно смотреть на него, он добавил: — Габриэль должен приехать ко мне по делу.
— Мы собираемся показать ему шараду, — провопил Майк.
— Я очень рада, — выразительно произнесла леди Катерин. — Мне очень хочется повидать Габриэля. Я много раз ему писала, но никакого ответа пока не получила. Это касается нашего Фонда Свежего Воздуха. День в деревне для ста детей и две недели в частных санаториях для двадцати больных крошек. Я хочу, чтобы Габриэль принял шестерых.
— Шесть больных крошек? — уточнил Генри.
— Что, дорогой?
— Я спросил, вы хотите, чтобы дядя Габриэль взял на постой шесть больных крошек в «Медвежий угол»?
— Да, это самое меньшее, что он может сделать. Боюсь, Чарльз, что Габриэль склонен к излишнему эгоцентризму. Он весьма состоятельный человек, и ему следует больше думать о людях. Ваша мама всегда это говорила. И я слышу самые тревожные слухи о Вайолет. Похоже, она взялась за спиритизм и сидит в темноте в крайне сомнительном обществе.
— Не спиритизм, дорогая, — отозвалась Шарло, — а черная магия.
— Что, дорогая?
— Магия.
— А-а-а... Понятно. Это совершенно меняет дело. Наверное, она показывает фокусы, чтобы развлечь гостей. Но факт остается фактом — Габриэль и Вайолет стали слишком эгоцентричны. Им очень не помешало бы усыновить двоих детей.
— Бога ради, тетя Кит, — вскричала Шарло, — не подавай Габриэлю такой идеи.
— Лучше вообще не подавай ему никаких идей, — взмолился лорд Чарльз. — Серьезно, тетя Кит, ни в коем случае не приставай к Габриэлю сегодня вечером. Понимаешь... — Он озабоченно посмотрел на часы и осекся. — Господи, Имми, — прошептал он своей жене, — надо немедленно что-то делать. Она доведет его до бешенства. Забери ее к себе в комнату.
— Но под каким предлогом? — пробормотала Шарло.
— Придумай что-нибудь.
— Тетя Кит, — предложила леди Чарльз, не питая особых надежд на успех, — не хочешь ли ты посмотреть мою спальню?
— Что, дорогая?
— Боюсь, что это не поможет, мамуля, — вздохнула Фрида. — Лучше сказать ей, что мы разорились.
— Пожалуй, ты права. Я тоже думаю, что так будет лучше, — согласился лорд Чарльз. Он присел на полусогнутых ногах и наклонил лицо поближе к тетушкиному — Тетя Кит, — прокричал он, — у нас трудности.
— Да, дорогой?
— У меня нет денег.
— Что?
— В доме бэйлиф, — жизнерадостно завопила Плюшка. — Не вмешивайся, Плюшка, — скомандовал Генри. Его отец продолжал:
— Я написал Габриэлю и попросил его дать мне в долг две тысячи фунтов. Если он сегодня вечером откажет, я стану банкротом.
— Чарли!
— Это правда.
— Я поговорю с Габриэлем, — довольно громко сказала леди Катерин.
— Нет-нет! — завопили Миноги.
— Лорд и леди Вутервуд, миледи, — объявил Баскетт.
3Роберта знала, что Миноги не ожидали появления лорда Вутервуда вместе с супругой, поэтому сумела оценить то мужество, с каким они оправились от второго за вечер незаурядного потрясения. Шарло сделала несколько шагов навстречу деверю и невестке. Ее поведение балансировало на тончайшей границе между излишней любезностью и нарочитой небрежностью. Дети и муж замечательно поддержали ее. Леди Катерин была в тот момент слишком ошеломлена новостями о крахе семьи Миногов, поэтому не внесла дополнительного беспорядка. Она просто тихо сидела в своем кресле.
Роберта опомнилась, только обмениваясь рукопожатиями с пожилой супружеской четой. Маркизу Вутервудскому и Рунскому исполнилось шестьдесят лет, но годы обошлись с ним немилосердно, и выглядел он стариком. Его узкая, утонувшая в плечах голова наклонялась вперед, что придавало ему зловредный и агрессивный вид. Лицо у него было бесцветное, с такой узкой переносицей, что глаза сливались в одну сплошную щелочку. Нижняя челюсть брюзгливо отвисала, а неимоверно длинный подбородок не выражал совершенно ничего, кроме упрямства. Его верхние зубы выдавались над нижней губой, свидетельствуя о крайне высоком и узком небе. Из-за этих зубов лицо маркиза приобретало какое-то бабье выражение, и это впечатление еще усиливалось его манерами старой девы. Создавалось впечатление, что он живет в состоянии непреходящей оскорбленности. Роберта поймала себя на том, что гадает: действительно ли его светлость такой противный, каким кажется?
Жена его выглядела лет на пятьдесят. Она была темноволосой, изжелта-смуглой и жирной. Ее прямые волосы, закрученные над ушами в завитушки на греческий манер, отдавали обычным для париков затхлым запахом. Накрасилась она столь неаккуратно, что Роберте вспомнилась дешевая гравюра, где все цвета по небрежности печатника пришлись сбоку от линий рисунка. Глаза этой дамы производили странное впечатление: очень светлые, с крохотным зрачком и белками грязного цвета. Они были так глубоко посажены, что не отражали свет и потому казались затуманенными. Роберту это чем-то смущало, и ей не хотелось смотреть в глаза миледи. Когда-то лицо леди Вутервуд было круглым, но, подобно ее косметике, с годами потекло вниз и теперь висело складками и мешками около рта с опушенными краями губ. Роберта заметила, что миледи имела странную привычку все время открывать и тут же закрывать рот, еле слышно шлепая губами. В углах рта у нее все время образовывались белые потеки.
