Джорджетт Хейер - Так убивать нечестно! Рождественский кинжал (сборник)
Она впилась взглядом в его лицо.
– Ты уверен?
– Ни в чем я не уверен. Повторяю то, что сказал Блис.
Пола подняла руки к вискам и резко взлохматила волосы.
– Господи, мы разбогатеем?
– Ты и Джозеф станете сравнительно богаче, а я – сравнительно беднее. Надо еще вычесть налог на наследство, останется примерно восемьдесят тысяч фунтов Джозефу, и по сорок тысяч – нам с тобой.
– Тебе удастся сохранить за собой дом? – спросила сестра.
– Сомневаюсь. Скорее всего его продадут, а прибыль включат в наследуемую сумму.
– Жаль, – пробормотала она.
Стивен скривил губы.
– Спасибо за сочувствие, – съязвил он. Потом перевел взгляд на Хемингуэя. – Ну как, интересно, инспектор?
– Мне всегда все интересно, – кивнул тот.
Из широкого коридора между бильярдной и комнатами слуг появилась Мод. Держа в руках изуродованную книгу, она заявила:
– Все говорят, что ничего не знают. Стивен, если это ваша работа, честнее будет признаться.
– Черт подери, сколько раз мне повторять, что я не трогал вашу книгу? – крикнул он.
– Не надо ругаться, – сдвинула брови Мод. – Когда я была девушкой, джентльмены не употребляли крепких выражений в присутствии дам. Конечно, сейчас все изменилось, и, кажется, далеко не к лучшему. Я уверена, что кто-то нарочно уничтожил мою книгу. А вам, похоже, все равно, – добавила она с негодующим видом. – Я считаю, вы должны выяснить, кто бросил книгу в печь. Для вас это не важно, но я не вижу, чтобы вы хоть как-то продвинулись в расследовании смерти моего деверя. Так почему бы вам не разобраться хотя бы с этим?
– Боже мой, тетя, неужели вы думаете, что Скотленд-Ярд станет заниматься вашей жалкой книжонкой! – воскликнула Пола. – Все уже слышать о ней не могут!
– А я, – резко возразила Мод, – больше не могу слышать об убийстве Натаниэля и его завещании!
– В таком случае, – ввернул Стивен, – вам вряд ли будет интересно мнение Блиса.
– Верно, оно меня не интересует, – кивнула Мод. – Мне не нужно большое состояние, и я больше не хочу жить в этом доме. Я закажу в городе еще один экземпляр «Жизни австрийской императрицы», прочту его до конца и верну в библиотеку вместо этого.
Спускавшийся с лестницы Джозеф услышал ее последние слова и воздел руки к небу.
– Душенька моя, может, хватит говорить об этой книге? Мне казалось, все о ней уже забыли!
– Наверное, ты о ней забыл, но это не твоя книга. Я хочу знать, чем она закончится.
– Ах, сокровище мое, конечно, так и будет, – заверил ее Джозеф. – Как только расследование завершится, я куплю тебе новую книгу, обещаю!
– Спасибо, но лучше я сделаю это сама, чтобы не ждать так долго, – ответила Мод и вышла из комнаты.
Хемингуэй надел свою шляпу. Джозеф воскликнул:
– Инспектор, уже уходите? Видимо, не следует спрашивать, есть ли новости? Уверен, вы не станете томить нас неизвестностью, как только сможете что-нибудь сообщить!
– Разумеется, сэр. Кстати, примите мои поздравления.
Тот поморщился.
– Прошу вас, не надо, инспектор! Я этого не хотел. Но может, все еще уладится.
– Да, сэр. Сожалею о том, что случилось с книгой миссис Джерард. По-моему, она считает, что я должен наказать виновных.
Джозеф устало улыбнулся.
– Думаю, мы уже достаточно наслушались про книгу. К сожалению, у моей жены есть привычка подробно рассказывать о том, что она читает. Чем меньше мы будем об этом говорить, тем лучше. Скоро она о ней забудет.
– Повторяю в последний раз, – с угрозой произнес Стивен. – Я ее не трогал.
– Вот и прекрасно, старина, не волнуйся, – успокоил Джозеф.
Инспектор и сержант Уэр покинули особняк. На обратном пути Хемингуэй всю дорогу молчал, и сержант, поглядывая на него, видел, как он хмурится. Во время обеда в «Синей собаке» он не выдержал и спросил, что инспектор думает о результатах утренней работы.
– У меня появились странные мысли об этом деле, – пробормотал Хемингуэй, ковыряясь в стилтонском сыре. – Очень странные. Я не удивлюсь, если скоро что-то начнет проясняться.
– Я тут как раз размышлял над вашими словами, – задумчиво протянул сержант.
– Молодец. Побольше думай о том, что я тебе говорю, и станешь инспектором, – пообещал Хемингуэй. – Так что я тебе сказал?
– Вы сказали, что когда дело окончательно запуталось и выглядит совершенно безнадежным, это означает, что скоро произойдет прорыв.
– Что ж, мысль верная, поскольку чаще всего так и бывает. Но я не вижу, какой тебе смысл запоминать такие вещи, – строго возразил Хемингуэй.
– По-вашему, дело достаточно запуталось, сэр?
– Да, – кивнул инспектор.
– И вы начали что-то понимать?
– Я почувствовал, что сегодня утром события для кого-то стали развиваться слишком быстро. Не спрашивай, как и почему: это называется интуицией. Собственно, поэтому меня и сделали инспектором.
Сержант вздохнул, терпеливо ожидая продолжения.
– Сегодня утром, когда я, словно бойскаут, исследовал закоулки дома, у меня было достаточно времени, чтобы все обдумать. – Инспектор поддел на вилку кусочек сыра и поднес ко рту. – Сопоставив одни обстоятельства с другими, смешав их с моими познаниями в психологии и добавив щепотку интуиции, я пришел к выводу, что все это время меня водили за нос. А я очень не люблю, когда меня водят за нос. Больше того, не любит и мое начальство.
Он отправил кусочек сыра в рот и тщательно прожевал.
– Кто водил вас за нос, сэр? – удивился сержант.
Хемингуэй запил сыр глотком пива.
– Добрый дядюшка Джозеф, – ответил он.
Уэр нахмурился.
– Вы хотите сказать, что он морочил вам голову насчет Стивена? Но…
– Нет. Он морочил мне голову насчет самого себя.
– Господи, шеф, вы же не думаете, что преступление совершил он?
Хемингуэй посмотрел на него с жалостью.
– У тебя нет интуиции, – вздохнул он. – Для тебя это слишком сложно, и ты все равно ничего не поймешь. Но ты должен владеть хотя бы элементарной арифметикой.
– Я и владею, – возразил уязвленный Уэр. – Смею заверить, сэр, что я, как и всякий другой, могу сложить два и два и получить четыре. А вот пять я получить не могу. Для меня это действительно слишком сложно.
– Ну еще бы, – благодушно отозвался инспектор. – Тут нужно иметь интуицию. А у тебя ее нет.
– Зато я знаю, что это такое. – Сержант позволил себе каплю иронии. – Это, как вы сказали, когда начинает что-то проясняться.
– Когда-нибудь чаша моего терпения переполнится, – произнес Хемингуэй. – И вероятно, тебя понизят в звании.
– Но Джозеф не мог совершить это убийство! – воскликнул Уэр.
– Никто из них не мог этого сделать, если уж на то пошло.
– Да, но он один из немногих, у кого есть алиби на промежуток времени между той минутой, когда Джерард поднялся наверх, и тем моментом, когда его нашли мертвым!
