Дороти Сэйерс - Возвращение в Оксфорд
— Наверное, он понимал, что я чувствую?
— Понимал? — В голосе мисс де Вайн послышалось раздражение. — Девочка моя, отдайте ему должное. У него превосходные мозги. Он болезненно восприимчив и слишком умен — ему самому это мешает. Но я правда считаю, что так продолжаться не может. Вам не расшатать его терпения и самообладания — но вы можете расшатать его здоровье. Он выглядит как человек, чьи силы на исходе.
— Он постоянно в разъездах и работает как проклятый, — попыталась оправдаться Гарриет. — А со мной он жить не смог бы. У меня дьявольский характер.
— Если он готов рисковать, то это его право. Мужества ему не занимать.
— Я бы сделала его несчастным.
— Что ж. Если вы считаете, что недостойны чистить ему ботинки, так ему и скажите и прогоните его.
— Я пыталась прогнать Питера пять лет подряд. Не помогло.
— Если бы вы и правда пытались, вам бы и пяти минут хватило. Простите. Я понимаю, что вам самой было нелегко. Но и ему не легче: он все это видит и не может ни на что повлиять.
— Да. Я бы даже хотела, чтоб он на что-нибудь повлиял, вместо того чтобы быть таким умным. Было бы неплохо, если б для разнообразия меня согнули в бараний рог.
— Он никогда этого не сделает. В этом его слабость. Он не может принять решение за вас. Решать только вам. И не бойтесь утратить независимость — он сам всучит ее обратно. Если с ним вам и сужден покой, то только покой хрупкого равновесия.
— Вот и он говорит. А вы на моем месте вышли бы замуж за такого человека?
— Если честно, то нет, — сказала мисс де Вайн. — Несмотря на все преимущества. По-моему, брак двух людей, каждый из которых в равной мере наделен независимым и чувствительным интеллектом, — сущее безумие. Можно причинить друг другу страшную боль.
— Знаю. Мне кажется, новой боли мне просто не вытерпеть.
— Тогда, — сказала мисс де Вайн, — не причиняйте боли другим. Взгляните в лицо фактам и примите решение. Подойдите к проблеме как ученый — и решите ее, наконец.
— Думаю, вы совершенно правы, — сказала Гарриет. — Так я и сделаю. И знаете что? Сегодня мисс Лидгейт сама написала на гранках «В ПЕЧАТЬ». Я схватила их и послала какую-то студентку отнести наборщикам. Я почти уверена, что слышала из окна слабый крик — мол, на странице 97 надо исправить сноску. Но притворилась, что не слышу.
— Ну что ж, — рассмеялась мисс де Вайн, — слава богу, что этот ученый труд наконец завершен.
Глава XXIII
Последнее прибежище и самое безотказное снадобье, которое следует применять в крайнем случае, когда прочие средства не действуют, — это позволить им быть вместе и наслаждаться друг другом; potissima cura est ut heros amasia sua potiatur [самое сильное лекарство для героя — это овладеть возлюбленной], говорит Гварнерий… Сам Эскулап для такой хвори не может придумать лучшего снадобья, quam ut amanti cedat amatum… чем если влюбленному уступит любимое.[308]
Роберт БертонС утра от Питера ничего не было слышно. Ректор сделала в колледже сдержанное и короткое объявление, суть которого сводилась к тому, что нарушительница найдена и безобразия прекращены. Профессорская, немного оправившись от потрясения, вернулась к обычным триместровым заботам. Все снова были совершенно нормальны. Собственно, они всегда были нормальны. Сейчас, когда доны больше не отражались в кривом зеркале подозрений, можно было снова видеть доброжелательных, умных людей, хотя, пожалуй, не слишком склонных выходить за пределы своих интересов (но ведь точно так же и обычные мужчины мало чем интересуются за пределами своей работы, а обычные женщины — за пределами домашнего очага), но они были понятны и приятны, как хлеб насущный.
Гарриет, сбросив с плеч гранки мисс Лидгейт и чувствуя, что ей не под силу пока сражаться с Уилфридом, взяла свои заметки по Ле Фаню и отправилась в Радклиф-Камеру, чтобы хорошенько поработать.
Незадолго до полудня чья-то рука тронула ее за плечо.
— Мне сказали, что вы здесь, — проговорил Питер. — Можете уделить мне минутку? Давайте поднимемся на крышу.
Гарриет отложила ручку и пошла за ним по круговой галерее, мимо письменных столов и безмолвных читателей.
— Я так понимаю, — сказал он, открывая перед ней дверь, ведущую на винтовую лестницу, — что будут приняты медицинские меры.
— О да. Когда академический ум полностью примет гипотезу — что может занять некоторое время, — дальше можно рассчитывать на методичность и эффективность. Ничто не будет упущено.
Они поднимались в молчании и наконец прошли через небольшую башенку на верхнюю галерею Радклиф-Камеры. Вчерашний дождь кончился, и теперь город сиял в солнечном свете. Осторожно ступая по планкам настила, они двинулись в юго-восточную часть круга и были несколько удивлены, увидев там мисс Каттермол и мистера Помфрета, которые сидели бок о бок на каменном выступе, а при их появлении вспорхнули с насиженного места, словно галки с колокольни.
— Не вставайте! — благосклонно сказал Уимзи. — Здесь всем хватит места.
— Не беспокойтесь, сэр, — отозвался мистер Помфрет. — Нам пора, правда. У меня в двенадцать лекция.
— Вот это да! — сказала Гарриет, наблюдая, как они скрываются в башенке.
Но Питер уже потерял интерес к мистеру Помфрету и его делам. Он оперся локтями о парапет и смотрел вниз на Катте-стрит. Гарриет подошла и встала рядом.
На востоке — рукой подать — виднелись башни-близнецы колледжа Олл-Соулз, фантастические, нереальные, словно карточный домик, ясно обрисованные в солнечном свете. Влажный овал газона сверкал, точно изумруд в драгоценном перстне. Позади черным и серым был прочерчен контур Нью-колледжа, хмурого, как крепость, черные птицы кружили вокруг слуховых окошек его колокольни; зеленел медью купол Квинса; а устремив взгляд на юг, можно было полюбоваться золотистыми стенами Модлина, высокими лилиями его башен; дальше — Скулз[309] и зубчатый фасад Университетского колледжа, квадратно-остроконечный Мертон, полускрытый тенью северной стены церкви Св. Девы Марии с устремленным ввысь шпилем. На западе Крайст-Черч простирался от верхушки собора до Том-тауэра, рядом виднелся Брэйзноуз, еще дальше — Сент-Олдейтс и Карфакс. Шпили, башни, газоны — весь Оксфорд раскинулся у их ног, его живая листва и древние камни, окруженные бастионом голубых холмов, видневшихся вдалеке.
Тот город башенный, древесный между башен —
Кукушек перекличка, перезвон
Колоколов, и жаворонков песня, и грай грачей —
Он реками омыт…[310]
— Гарриет, — сказал Питер, — я хочу попросить у вас прощения за последние пять лет.
