Морис Леблан - Канатная плясунья
На следующее утро, когда граф и графиня Шаньи вместе с Раулем Давернуа пили кофе, кастелян замка доложил, что директриса цирка на рассвете потребовала, чтобы ей открыли ворота, и уехала. Она просила передать графу письмо.
Граф распечатал конверт и стал читать.
«Уважаемый кузен! Я сдержала клятву. Передаю в ваши руки того, кто производил раскопки в замке, украл прошлой ночью серьги и пять лет тому назад отравил моего отца, похитив медаль. Пусть с ним расправится суд.
Доротея, княжна д’Аргонь».
Граф, графиня и их кузен оцепенело смотрели друг на друга. Что она хочет этим сказать?
— Какая жалость, что Эстрейхер еще не встал, — заметил граф, — может быть, он бы сумел что-нибудь тут понять.
Графиня взяла с камина в будуаре коробочку, врученную ей вчера на хранение. Открыла. Там действительно не оказалось ничего, кроме того, о чем говорила Доротея: простые камни и раковины.
В это время кастелян явился с новым докладом.
— В чем дело, Доминик?
— В замке неблагополучно, господин граф. Ночью хозяйничал кто-то чужой.
— Каким образом? Как они могли забраться?
— Двери были заперты, граф. И тем не менее в коридоре около комнат господина Эстрейхера стоит лестница.
— Что-нибудь украдено?
— Не знаю, граф. Я счел долгом прежде всего сообщить вам…
— Благодарю вас, Доминик.
— Пока ничего никому не говорите. Мы пойдем туда. Супруги Шаньи и Рауль пошли к комнатам Эстрейхера.
Дверь из его спальни в маленькую проходную комнатку-загородку была открыта. Сильно пахло хлороформом.
Эстрейхер лежал на кровати, связанный, с заткнутым ртом. Около него лежал шарф. Такой же, какой, по описанию Доротеи, был надет на человеке, рывшем яму внизу под замком.
На столе на видном месте — сапфировые серьги.
Но самым потрясающим было то, что вошедшие увидели на руке Эстрейхера, свесившейся с кровати и привязанной к ножке тяжелого кресла: рукава были засучены, повыше локтя, татуировкой были выжжены три слова: «In robore fortuna».
Клеймо убийцы Жана д’Аргонь.
Глава 6. В пути
Каждый день цирк Доротеи менял место. Ни в одном городе не задерживались на ночь.
Доротея была не похожа на себя. Ее веселость и игривость исчезли.
По утрам в первой же деревне, какая попадалась на пути, Доротея покупала газету, быстро пробегала ее и, не находя того, что ждала, раздраженно комкала. Кентэн поднимал отброшенную газету, расправлял смятые листы и тоже искал на всех страницах заголовка со знакомыми фамилиями. Ничего. Ни одного слова о преступлениях Эстрейхера. Никаких сообщений о его аресте.
Мрачное настроение Доротеи длилось целую неделю. Наконец на восьмой день ее лицо осветилось улыбкой. Она опять стала прежней — радостной, подвижной и ласковой. Кастор, Поллукс и Монфокон получили ни с того ни с сего долгожданную порцию поцелуев. Кентэн был обласкан очередным шлепком. В этот день состоялось представление цирка в городе Витре. Доротея была в ударе, прыгала, вертелась, танцевала, смеялась. Когда публика разошлась, она стала шалить и возиться с детьми. Неделя тоскливых дней была забыта.
Доротея взяла Кентэна с собой на прогулку. В узких и кривых переулках старого городка Витре она впервые рассказала ему о годах своего детства.
— Когда я совсем маленькой жила в имении, я уже тогда собирала всех деревенских ребят, и мы составляли отряд, который занимался борьбой с преступниками. Самым серьезным образом. Случится в деревне кража, украдут утку или овцу, еще и жандармам не успеют сообщить, а я уже расследую все дело. Обо мне и слава шла по округе, крестьяне соседних деревень приезжали советоваться со мной, тринадцатилетней девчонкой. «Настоящая колдунья», — говорили они. Но дело совсем не в колдовстве, Кентэн. Ты сам знаешь, что если я иногда прикидываюсь ясновидящей или гадаю на картах, то я рассказываю о том, что мне удалось случайно подметить на самом деле, от себя я ничего не выдумываю, все основываю на фактах. Самые сложные истории мне кажутся чрезвычайно простыми, и я только удивляюсь, как другие не замечают одной какой-нибудь детали, которая раскрывает все дело…
— Так, так, — заговорил Кентэн — Вот потому-то получилось, что серьги украл не Кентэн, а Эстрейхер. И не Кентэна, а Эстрейхера сажают в тюрьму. Так захотела, так и сделала.
Доротея рассмеялась.
— Я-то так захотела, это правда. Но вот суд, кажется, не склонен подчиняться моим желаниям… В газетах ни слова о роборэйской истории.
— Что же могло случиться? Куда дели этого негодяя?
— Не знаю.
— И не можешь узнать?
— Могу. — Как?
— Через Рауля Давернуа.
— Ты его увидишь?
— Я послала письмо.
— Он ответил?
— Да. Телеграммой. Помнишь, сегодня перед началом представления я ходила на почту.
— Что же он пишет?
— Он выехал из Роборэй и по дороге к себе в имение заедет в Витре повидаться с нами.
Она посмотрела на часы.
— Уже три. Идем.
Они находились в таком месте города, откуда было видно шоссе, вьющееся меж холмов.
— Смотри-ка, — сказала Доротея. — Мы можем стать здесь. Отсюда хорошо видно.
Они постояли несколько минут. Когда вдали на шоссе показался автомобиль, пошли к своему фургону, у которого играли трое ребят.
Когда автомобиль, в котором был Рауль Давернуа, приблизился к фургону, Доротея бросилась ему навстречу и крикнула:
— Не сходите, не сходите. Скажите только, арестован?
— Кто? Эстрейхер? — спросил Давернуа, смущенный таким приемом.
— Ну, конечно, Эстрейхер. В тюрьме?
— Нет. Он бежал.
Этого Доротея не ожидала.
— Эстрейхер бежал! Он на свободе?.. Какой ужас! И сквозь зубы прибавила:
— Боже мой… Боже мой! Зачем я там не осталась? Я бы не дала ему бежать.
Но так как сожаления ни к чему не приводили, Доротея не умела долго попусту горевать, она обратилась к Раулю с новыми вопросами:
— Почему вы так задержались в замке?
— Как раз из-за Эстрейхера.
— Напрасно. Сейчас же после его бегства вы должны были возвратиться к себе.
— Зачем?
— Вы забыли о своем деде… Я предупреждала вас.
— Во-первых, я ему написал и просил принять меры предосторожности, а во-вторых, я думаю, что вы преувеличиваете…
— Как? У него в руках золотая медаль, талисман, за которым охотится преступник. Эстрейхер об этом знает. И вы говорите, что опасность невелика!
— Но ведь этот талисман уже есть у Эстрейхера, потому что он убил вашего отца и взял его медаль.
Рауль хотел выйти из автомобиля, но Доротея не дала ему открыть дверцы:
