Марджори Эллингем - Кошелек предателя
— Сдается мне, что этот тип Пайн к нам крепко прилепился, — откровенно признался он. — Некоторые от любопытства просто голову теряют. Он с вами впервые встретился три дня назад и сам мне об этом сказал прошлым вечером. А со мной он и вовсе незнаком. Вы, наверное, и не думали, что кто-то будет так стараться обратить на себя внимание? Ну ладно, мы еще увидимся.
6
— Похоже, что Хатч нас покинул. Сейчас ужасно поздно.
Этими словами Ли Обри прервал затянувшуюся паузу. Он говорил с усилием, как будто долго обдумывая, что же ему сказать. Он, Кэмпион и Аманда сидели у камина в гостиной при неярких свечах, над ними нависло угрюмое молчание ночи. Они были здесь уже около часа. Кэмпион вернулся из дома Энскомба как раз, когда приглашенные на обед гости начали расходиться, и узнал, что хозяин дома хочет с ним побеседовать в более или менее официальной обстановке.
Он мечтал остаться с Амандой наедине. Он смотрел на нее, и она становилась ему все понятней и дороже. Как бы ни переоценивались ценности, какие бы ошибки он ни совершил в этом новом для него мире ночного кошмара, она была настоящей и надежной, живой частью его существа, которое он так болезненно открывал заново.
Она сидела в кресле между ними, свернувшись калачиком, внимательная и сдержанная. Аманда казалась очень юной, прекрасно воспитанной, но, и об этом он подумал с внезапным удовлетворением, не умной. Дорогая девочка. Конечно, девочка. В нем возобладало безрассудное и безответное чувство собственника, такое же, как у ребенка, дикаря, собаки. Он окинул Обри гневным взглядом.
Великий человек поднялся и прислонился к камину. Сперва он нахмурился, но потом заметная усмешка самоосуждения вновь искривила его тонкие губы. Он неожиданно рассмеялся.
— Кажется, — сказал он, — мы выяснили все, что надо. Энскомб упал и сломал себе шею. Утром я навещу бедную старую мисс Энскомб. Пока Хатч не соизволит нам доложить результаты, ничего другого не остается. У вас невероятно усталый вид, мой дорогой. Почему бы вам не лечь спать? Мы с Амандой задержимся еще на полчаса и решим, что нам дальше делать с Хатчем. Ты так не думаешь?
Последний вопрос был обращен прямо к Аманде и, когда он посмотрел на нее, выражение его лица настолько смягчилось, что эта перемена напомнила Кэмпиону какой-то спектакль. Однако Обри не сознавал, что выдал себя, да и вообще не привык относиться к себе объективно. Аманда отвела от него взор и вроде бы немного покраснела, хотя тусклый свет легко мог и обмануть. Ее раздосадовала его невольная откровенность, но она посмотрела ему прямо в глаза.
— Хорошо, — согласилась она.
Кэмпион встал. Прежде в обычном положении он бы непременно удивился, как-никак хозяева редко выпроваживают своих гостей спать. Но теперь он только смутился и недоумевал. Обри говорил властно, да, именно так и было, величественно, как король или, на самый худой конец, директор школы, не грубо, но словно он обладал особыми правами.
Сначала Кэмпион хотел отказаться от этого под любым предлогом и попросту навязать им свое общество, но Аманда выбила у него почву из-под ног.
— Спокойной ночи, Алберт, — сказала она.
Он отправился к себе в комнату и сел на кровать, не закрыв дверь, как мальчишка, измученный первым любовным приключением. Раньше до него не доходили и не могли дойти сказанные ей вечером слова. С тех пор на него обрушилось множество событий, и фантастичность его новой жизни позволила высветить происшедшие изменения. Сейчас к нему вернулось ощущение, что Аманда реальна, и она единственный живой человек в мире призраков. Она не лгала. Аманда не собиралась выходить за него замуж. В сравнении с этой катастрофой сразу поблекли все прочие беды и неурядицы — дикая игра в кошки-мышки с полицией, назойливое дружелюбие Пайна, вынудившего его раскрыться, а потом исчезнувшего неведомо куда и, Бог знает, с какой предательской и зловещей миссией. Теперь где-то в вышине его темного отчаяния возник новый страх. Боязнь за Аманду. Он понял, что это первая, неэгоистическая мысль, пришедшая к нему после катастрофы или, по всей вероятности, вообще впервые в жизни. Это был связано с чем-то мучительным, имеющим отношение к ней и Обри. Когда-то он знал об этом, но сейчас напрочь забыл. Он должен был от чего-то ее защитить. Он отвечал за нее так же, как и за то, что ныне стремительно приобретало огромные масштабы. Очевидно, он привык брать на себя ответственность. Жаль, что он почти ничего не помнит.
Он встал с кровати и направился наверх. Как ему показалось, это путешествие длилось целую вечность, его шаги заглушал тяжелый ковер. Свет горел очень ярко, с холодным блеском, видно, как и всегда в глубокую полночь. Когда дверь в гостиную открылась, он без колебаний приблизился к балюстраде и поглядел вниз.
— Спокойной ночи, Аманда.
Низкий, приятный голос Обри был мягок, в каждом его слове угадывался скрытый смысл. Он стоял у двери, наклонив голову, хохолок его густых волос по-мальчишески торчал. Ли держал Аманду за руку и раскачивал ее взад-вперед в том небрежном стиле, который Джеральд Дю Морье с успехом использовал во многих своих пьесах. Вряд ли кто-либо назвал его красивым, но держался он с небрежной элегантностью, выглядевшей странной при его крупной, массивной фигуре.
У Кэмпиона создалось впечатление, что Аманда слегка взволнована и ситуация, в которой она очутилась, для нее непривычна.
— Спокойной ночи, Ли, — ответила она как-то по школьному, стараясь говорить заученно и сухо. Повернувшись, она заспешила наверх и, порозовевшая, запыхавшаяся, столкнулась с Кэмпионом.
Она поразилась, увидев его, и начала подыскивать первое попавшееся объяснение.
— В чем дело? — сурово спросила она. — Что случилось?
— Я хочу поговорить с тобой.
— Да. Но о чем же? Я надеюсь, больше ничего страшного не произошло?
Она как будто ждала несчастья и бросилась к нему в комнату, полагая обнаружить там его признаки.
Он последовал за ней и закрыл дверь. Если бы там были засовы, он запер бы на них.
— Ты должна мне сказать, — начал он, — я весь вечер пытался это узнать.
— Что?
— Какой сегодня день?
Она в упор посмотрела на него. Ее светло-карие глаза расширились от изумления. Когда он в ответ взглянул на нее, ее тонкие брови вытянулись в прямую линию и она густо покраснела от гнева.
— Ты, что же, слоняешься ночью по лестнице только чтобы спросить меня об этом. Ты поразительно странно себя ведешь, тебе не кажется?
Конечно, так и было. До него это дошло в тот момент, когда она ему сказала. Для непосвященного его поведение и важнейший вопрос объяснялись просто, он действовал как ревнивый мальчишка. Он почувствовал, что разозлился на нее за собственную беспомощность.
