Энн Перри - Вор с Рутленд-плейс
— Мне это понравилось. — Шарлотта не собиралась уступать. — Она была очень вежлива, а это, в конце концов, важно.
— А мисс Лагард тоже была вежлива? Чересчур уж она застенчива. Девушка, похоже, вообще не умеет флиртовать, — отрезала бабушка. — Никогда не найдет себе мужа, если будет ходить с таким отрешенным видом, какая бы хорошенькая мордашка у нее ни была. Мужчины, знаешь ли, не женятся только на лице!
— И это хорошо для большинства из нас, — не менее едко отозвалась Шарлотта, глядя на чуть крючковатый бабушкин нос и глаза под тяжелыми веками.
Старуха сделала вид, что не поняла намека, и холодно повернулась к Кэролайн.
— К тебе приходили, пока тебя не было.
— Вот как? — без особенного интереса отозвалась Кэролайн. Вполне обычное дело — пока ты наносишь дневные визиты, тебя обязательно хоть кто-то да посетит. Тоже часть ритуала. — Надеюсь, они оставили карточку, и Мэддок скоро ее принесет.
— И ты не хочешь узнать, кто это был? — фыркнула бабушка, глядя Кэролайн в спину.
— Не особенно.
— Тот француз со своими иностранными манерами. Забыла его имя. — Она предпочитала не запоминать его, потому что оно не английское. — Но портной у него хороший, я за тридцать лет лучшего не видела.
Кэролайн оцепенела. В комнате повисла тишина настолько полная, что можно было представить, будто слышишь колеса проезжающих через две улицы экипажей.
— Вот как? — повторила Кэролайн неестественно небрежным голосом и запнулась, как если бы порывалась выпалить что-то еще, но заставила себя подождать, чтобы произносить слова одно за другим. — Он что-нибудь говорил?
— Само собой разумеется, он что-то говорил! Или ты думаешь, он стоял тут как истукан?
Оставаясь спиной к присутствующим, Кэролайн вытащила из вазы один нарцисс, укоротила стебель и вернула цветок обратно.
— Что-нибудь интересное?
— Кто в наши дни говорит что-нибудь интересное? — ворчливо ответила бабушка. — Героев больше нет. Генерала Гордона убили эти дикари в Хартуме. Даже мистер Дизраэли умер — впрочем, он уж точно героем не был! Да и джентльменом, если уж на то пошло. Но он был умен. Все воспитанные люди покинули этот свет.
— Месье Аларик был невежлив? — удивилась Шарлотта. На Парагон-уок он был таким безупречно непринужденным и запомнился ей безупречными манерами, даже если за ними часто угадывался юмор.
— Нет, — неохотно призналась бабушка. — Он был вполне вежлив, но ему-то иначе и нельзя. Родись он лет на сорок раньше, может, из него бы что-то и вышло. Нынче же нет ни одной приличной войны, на которую мужчина может отправиться и проявить себя, просто нет. По крайней мере, во времена Эдварда был Крым… хотя он и не ходил туда.
— Крым на Черном море, — заметила Шарлотта. — Не понимаю, какое он имеет к нам отношение.
— В тебе нет патриотизма, — обвинила ее бабушка. — Никакого чувства Империи! В том-то и беда с молодыми. Они не великие!
— Мсье Аларик не оставил записки? — Кэролайн наконец повернулась. Лицо ее пылало, но голос звучал безупречно ровно.
— А должен был? — Бабушка прищурилась.
Кэролайн вдохнула и выдохнула, прежде чем ответить.
— Поскольку я не знаю, зачем он приходил, — она направилась к двери, — то подумала, что он мог оставить записку. Пойду спрошу Мэддока. — И она выскользнула из гостиной, оставив Шарлотту и старую леди наедине.
Шарлотта колебалась. Стоит ли задать вопросы, которые теснятся у нее в голове? Зрение у бабушки плохое, она не видела, как была напряжена Кэролайн, как медленно, с усилием, она повернула голову. Однако слух у бабушки отличный — когда она хочет услышать, — а ум по-прежнему такой же острый и практичный, как и прежде. Но Шарлотта осознала, что бабушка не может сказать ей ничего, о чем бы она сама уже не догадалась.
— Пожалуй, пойду узнаю, не выделит ли мама экипаж отвезти меня домой, — сказала она через минуту-другую. — Пока не стемнело.
— Как пожелаешь, — хмыкнула бабушка. — Я вообще не знаю, для чего ты приезжала. Только чтобы нанести визиты?
— Повидать маму, — ответила Шарлотта.
— Дважды на неделе?
Шарлотта не была расположена спорить.
— До свидания, бабушка. Рада видеть, что ты в добром здравии.
Старая леди фыркнула.
— С гонором, — сухо сказала она. — Никогда не умела себя вести. Вот и мужа взяла ниже себя. И в свете нипочем не преуспела бы.
Всю дорогу домой, мягко покачиваясь в отцовском экипаже на рессорах, Шарлотта была слишком поглощена своими мыслями, чтобы сполна ощутить и насладиться удобствами данного вида транспорта в сравнении с омнибусом.
Было ясно как божий день, что интерес Кэролайн к Полю Аларику отнюдь не случаен. Шарлотта помнила слишком много идиотских подробностей собственного пылкого увлечения своим зятем Домиником до того, как встретила Томаса, и не могла ошибиться. Ей было знакомо и деланое безразличие, и хватающие спазмы в животе, с которыми ничего нельзя поделать, и замирание сердца, когда упоминали его имя, когда он улыбался ей. Теперь все это казалось невероятно глупым, и она сгорала от смущения при одном лишь воспоминании.
Но Шарлотта узнавала то же чувство в других; ей доводилось и раньше наблюдать его, и не раз. Теперь она поняла, отчего цепенеет Кэролайн, откуда этот притворно небрежный голос, вымученное безразличие, не удержавшее ее, однако, от того, чтобы чуть ли не бежать к Мэддоку узнать, не оставил ли Аларик записку.
В медальоне наверняка портрет Поля Аларика. Неудивительно, что Кэролайн хочет его вернуть! Это не какой-то там безымянный обожатель из прошлого, но лицо, узнать которое может любой из обитателей Рутленд-плейс, даже мальчишки-коридорные и посудомойки.
И этого никак нельзя объяснить. Нет никакой причины, кроме одной, чтобы носить медальон с его портретом…
К тому времени, как она приехала домой, Шарлотта приняла решение кое-что рассказать об этом Питту и спросить его совета просто потому, что нести эту ношу в одиночку ей было не по силам. Правда, она не сказала мужу, чей портрет в медальоне.
— Не предпринимай ничего, — с серьезным видом посоветовал Томас. — Будем надеяться, что он потерялся на улице и свалился где-нибудь в сточную канаву или кто-то украл его и продал или отдал и его больше никогда не увидит никто, имеющий хотя бы отдаленное представление, кому он принадлежит или чей в нем портрет.
— Но как же мама? — горячо воскликнула Шарлотта. — Она определенно увлечена этим мужчиной и не намерена отсылать его прочь.
Тщательно взвешивая слова, Томас наблюдал за лицом жены.
— Еще какое-то время, возможно. Но она будет осмотрительна. — Он увидел, как Шарлотта набрала в грудь воздуха, чтобы возразить, и накрыл ее руки ладонью. — Моя дорогая, ты тут ничего не можешь сделать, и даже если бы могла, не имеешь права вмешиваться.
