Энн Перри - Вор с Рутленд-плейс
— Спасибо, но нам не хотелось бы причинять вам неудобства, — отозвалась Кэролайн, отклонив предложение принятой формулой. Было бы не слишком вежливо сказать, что они уже пили чай в другом доме. Она повернулась к каминной полке. — Какая занятная картина! Почему-то раньше я ее не замечала.
Лично Шарлотта у себя в доме такую не повесила бы, но вкусы бывают разные.
— Вам нравится? — Элоиза вскинула глаза, на лице промелькнуло радостное удивление. — Я всегда считала, что она придает дому мрачноватый вид, хотя на самом деле это совсем не так. Но Тормод ее очень любит, поэтому я позволила повесить картину здесь.
— Как ваш загородный дом? — задала Шарлотта, не придумав ничего лучшего и зная, что ответ обеспечит их темой на несколько минут вежливого разговора.
Они все еще обсуждали различия между городом и деревней, когда дверь открылась и вошел молодой человек, как сразу поняла Шарлотта, брат Элоизы. Та же шапка темных волос, те же большие глаза и бледная кожа. Большого сходства черт, однако, не наблюдалось, ибо у него был более высокий лоб с зачесанными назад широкой волной волосами и прямо-таки орлиный нос. Рот широкий, готовый с одинаковой легкостью и смеяться, и — сделала вывод Шарлотта — дуться. Сейчас он прошел вперед с непринужденной, вполне естественной грацией.
— Миссис Эллисон, какое удовольствие видеть вас. — Он приобнял Элоизу. — Полагаю, я не знаком с вашей спутницей?
— Моя дочь, миссис Питт, — улыбнулась Кэролайн. — Мистер Тормод Лагард.
Он склонился в легком поклоне.
— Добро пожаловать на Рутленд-плейс, миссис Питт. Надеюсь, мы часто будем видеть вас.
— Вы очень любезны, — отозвалась Шарлотта. Тормод сел рядом с Элоизой на широкий диван. — Думаю, что теперь, с приближением весны, я буду навещать маму чаще, — добавила она.
— Боюсь, зима весьма суровая, — ответил Лагард. — Куда больше хочется жаться к огню, чем ходить с визитами. Мы довольно часто уезжаем в наш загородный дом и просто закрываем двери на весь январь и февраль.
Лицо Элоизы оживилось, словно ей вспомнилось что-то очень приятное. Девушка ничего не сказала, но Шарлотте показалось, что она увидела у нее в глазах отражающийся свет Рождества с елкой и фонариками, сосновыми поленьями и горячими тостами и долгие, счастливые часы дружеского общения, настолько легкого и непринужденного, что и слова не нужны.
Тормод полез в карман и вытащил маленький пакетик.
— Вот. — Он протянул его Элоизе. — Взамен того, что ты потеряла.
Она взяла пакетик, посмотрела на брата, потом на маленький сверток в своей руке.
— Открой! — приказал Тормод. — Он самый обычный.
На лице Элоизы, когда она открывала пакет, было написано удовольствие и предвкушение.
Внутри оказался маленький крючок для застегивания пуговиц с серебряной ручкой.
— Спасибо, дорогой, — мягко проговорила она. — Ты такой внимательный. Хотя, вполне вероятно, я сама виновата. Теперь буду чувствовать себя ужасно глупо, если прежний найдется, и окажется, что я просто куда-то его сунула. — Она посмотрела на Шарлотту, взглядом выражая извинение и чуточку смущения. — Я потеряла свой старый крючок, который был у меня уже много лет. Думаю, выпал из сумочки, но я вполне могла положить его куда-нибудь и забыть.
Желание Шарлотты выяснить побольше оказалось сильнее благих намерений помалкивать на эту тему.
— Хотите сказать, что его могли украсть? — спросила она, изобразив удивление.
Тормод отмахнулся.
— Такое иногда случается. Мысль неприятная, однако надо смотреть в лицо реальности — слуги подворовывают время от времени. Но поскольку это, похоже, случилось в чужом доме, лучше ничего не говорить. Было бы весьма дурным вкусом смутить кого-то из друзей, рассказав об этом. Кроме того, как говорит Элоиза, он еще может найтись — хотя теперь я сомневаюсь.
Кэролайн нервно прочистила горло.
— Но следует ли попустительствовать воровству? — спросила она нерешительно. — Я имею в виду, правильно ли это?
Тон Тормода ничуть не изменился, оставшись таким же небрежным и легким. Он улыбнулся с чуть заметным налетом сожаления.
— Полагаю, нет, если ты уверенно знаешь, кто украл, и имеешь тому доказательство. Но мы не уверены. Единственное, чего мы добьемся, это возбудим подозрения, и, вероятно, весьма несправедливые. Лучше уж оставить все как есть. Расспросы могут повлечь за собой цепь событий, которые трудно будет остановить. Крючок с серебряной ручкой едва ли стоит всего того раздражения, страха и сомнений, которые поднимут расспросы.
— Думаю, вы совершенно правы, — быстро проговорила Шарлотта. — В конце концов, когда некая вещь пропала неизвестно когда и где, это совсем не то, что знать точно, кто ее украл.
— Весьма благоразумно. — Тормод сверкнул улыбкой. — Крики «Держи вора!» не всегда способствуют свершению правосудия.
Прежде чем Кэролайн смогла защитить свою точку зрения, служанка объявила еще одну гостью.
— Миссис Денбай, мэм, — обратилась она к Элоизе. — Сказать, что вы примете ее?
Лицо Элоизы едва заметно напряглось. В другом свете, дальше от окна, перемена в лице могла бы быть и вовсе не видна.
— Да, конечно, Берил.
Амариллис Денбай была из тех женщин, рядом с которыми Шарлотта чувствовала себя неуютно. Она вошла в гостиную с уверенным видом всегдашнего успеха и своей безусловной важности. Назвать ее красавицей решился бы не каждый, но лицо с большими глазами и пухлыми изогнутыми губами было не лишено привлекательности, чему способствовала и аура невинной девочки-подростка, еще не понимающей потенциала своей возбуждающей страсть женственности. Пышная масса белокурых волнистых волос была уложена небрежно ровно настолько, чтобы не выглядеть неестественными. Дабы достичь такого эффекта, требовалась очень искусная горничная. Платье ее было бесспорно дорогим — ни в малейшей степени не нарочитым, но Шарлотта знала, сколько стоит скроить его так умно, чтобы бюст смотрелся чуть пышнее, а талия — на несколько дюймов уже.
Представление прошло по полной форме. Амариллис смерила Шарлотту оценивающим взглядом и тут же переключила внимание на Тормода.
— Вы придете на суаре к миссис Уоллис в четверг? Очень надеюсь, что придете. Я слышала, пианист, которого она пригласила, великолепен. Уверена, вам понравится. И Элоизе, разумеется, тоже, — добавила она с запоздалой вежливостью.
— Думаю, мы придем, — ответил Тормод и повернулся к Элоизе. — У тебя ведь ничего другого не запланировано, дорогая?
— Ничего. Если этот пианист и впрямь так хорош, будет большим удовольствием его послушать. Я только надеюсь, гости не станут так сильно шуметь, что его не будет слышно.
