Жорж Сименон - Приятельница мадам Мегрэ
— Лиотар, конечно, будет протестовать, но вы все равно приходите. Только чтобы не было понятно, что вы знали о допросе.
Забавно, что Мегрэ в глаза не видел этого Лиотара, который стал, судя по прессе, прямо-таки его личным врагом.
Сегодня утром газеты опять напечатали комментарий молодого адвоката по поводу новых обстоятельств дела.
«Мегрэ — полицейский старой школы, представитель той эпохи, когда господа с набережной Орфевр могли по своей воле допрашивать с пристрастием до тех пор, пока изнуренный человек не сознавался, могли целыми неделями не отпускать его, без малейшего стеснения копаться в частной жизни, а все хитрости и уловки рассматривались как честная игра — игра по правилам.
Он один еще не отдает себе отчета в том, что сегодня для просвещенной публики все это шито белыми нитками.
Итак, что же происходит на самом деле?
Мегрэ доверился анонимке, сочиненной каким-то шутником. Упрятал честного человека в тюрьму, а теперь не способен выдвинуть против него сколько-нибудь серьезное обвинение. Он упорствует. Вместо того чтобы признать себя побежденным, пытается выиграть время и, забавляя галерку, призывает на помощь мадам Мегрэ, украшая клубничкой сентиментальный роман.
Поверьте, господа, Мегрэ — это человек, безнадежно отставший от времени!»
— Ты остаешься работать со мной, малыш, — сказал комиссар Лапуэнту. — Только вечером, уходя, будешь спрашивать, что можно рассказать сестре, согласен?
— Да я ничего ей больше не расскажу.
— Расскажешь все, что я попрошу.
И Лапуэнт стал адъютантом Мегрэ, что было не без пользы, ибо уголовная полиция все больше походила на штаб-квартиру.
Кабинет Люка, Большого Тюренна, оставался центром, куда прибегали гонцы со всех этажей. Внизу, в полиции нравов, инспектора вновь и вновь изучали карточки постояльцев гостиниц в поисках Левина или кого угодно, кто мог иметь отношение к троице с ребенком.
Накануне ночью большинство обитателей меблированных комнат в Париже были неприятно поражены, когда разбудившая их полиция самым придирчивым образом принялась изучать их удостоверения личности, из-за чего полусотне мужчин и женщин, у которых документы были не в порядке, пришлось провести остаток ночи в «Депо» — отделении предварительного заключения на набережной Орфевр, где они сейчас стояли в длинной очереди, ожидая, пока ими займутся.
На вокзале было установлено наблюдение за пассажирами; через два часа после выхода газет начались звонки, и скоро Люка вынужден был посадить инспектора только для ответов на них.
Люди видели мальчика повсюду, в самых разных уголках Парижа и пригородов, одни — с дамой в белой шляпке, другие — с господином, у которого был иностранный акцент.
Прохожие подбегали к регулировщикам и полицейским на улице:
— Идите скорей! Там за углом — мальчик.
Проверяли все, приходилось все проверять, чтобы не упустить ни единого шанса. С самого раннего утра три инспектора ходили по гаражам.
Сотрудникам отдела по борьбе с наркотиками тоже пришлось всю ночь заниматься делом Стёвельса. Ведь сказала же хозяйка «Приятного отдыха», что ее постоялец раньше часа ночи почти никогда не приходил. Требовалось узнать, не был ли он завсегдатаем ночных заведений, порасспросить барменов и танцовщиц.
Мегрэ после летучки у шефа сновал по всему зданию, почти всегда в сопровождении Лапуэнта, — то спускался в полицию нравов, то поднимался к Моэрсу в отдел экспертизы, то подходил к телефону, а то и выслушивал очередные свидетельские показания.
В начале одиннадцатого позвонил еще один шофер такси. Он не мог позвонить раньше, потому что ездил в Дрё, отвозил туда больную старушку, не пожелавшую ехать поездом.
Это он посадил молодую даму с ребенком на площади Сент-Огюстен, он прекрасно помнит ее.
— Куда вы ее доставили?
— На угол улицы Монмартр и Больших бульваров.
— Их там ждали?
— Я никого не заметил.
— Не обратили внимания, куда они пошли?
— Они тут же растворились в толпе.
Отелей в том районе было полным-полно.
— Обратись опять в полицию нравов! — сказал Мегрэ Лапуэнту. — Пусть прочешут весь район вокруг этого перекрестка. Если они не потеряют хладнокровия и будут сидеть тихо, у нас нет никаких шансов их найти.
Торранс, вернувшись из Конкарно, отправился на улицу Тюренн, чтобы снова, как он выразился, «проникнуться атмосферой».
Жанвье прислал свой отчет и продолжал следить за Альфонси.
Накануне Альфонси встретился с Филиппом Лиотаром в ресторане на улице Ришелье: они ужинали, безмятежно болтая. Потом к ним присоединились две женщины, ни одна из них никоим образом не была похожа на даму в шляпке. Одна — секретарша адвоката, высокая блондинка с повадками начинающей актрисы. Другая ушла с Альфонси.
Они вдвоем отправились в кино возле Оперы, а потом в кабаре на улице Бланш, где пробыли до двух часов ночи.
Затем экс-инспектор повел свою спутницу в гостиницу на улице Дуэ, где он живет.
Жанвье снял комнату в той же гостинице и теперь звонил оттуда:
— Они еще не вставали. Я жду.
Незадолго до одиннадцати Лапуэнт, сопровождая Мегрэ, побывал на первом этаже дома на набережной Орфевр, в помещениях, о существовании которых он и не знал. Они шли по длинному пустому коридору, где окна выходили во двор, и на одном из поворотов Мегрэ остановился, прижав палец к губам.
Полицейский фургон въезжал во двор сквозь арку «Депо». Трое-четверо полицейских курили, поджидая машину. Еще двое вышли из фургона, выпустив сначала огромную низколобую бабу в наручниках. Мегрэ ее не знал. По его делам она не проходила.
Потом появилась старушонка, которая вполне могла быть прислужницей в храме, но ее уже раз двадцать арестовывали за карманничество. Она привычно шла рядом с полицейским, мелко семеня в своей слишком широкой юбке; дорога к следователям ей была хорошо знакома.
Солнце ярко светило, в голубовато-прозрачном воздухе пахло весной, жужжали проснувшиеся уже мухи.
Затем из фургона показалась рыжая голова Стёвельса, на нем не было ни шляпы, ни кепки; костюм был слегка измят. Выйдя, он остановился, словно удивившись солнцу, было видно, как за толстыми стеклами очков он слегка прищурил свои большие глаза.
Ему надели наручники, как и толстухе; это правило теперь строго соблюдалось: несколько подсудимых сбежали именно из этого двора, последнему даже удалось удрать из коридоров Дворца правосудия.
Ссутулившийся Стёвельс несомненно был ремесленником-интеллектуалом, из тех, что читают все подряд и не знают никакой другой страсти, помимо работы.
