Сергей Саканский - Тайна Марии Целесты
Так или иначе, но все это торможение работало на главную идею Жарова, на его метод расследования, который он выстрадал путем долгой практики и глубокого теоретизирования. Искусство и жизнь настолько переплетены в реальности, что в какой-то момент принципы искусства начинают работать и в жизни. Надо лишь вовремя поймать этот момент и воспользоваться им. Только потому, что Жаров смотрел на расследование как на какой-то сверхсценарий, который пишет некий высший автор, всем им, в этой долгой общей работе, и удавалось найти ключи даже к самым немыслимым тайнам.
Меж тем Клюев что-то сказал часовому, тот кивнул и передал вглубь помещения:
– Бакунин, на выход!
Маленький щуплый человек поднялся, переступил через ноги киллера, словно через пару огромных бревен, и вошел в помещение редакции.
– Садитесь, – сказал Пилипенко и вывернул из-за стола компьютерное кресло Жарова.
– Обычно говорят «присаживайтесь», – пробурчал Бакунин.
– А вы вот садитесь, – твердо повторил Пилипенко.
Бакунин сел.
– Представьтесь, пожалуйста, – попросил следователь.
– Бакунин Борис Андреевич, – сказал новый фигурант и выжидательно посмотрел на следователя.
– И что же вы замолчали? – спросил тот. – Расскажите, кто вы и чем занимаетесь. Повторите все, что сообщили на предварительном следствии.
– Я это. Особых дел мастер, – с натянутой улыбкой проговорил Бакунин.
Жаров с удивлением оглядел его: маленький, довольно пожилой человек в крупных очках, лысоватый, с выпуклым лбом, что делало его похожим на классического инопланетянина.
– Продолжайте! – подтолкнул его следователь. – Нам всем очень интересно.
– Ну, я того, – промямлил Бакунин. – Помогаю людям порой начать новую жизнь.
Жаров встрепенулся:
– Вы акушер-гинеколог?
Бакунин замахал ручонками.
– Нет, что вы! Я всего лишь художник.
– Не стесняйся, – ехидно подхватил следователь, уже переходя на «ты». – Расскажи нам, что ты там такое рисуешь?
Бакунин опустил голову, ответил уныло:
– Новые документы.
– Фальшивые, – зловеще прошептал следователь.
Бакунин вдруг возмутился, вскинул голову:
– Пардон, настоящие!
Пилипенко резко обернулся к Клюеву.
– А что же он у тебя без браслетов?
Клюев развел руками.
– Так он не задержанный. И почему ему надо быть в браслетах?
– Потому что он убивает людей.
Все присутствующие с удивлением посмотрели в сторону Бакунина. Тот сидел, опустив большую голову на тонкой шее, словно нашкодивший мальчишка. Наконец, ответил:
– Я это... Еще никого своими руками...
– Заказываешь, батенька! – выкрикнул Пилипенко. – Вот что нам сообщили из Одессы.
Он взял со стола Минина лист бумаги, оглядел его, держа на вытянутой руке. Проговорил:
– Две недели назад Шурупов Сергей Александрович перевел значительную сумму на счет Евстигнеева Олега Григорьевича, жителя поселка Мирный Тюменской области. И не просто значительную сумму, а все свое состояние.
Шурупова встрепенулась:
– Как это все состояние? Зачем? Да кто такой этот Евстигнеев?
Она с недоумением переводила взгляд с Пилипенки на Бакунина. Следователь сказал:
– Поведай почтенной публике, кто такой Евстигнеев?
– Он того...
Бакунин замолк, умоляюще глядя на следователя.
– Тогда я расскажу, – со вздохом начал Пилипенко. – Замечу сначала, как вообще здесь оказался гражданин Бакунин. Среди камней на дне моря, в мире крабов и раковин, неподалеку от того места, где пристала к берегу яхта, мы обнаружили мобильный телефон покойного.
Минин, словно некий ассистент в театральной постановке, достал из обувной коробки телефон и продемонстрировал его публике.
– Звонок от этого человека, – Пилипенко указал на Бакунина, – был записан в памяти аппарата. Как и ваши сообщения, между прочим, – следователь обернулся к Груздевой с грустной улыбкой.
Девушка вспыхнула:
– Значит, вы прочитали, о чем и Сергей писал мне?
– И это стало ключом к разгадке, – сказал следователь. – Теперь о Евстигнееве из поселка Мирный.
Он заглянул в листок, словно в шпаргалку.
– Одинокий, несчастный пьяница, – следователь посмотрел на Шурупову. – Ваш муж перевел ему все свое состояние, но никогда в жизни не видел этого человека. Неделю назад Евстигнеев исчез. Думаю, что он убит. И вряд ли будут найдены его останки.
Особых дел мастер Бакунин хотел было что-то сказать, но изумленный возглас Шуруповой перебил его:
– Я ничего не понимаю!
– Немного терпения, – сказал ей следователь и вновь обратился к Груздевой. – По вашим показаниям, вы приехали в Ялту для того, чтобы встретиться с Шуруповым Сергеем и просто провести с ним несколько дней, так?
– Да уж... – прокомментировала Шурупова, бросив на девушку полный отвращения взгляд.
Груздева выглядела возмущенной. Высоким голосом отчеканила:
– Все уже выяснялось неоднократно. Да, я ждала Сергея в Ялте. Да, я увидела яхту. Она шла полным ходом к берегу. На звонки Сергей не отвечал. И я поторопилась встретить яхту на берегу.
Пилипенко глубоко вздохнул:
– Все было не так, как вы нам рассказываете. Вы действительно находились на пляже в Ореанде, когда яхта подошла к берегу, и вправду влезли на борт.
– Разве я отрицаю? Должна же я была узнать, что случилось на яхте...
Пилипенко махнул рукой.
– Дело не в этом. Вот как все было на самом деле. Вы спустились в каюту, открыли платяной шкаф и разбросали вещи по полу, имитируя беспорядок. Включили газовую плиту, на которой стоял кофейник.
– Да, я сделала это! – сказала Груздева.
– Зачем? – не выдержал Жаров.
– Это, может быть, трудно объяснить...
– А вы попробуйте, – подбодрил девушку Пилипенко.
Груздева, после некоторого колебания, заговорила тихим голосом:
– Сергей позвонил с борта яхты и коротко сообщил, что... Принял решение. Попрощался. И прекратил разговор. Я перезвонила, но он уже не отвечал. Пеленг аппарата показывал, что яхта идет к берегу в районе «Ореанды». Я предположила самое худшее: он все же осуществил задуманное. Сам прыгнул, а телефон бросил на палубу. Аппарат работал, значит, он не утонул вместе с ним. И надо было избавиться от этого телефона. Я взяла машину и помчалась к «Ореанде». Я должна была перехватить яхту прежде, чем это сделает кто-либо другой!
– Зачем, милочка? – с отвращением проговорила Шурупова.
– Я не с вами разговариваю, – не глядя на нее, сказала Груздева. – Дело в том, что я не могла допустить, чтобы о Сергее осталась именно такая память. Что он покончил с собой. Это противоречит религии. Сергей был христианином при жизни и должен был остаться им навсегда.
