Колин Декстер - Тайна Пристройки 3
— Совсем мало.
— Правда? Но у вас были люди только в трех из четырех номеров в пристройке!
Да, он был прав. Он, похоже, был из тех противных людей, которые знают, что всегда правы.
— Эта старая дева раньше останавливалась у вас? — продолжил Морс.
— Что вас заставляет думать, что она старая дева, инспектор?
— Так имя-то какое — Дорис Аркрайт! Предполагаю, что это цветущая девяностолетняя бабка и водит старый «Остин».
Сара открыла рот, но сразу же закрыла. Морс (наблюдавший за ней) нацепил очки на свой еврейский нос и снова оглядел краткое письмо Дорис Аркрайт.
— Думаете, что она имеет какое-то отношение к случившемуся? — спросила Сара.
— Думаю ли? — Он выждал несколько полных напряжения секунд, потом снял очки и посмотрел на нее со смехом. — Нет, не думаю, что она вообще имеет какое-то отношение к убийству. А вы, мисс Джонстон, имеете?
Десятая глава
Среда, 1го января, ночь
Был недавно Диавл врачом, он могильщиком ныне:
То, что могильщик творит, то же и врач совершал.
Льюис с трудом вспоминал события следующих двух часов позднего вечера 1-го января. Большая часть первоначальных волнений поутихла, даже убийство перестало быть чем-то поразительным. Отель «Хауорд» стал теперь просто неприветливым местом, помещения его с высокими потолками освещали неоновые лампы, гости стояли или сидели небольшими группками — тихие, серьезные, ожидающие. Морс попросил его проверить имена и адреса всех гостей, а также кратко допросить как можно больше свидетелей — а Филлипса заняться остальными. Кроме того он дал задание сделать краткую запись событий прошлого вечера, а также настроить свои передатчики (почти в метафизическом смысле, как оказалось) на любые сигналы — будь то звонок психопата или загробное послание от недавно почившего. Праздничные мероприятия — все, включая пантомиму, были отменены, и теперь отель притих, не слышалось даже стука бильярдных шаров из зала для игр, что лучше всего свидетельствовало о том, что убийство это действительно нечто серьезное.
Сам Льюис никогда не встречал Рождество или Новый год вне дома с тех пор как женился. И хотя знал, что семейная жизнь не устлана розами, он никогда не испытывал потребности вырваться из своего скромного дома в Хедингтоне в такие праздники. И все же сейчас — как ни странно, имея в виду сложившиеся обстоятельства — он впервые увидел и привлекательные стороны, как то: ни сумасшедшей беготни по магазинам в последний момент, ни готовки в предпраздничные дни салатов и соусов, ни липких кастрюль, ни груды грязной посуды. Да! Может быть, Льюис подкинет эту идею «своей половинке», поскольку допрашивая гостей одного за другим, он все больше уяснял, что все они чудесно развлекались. Пока не нашли убитого мужчину.
Льюис смутно представлял, где точно Морс провел все это время. В частности, Льюис слышал, как главный инспектор долго говорил с женщиной на рецепции — достаточно приятная дама (как позже разглядел Льюис) — она отвечала тихо, ее буржуазные манеры приятно контрастировали с грубыми вопросами, задаваемыми Морсом. Он, вероятно, все еще был раздражен пререканиями с Филлипсом, и не понимал, что изливает свое плохое настроение на всех, включая и Сару Джонстон.
Сразу после 22:00 полицейский врач вернулся в отель, с неизменной сигаретой в зубах, с черным саквояжем в одной руке и с двумя листками формата А4 в другой.
Втроем они — Макс, Морс и Льюис — уселись в пустом зале для игр.
— Ладно, Макс, давай! — сказал Морс.
Врач бросил беглый взгляд на свои заметки, после чего начал.
— Первое: он член, Морс.
— Он кто?
— Он член организации «Белые англосаксонские протестанты», хотя с таким же успехом мог бы быть и католиком.
— Разумеется.
— Второе: возраст между тридцатью и сорока годами, хотя, в сущности, ему может быть как двадцать девять, так и сорок один.
— Или сорок два, — сказал Морс. Врач кивнул:
— Или двадцать восемь.
— Продолжай!
— Третье: рост пять футов и семь с половиной дюймов. Перевести в метры, Морс?
— Нет, если данные в дюймах точны.
— Не могу гарантировать.
— Господи!
— Четвертое: одет в маскарадный костюм, под карибца.
— Большое открытие!
— Пятое: у него парик: черный и кудрявый.
— Что не помешало бы и некоторым из нас!
— Шестое: у него косички.
— Какие?
— Длинные, тонкие, и на их концах вплетены мониста.
— Я их видел! Только не знал…
— Седьмое: эти косички прикреплены к шапке, в которой он был. Восьмое: это шапка в виде мешка с высоким верхом, из ткани в черносеробелые клетки, набитая туалетной бумагой. Хотите знать марку?
— Нет!
— Девятое: его лицо вымазано черной краской, которая используется в театральных постановках.
Морс снова кивнул.
— Десятое: эта окраска достигает воротника его рубашки, точно около выреза. Обратная сторона его рук тоже намазана, Морс, но не ладони.
— Это так важно?
— Одиннадцатое, — врач не обратил внимания на вопрос, — его голубая рубашка на шести пуговицах, спереди застегнуты все, кроме последней, с длинными рукавами. Она выглядит совсем новой и вероятно впервые одета им, — Морс ничего не сказал. — Двенадцатое: его белые брюки сшиты из какой-то дешевой летней ткани, кое-где поизносившейся.
— И ничего в карманах, — сказал Морс, но не в форме вопроса.
— Тринадцатое: на шее у него три цепочки — бижутерия, которую можно купить по случаю повсюду.
Морс начал выказывать признаки нетерпения.
— Четырнадцатое: на полу, точно около кровати, нашли солнцезащитные очки.
— Хотите сказать, что они упали с его ушей?
— Они действительно упали с его ушей.
— Понимаю.
— Пятнадцатое: фальшивые усы, приклеенные очень крепким клеем — все еще держатся. Шестнадцатое: пара высоких до колен сапог на высоких каблуках из искусственной кожи, уже залоснившихся.
— Макс, вы уверены, что в постели не было женщины?
— Семнадцатое: время смерти — трудно определить.
— Этого можно было ожидать.
— Предположительно от шестнадцати до двадцати четырех часов перед обнаружением трупа. Но температура в комнате была около точки замерзания, что всегда спутывает вычисления.
— То есть?
Впервые врач не выглядел особо довольным собой:
— Как уже сказал, Морс, это очень трудно.
— Но вы никогда не даете точное предположение когда…
