Жорж Сименон - Маньяк из Бержерака
— А если это не самоубийство?
— Есть очень убедительные версии. Какой-нибудь крестьянин ночью, может быть, после того, как тот на него напал, выстрелил… А потом испугался последствий — это, в общем, в духе крестьянской психологии…
— А нападение на свояченицу доктора?
— Об этом они тоже говорили. Можно допустить, что кто-то неудачно пошутил, симулировал нападение…
— Другими словами, с этим хотят покончить? — сказал Мегрэ со вздохом, выпустил дым из трубки, который расходился вокруг него в виде нимба.
— Не совсем так! И все же, наверное, нет смысла тянуть с этим делом, если уж…
Мегрэ забавляло замешательство Ледюка.
— А билет на поезд! — сказал он. — Нужно объяснить, как этот билет из кармана нашего незнакомца попал в коридор гостиницы «Англия»…
Ледюк сосредоточенно смотрел на темно-красный ковер и неожиданно решился:
— Хочешь добрый совет?
— Оставить все как есть? Побыстрее выздороветь и уехать из Бержерака?
— Проведи несколько дней в Рибодьере, как мы с тобой условились. Я говорил об этом с доктором, он сказал, что уже сейчас тебя можно осторожно туда перевезти…
— А прокурор, что он сказал?
— Не понимаю.
— И он, наверное, сказал свое слово. Разве он тебе не напоминал, что заниматься этим делом у меня нет абсолютно никаких официальных полномочий, разве что на правах жертвы?
Бедный Ледюк! Он всем хотел угодить! А Мегрэ был так безжалостен!
— Но признайся, что официально…
И, собрав все свое мужество, он вдруг сказал:
— Слушай, старина! Прямо тебе скажу! Теперь, особенно после твоей утренней комедии, о тебе здесь сложилось плохое мнение. Прокурор по четвергам обедает с префектом полиции, и он мне только что сказал, что постарается, чтобы тебе дали специальное указание из Парижа. И вот что тебе ставится в вину прежде всего: то, что ты раздавал эти вознаграждения по сто франков… Говорят, что…
— Что я подстрекаю разное отребье говорить все, что им вздумается?
— Откуда ты знаешь?
— Что я выслушиваю всякого рода клевету и что вообще возбуждаю нездоровые настроения…
Ледюк молчал, ему нечего было сказать. Именно так в общем-то он и думал. Прошло несколько минут, прежде чем Ледюк решился:
— Был бы у тебя хоть верный след!.. В таком случае, должен признать, я бы изменил свое мнение и…
— Нет у меня следа!.. Вернее, их у меня четыре или пять. Сегодня утром я надеялся, что по крайней мере два из них к чему-то приведут. Так вот, ничего не вышло! Все лопнуло прямо у меня в руках!
— Вот видишь… Послушай! Ты совершил еще одну ошибку, наверное, самую серьезную, потому что из-за нее у тебя появился серьезный враг. Ты позвонил жене доктора!.. А ведь он такой ревнивый, что мало кто может похвастаться, что видел его жену!.. Он ее почти не выпускает из дома…
— И в то же время он любовник Франсуазы?! И ревновал бы, следовательно, к ней, а не к жене?
— Это меня не касается. Франсуаза вполне независима. Она даже одна катается на машине. Что касается законной жены… Короче говоря, я слышал, как Риво сказал прокурору, что ты поступил по-хамски и по приезде в гостиницу ему очень хотелось показать тебе, где раки зимуют.
— Ого! Это уже кое-что!
— Что ты имеешь в виду?
— А то, что он трижды в день перевязывает мою рану! — и Мегрэ рассмеялся, неестественно легко и громко. Он смеялся, как человек, попавший в глупое положение, но не отступающий от своего, потому что отступать слишком поздно, а как выйти из этого положения — неизвестно.
— Ты не остаешься обедать? Мне помнится, ты говорил что-то насчет гуся…
И опять он засмеялся! Ему предстоит волнующая игра! Ему предстоит многое сделать — в лесу, в больнице, на ферме Новая мельница, в доме доктора, в важном, наверное, со шторами доме прокурора — повсюду. А еще он будет есть жареного гуся и трюфели! Ему придется иметь дело со всем этим городом, которого Мегрэ даже не видел!
А он прикован к постели, к окну и вскрикивает от боли даже при слабом движении! Ему набивают трубку, потому что он не может двигать своей левой рукой, жена даже пользуется этим, чтобы ограничить его в курении!
— Ты переедешь ко мне?
— Обещаю, как только с этим делом будет покончено.
— Но ведь больше нет сумасшедшего!
— Это еще неизвестно! Иди, обедай! Если тебя спросят, что я собираюсь делать, скажи, что ничего не знаешь! А теперь — за работу!
— Мегрэ сказал это так, словно ему предстояло проделать какую-то совершенно определенную тяжелую физическую работу, замесить, например, тесто для хлеба или перебросать лопатой тонны земли.
Ему в самом деле предстояло перебросать много всякого: кучу чего-то запутанного, непонятного.
Однако все это относилось к области нематериальных понятий: более или менее расплывчатые лица, проходившие перед его мысленным взором, раздраженное и высокомерное лицо прокурора, взволнованное лицо доктора, жалкое и беспокойное — его жены, лечившейся (от чего?) в алжирской больнице, нервная и решительная Франсуаза… И Розали, которая к великому отчаянию своего жениха видит по ночам беспокойные сны — кстати, они что, уже спят вместе? И этот намек насчет прокурора — какая-нибудь история, которую замяли? И этот человек из поезда, который выпрыгнул из вагона только для того, чтобы выстрелить в Мегрэ и умереть! Ледюк и племянница его кухарки — как это опасно! А хозяин гостиницы, у которого уже было три жены, у него хватило бы духу убить и двадцать!
Почему Франсуаза?..
Почему доктор?..
Почему этот осторожный Ледюк?.
Почему? Почему? Почему?
А от Мегрэ хотят избавиться, отправив его в Рибодьер?
И он опять рассмеялся смехом довольного человека. Когда через четверть часа вернулась жена, он крепко спал.
Глава 6
Морж
Мегрэ приснился мучительный сон. Это было на берегу моря. Было страшно жарко, и обнаженный отливом песок был цвета спелой ржи. Песка было больше, чем воды. Море было где-то очень далеко, до самого горизонта виднелись лишь маленькие лужи среди песка.
А Мегрэ был моржом? Не совсем! Но и не китом! А каким-то очень большим животным, очень толстым, черным и блестящим.
Он был совсем один в этом бесконечном пекле. И он понимал, что ему во что бы то ни стало нужно уйти, уйти туда, к морю, где он будет наконец свободен.
Но он не мог двигаться. У него, как у моржа, были какие-то культи, но он не умел ими пользоваться. Члены его не сгибались. Приподнявшись, он снова тяжело падал в песок, обжигавший ему спину.
А ему обязательно нужно было добраться до моря! Иначе он увязнет в песке, который при каждом движении проваливался под ним.
