Эдмунд Криспин - Дело о золотой мушке. Убийство в магазине игрушек (сборник)
– Препакостное создание.
Они засмеялись, и разговор перешел на другие темы. Вдруг раздался голос Роберта:
– Джейн, дорогая, будь добра, сходи в «Астон» и приведи мужчин. Пора начинать второй акт.
Изольда потянулась и зевнула.
– Слава богу, я уже свободна. Мне предстоит приятная неделя почти ничего-не-делания, – сказала она.
– Изольда, – поспешно вмешалась Джин Уайтлегг. – Я хочу поговорить с тобой о Дональде.
– Да? – усмехнулась Изольда. – И о чем же тут говорить, хотелось бы знать? Дональд, дорогой, тебе лучше уйти. Тебя одолеет тщеславие, если будешь слушать, как две женщины за тебя дерутся.
– Ну, ради бога, Джин, – пробормотал Дональд.
– Почему ты не оставишь его в покое? – взорвалась вдруг Джин. – Ты знаешь, он тебя интересует, только когда вокруг нет никого в штанах, с кем бы пошляться. У тебя теперь есть твой драгоценный Роберт, перестань морочить ему голову и оставь в покое. Слышишь, оставь его в покое! Ты не любишь его и никогда не любила. Да тебе вообще ничего не дорого, кроме собственного тщеславия и гордыни!
– Джин, дорогая, не надо, – смутился Дональд.
Она повернулась к нему в ярости и закричала:
– Да не будь ты таким бесхребетником! Ты что, не понимаешь, что это ради твоего же блага – твоего блага, чтоб тебя!
– Да что ты, Джин, дорогая, – мягко проговорила Изольда. – Естественно, ты ревнуешь! Можешь не сомневаться, такой симпатичной умной девушке, как ты, нечего беспокоиться о соперницах. Ведь тебе стоит только поманить пальцем, и Дональд сделает все, что ты скажешь…
Лицо Джин исказилось.
– Ненавижу! – прорыдала она. – Ненавижу тебя, ты, проклятая, мерзкая… – Она осеклась и расплакалась, не сдержавшись.
Рэйчел подошла и крепко взяла ее за руку.
– Джин, – твердо сказала она, – помнишь, мне для первого акта требовалась большая современная картина? Мне только что пришло в голову, что одна вещь из магазинчика на Терл-стрит[37] прекрасно подойдет – репродукция Уиндема Льюиса[38]. По-моему, сейчас самое время сходить за ней.
Джин кивнула и выбежала из комнаты, продолжая плакать. В дверях она чуть не врезалась в Джейн, которая просунула голову, чтобы объявить:
– Акт второй, сейчас же, милые мои! – А затем, sotto voce[39], Ричарду: – Господи, что еще случилось? – И исчезла.
– Мне кажется, ты могла бы быть поосторожней, Изольда, – холодно произнесла Рэйчел. – Еще пара таких сцен, и ты будешь на ножах со всей труппой.
– Я не позволю какой-то девчонке критиковать прилюдно мою личную жизнь, – сказала Изольда, – и это в любом случае не твое дело. Пошли, Дональд. Давай убираться из этого проклятого места. Очевидно, это одно из новых правил репертуарных театров: любовница продюсера может разговаривать с труппой, как ей заблагорассудится.
Когда она ушла, Рэйчел сказала Найджелу:
– Кого-кого, а уж эту девчонку хорошенько отшлепать не помешает.
Когда труппа снова собралась на репетицию, на сцене воцарилось подавленное настроение. Новость о небольшой перепалке между Изольдой и Джин распространилась с быстротой молнии, из-за чего привычное бодрое расположение духа в труппе исчезло. Найджел посмотрел еще некоторое время, но около часа дня ускользнул и весьма озабоченный вернулся в «Булаву и Скипетр» к ленчу.
Лишь спустя неделю он осознал, что кое-что из услышанного в то утро давало ему возможность опознать убийцу.
Глава 4
Догнав призраков
Молитесь за меня, мои друзья,
гость в дверь мою стучит с ужасным зовом,
гость, что страшит и мучает меня,
что прежде не бывал под этим кровом.
Остаток дня Найджел провел за разными не слишком интересными занятиями. Отпуск получался довольно скучным, в основном из-за того, что в Оксфорде сейчас было слишком мало старых знакомых, а те, с кем он познакомился в этот приезд, работали большую часть дня, да к тому же так плохо ладили друг с другом, что вряд ли могли составить приятную компанию. Если бы не Хелен, он, скорее всего, собрался бы и, не раздумывая, уехал в Лондон. Найджел надеялся увидеться с Николасом за ленчем, но тот неожиданно отбыл из Оксфорда и не возвращался до следующего дня. Прогулка по старым местам, предпринятая в предвкушении приятных воспоминаний, оказалась невеселой. А когда небо затянуло и зарядил мелкий дождь, Найджел бросил эту затею и пошел в кино. После позднего обеда он мрачно сидел в гостиной отеля и читал, пока не пришло время встречи с Хелен.
Вечер за ужином значительно улучшил его настроение. Слух о ее романе с Ричардом, к которому Найджел с ловкостью слона в посудной лавке подвел разговор, Хелен опровергла как совершенно безосновательный и упрекнула Найджела в наивности, поскольку он поверил, что такие замечания из уст Изольды могут иметь под собой реальную почву. По пути к комнатам Хелен Найджел расчувствовался, но не будем упоминать, что именно он говорил. Впрочем, домой он возвращался таким счастливым, что можно предположить – его слова были приняты благосклонно.
Следующий день, день знаменательной вечеринки Питера Грэма, принес с собой запоздалый намек на летнее тепло, продолжавшееся до конца недели. Питер Грэм, весь вторник непрерывно и совершенно неприлично увивавшийся вокруг Рэйчел, посвятил почти весь этот день поспешным приготовлениям. Утром Найджел нашел его, нагруженного цветами, в баре – он вымаливал у бармена еще пару бутылок джина.
– Черешня! – возбужденно говорил он. – Мне непременно надо раздобыть черешню! И оливки! – Он радостно поздоровался с Найджелом и потащил его по магазинам, где была куплена куча дорогих и ненужных вещей для вечеринки.
Как Найджел признавал впоследствии, это была в своем роде хорошая вечеринка. Не обошлось и без неприятностей, но он смотрел на них сквозь успокаивающий туман опьянения, и кроме того, за последние несколько дней он так привык к неприятностям, что был бы больше встревожен их отсутствием. Тем не менее последний инцидент – если можно назвать инцидентом то, чего никто не заметил – и в самом деле его встревожил.
Первую половину вечера он провел в театре, где смотрел пьесу, в которой несколько мужчин и женщин без особого удовольствия совершали адюльтер за адюльтером, сопровождая это скучными комментариями и звоном бокалов с коктейлем. И все-таки он не без удовольствия взирал на Изольду, и с еще большим удовольствием – на Хелен; к своей досаде, он обнаружил, что каждый раз, когда она выходит на сцену, в нем просыпается гордость собственника, и он должен был подавлять желание пихнуть соседа и услышать от него свою долю причитающегося ей одобрения. В конце концов подробности сюжета так ему надоели, что он выскользнул из театра до финала и пошел домой, не особенно раздумывая, чем могла бы кончиться эта пьеса: вне всякого сомнения, все герои заболели нервными болезнями.
