Лидия Будогоская - Повесть о рыжей девочке
— Вот ей-богу, — вскричала Талька Бой, — было письмо! Синий конверт. Написано: «Еве Кюн, ученице пятого класса».
— Куда же делось? — испугалась Ева.
— Пропало, — зашептали девочки, — кто-то взял.
Ева подскочила к швейцару.
— Было, — ответил швейцар, — сам за стекло клал. Зоя Феликсовна взяла.
— Зоя Феликсовна?! — ахнули девочки.
Вся кровь ударила Еве в лицо. Ева стоит и думает. Кулаки сжаты, в лице что-то дрожит. Девочки возле Евы тоже стоят и на Еву смотрят.
И вдруг Ева рванулась и кинулась бежать через две ступеньки вверх по лестнице.
Куда ты? — крикнула Нина.
Ева махнула рукой.
— К Зое Феликсовне! — И все трое помчались за ней.
На третьем этаже, посреди класса, стоит Зоя Феликсовна. А вокруг нее испуганной кучкой сбились приготовишки, слушают, как одну из них, крошечную, Зоя Феликсовна бранит. И вдруг дверь распахнулась. Рыжая, с вихром на лбу, влетела в класс, и за ней три девочки. Три остановились в дверях, а рыжая двинулась вперед, растолкала приготовишек и без всяких реверансов и приветствий подошла к Феликсовне чуть не вплотную.
— Отдайте письмо! — сказала Ева.
Зоя Феликсовна удивленно приподняла жидкие брови.
— Какое письмо?
— Вы взяли! Вы взяли мое письмо. Мама написала. Отдайте!
— Ева, — сказала Феликсовна, — нельзя ли повежливее? Письмо я взяла. Папа меня просил твои письма брать и передавать ему. Сначала папа посмотрит, что за письма, прочтет, а потом ты будешь читать. Вела бы себя хорошо, никто бы твоих писем не трогал!
— Не отдадите? — тихо спросила Ева.
— Не отдам.
— Ладно, — ответила Ева.
Круто повернулась, вышла из класса и снова кинулась бежать по коридору.
— Куда ты? — закричали Симониха и Нина.
— Ева, остановись! — кричит Талька Бой.
И все трое бегут за ней. Ева не слышит. Как ураган, несется она по коридору, вниз по лестнице и прямо влетает в желтую дверь кабинета начальницы. Дверь кабинета захлопнулась за Евой. Нина, Симониха и Талька Бой с разбегу, как вкопанные, остановились. В кабинет за желтой дверью входить никто не смеет.
Начальница вздрогнула от неожиданности, когда Ева влетела к ней. Ева подошла к ее письменному столу, открыла рот, чтобы сказать что-то, не произнесла ни звука. Слезы потоком полились из глаз. Ева стоит перед начальницей, дрожит и вытирает слезы кулаком.
— Что случилось? — спрашивает начальница строго.
— Пусть уж лучше Жужелица, но не Зоя Феликсовна! — вырвалось у Евы с отчаянием.
— Что за жужелица! Ничего не понимаю, Кюн, говорите толком, — ледяным голосом сказала начальница.
Ева решила, что необходимо сказать толком.
— Вот, — сказал Ева, задыхаясь от гнева, — я получила от мамы письмо. Письмо из ящика утащила Зоя Феликсовна. Они вместе с папой будут читать, а после мне отдадут. Никто не смеет читать писем от мамы. И папа не смеет. А Зоя Феликсовна не смеет и прикасаться. Кто она мне? Никто! И даже не моя классная наставница. И я ее ненавижу. Отнимите у нее мамино письмо!
Пенсне с черным шнурочком задрожало на носу начальницы.
— Кюн, — крикнула начальница грозно, — выйдите вон!
Ева вышла из кабинета.
Симониха, Нина и Талька Бой налетели на Еву в коридоре и все разом накинулись с вопросами.
— Выгнала, — прошептала Ева и побрела в пустой класс к своей парте.
Девочки, взволнованные, остались в коридоре. И вдруг Нина и Симониха прибежали к Еве с докладом:
— Начальница за Феликсовной послала швейцара. И Жужелицу тоже потребовали в кабинет.
Потом Талька Бой приоткрыла дверь в класс, просунула голову и шепчет:
— Идет! Феликсовна! Голову задрала, хвостом шуршит! Ящерица проклятая!
Талька подмигнула Нине и Симонихе, и все трое убежали в коридор следить.
Долго никто не шел. И вдруг опять бегут Нина и Симониха.
— Вышла Феликсовна! — шепчут наперебой. — Красная как рак! Голову вниз опустила и ни на кого не смотрит. И Жужелица вышла. Мы к ней подбежали. Сначала ничего не хотела нам говорить, но мы так пристали, так пристали, и она сказала: «Начальница у Феликсовны отняла письмо».
Ева вскочила.
— Где письмо? — воскликнула Ева.
— Никому не дает. При себе держит. Но хоть от Феликсовны отняла. Может быть, даже и влетело Феликсовне!
Нина и Симониха ликуют.
Потом явилась Талька и принесла неожиданную весть: швейцар вызвал по телефону отца Евы Кюн. Талька подслушивала у телефонной будки.
Все девочки окружили Тальку, Еву, Нину и Симониху. Тут же Смагина подошла с Козловой.
— А швейцар ему и говорит, — рассказывает Талька, — «Начальница гимназии просит вас немедленно прийти в ее кабинет по важному делу».
Все ахнули.
— Ох, — простонала Нина Куликова, — что будет!
— То будет, что рыжую выпорет отец, — сказала громко Надя Смагина, усмехнулась и отошла, обнимая за плечи Козлову.
— Пусть что угодно, — сказала Ева, хмурясь, — лишь бы отдали письмо.
Урок рукоделия. Ни Жужелица, ни учительница рукоделия не могут справиться с классом. Все девочки в классе взбудоражены. Все шепчутся, подскакивают на партах, стараясь заглянуть в стекло двери, подкрадываются к дверям, чтобы поглядеть в щель, и без спроса выбегают к коридор.
— Пришел, — пролетело вдруг по классу, — в мундире!
— Все говорили рыжий, а он и не рыжий, — прошептал кто-то с разочарованием.
Очень долго папа сидел у начальницы. Перемена прошла, а он все не выходит. Начался последний урок. Еве кинули записку от Тальки Бой.
«Вышел. Ужасно красный, краснее Феликсовны. Ева, не горюй».
Только кончился урок, Жужелица подошла к Еве:
— Все домой пойдут, а ты в классе останешься. Так начальница приказала.
Все ушли. И в коридорах тихо. Ева затянула книги ремнем, швырнула на парту и села, подперев голову руками.
И вдруг шаги. В класс входит начальница, а за ней Жужелица. У начальницы в руках синий конверт. Начальница подошла к Еве. Ева привстала.
Начальница бросила на парту перед Евой синий конверт.
— Кюн, — сказала начальница, — можете взять ваше письмо. Не вскрывая, я могла убедиться, что это письмо действительно от матери.
Ева взглянула начальнице в лицо и с испугом опустила глаза.
У начальницы брови сведены, губы сжаты и от гнева дергается лицо.
— И больше вы не врывайтесь в мой кабинет с криками и слезами. Чтобы этого не было. Я вам объявляю: все ваши письма швейцар будет приносить ко мне. Я посмотрю, какие еще вы получаете письма. Отец мне жаловался на вас. Взгляните сюда, Ева Кюн.
Ева снова взглянула. В руке у начальницы еще что-то, просто листочки. Уж очень смятые листочки — их, должно быть, читали, читали без конца. Один как будто зелененький. Что-то знакомое. Ева вдруг побледнела от ужаса: письма Коли!
