Виктор Лагздиньш - Ночь на хуторе Межажи. Смерть под зонтом. Тень
– Не пора ли извиниться передо мной, Грегор? От Латорпа я никаких извинений не жду, его извинения мне нужны, как мертвому припарки. Безнадежно запутавшись в собственных сетях, в которые вы надеялись поймать преступников, вы начинаете раздавать удары наугад. Как боксер с рассеченной бровью, которому заливающая глаза кровь не позволяет разглядеть противника. Ничего не видя, он, подобно ветряной мельнице, размахивает кулаками.
Я взглянул на Грегора Абуша, уже не пытаясь скрыть замешательство.
Было ясно, что мы с треском провалились.
Я не заметил, как Ионатан Крюдешанк наконец нажал клавишу. Как сквозь туман, до меня долетел записанный на пленку голос Дэрти:
«Алло! Алло! Это я – Оливер Дэрти».
«Не кричите! Я и так вас узнал. Когда вы придете?»
«Сегодня не могу, господин Крюдешанк. Но нам пора, наконец, договориться. Альберт сказал, что в любой день может начаться дождливый период. Нам придется со съемками поспешить».
«Все зависит от вас же, господин Дэрти. Как только вы согласитесь на мои условия, банк в вашем распоряжении».
«У вас слишком большой аппетит. Я снимаю этот фильм, чтобы добиться широкой популярности Альберта Герштейна, а вы хотите, чтобы я рекламировал ваше мелкое провинциальное кредитное учреждение».
«Как хотите. Я от своих условий не отступлюсь».
Мы с Грегором Абушем словно загипнотизированные прослушали запись. Прослушали до самого конца. Нас не оставляла надежда, что в почти двадцатиминутном словесном водопаде, где в основном повторялись одни и те же фразы, вдруг да мелькнет нечто такое, что сможет наконец осветить единственно темное место в показаниях Дэрти.
Почему он так категорически отрицал факт, который никак не мог быть поставлен ему в вину? Факт телефонного разговора с Ионатаном Крюдешанком, свидетелем которого был Ричард Бейдеван?
Из гипнотического состояния меня вывел шум заведенного мотора. Какое–то шестое чувство подтолкнуло меня к окну. Я увидел распахнутые ворота гаража, из которых выезжал темно–зеленый лимузин.
Машина успела промчаться мимо дома Альберта Герштейна и трех–четырех особняков и завернуть в переулок, прежде чем я снова обрел дар речи.
– Крюдешанк сбежал! – вскричал я.
– Сбежал? Вы бредите! – Грегор Абуш уставился на меня диким взглядом. – Настолько убедительно доказать нам, что мы абсолютные недоумки, потом бежать? Мне начинает казаться, что все вокруг потеряли рассудок.
В полном замешательстве мы выбежали из музыкальной библиотеки, промчались через спальню и ворвались в гостиную. Здесь нам преградил дорогу слуга.
– Господин Крюдешанк просит его извинить, – чопорным тоном сообщил он. – Велел передать, чтобы его не ожидали. Он вернется только поздно вечером.
– Куда же он уехал?
– Господин Крюдешанк очень спешил, поэтому я толком не понял… К какому–то шарлатану насчет каких–то писем…
Мы оба с Грегором Абушем залились смехом. Моментально были перечеркнуты все доказательства, казавшиеся достаточными для ареста банкира: роковой аромат «Пармской фиалки», подозрение доктора Мэтьюзала, что Крюдешанк симулирует болезнь. Я лично еще никогда не встречал врача, который, поставив неверный диагноз, признался бы в этом.
Рядом зазвонил телефон. Слуга торжественно направился в кабинет снять трубку.
Вернувшись, он также торжественно объявил:
– Просят начальника полиции. Какой–то сержант Александер.
Я немного задержался в гостиной. Когда я вошел в кабинет, Грегор Абуш с удрученным видом сидел в кресле, сжимая в кулаке телефонную трубку, которую лишь сейчас догадался положить.
Я понял, что мне снова предстоит услышать какую–нибудь неприятную новость.
– Что случилось?
– Ничего! Ровно ничего! – Грегор Абуш покачал головой. – В этом–то и вся беда. Мы вернулись с финиша к старту. Банковский охранник Бойль пришел в сознание. Он божится, что ударил его Альберт Герштейн!
– Ну и ситуация!
Грегор Абуш угрюмо молчал. Мне пришло на ум осведомиться:
– Вы ведь не сказали сержанту Александеру, что мы будем у Крюдешанка? Как же он узнал? Может быть, он ясновидец? – пошутил я.
– Ясновидец? Тоже выдумали! Такой же провинциальный простофиля, как и я сам. Все куда проще. Разыскивая меня по всему городу, сержант наткнулся на Крюдешанка. Тот ему и сказал, где мы. К тому же, лишний раз попросил извиниться перед нами за то, что так бесцеремонно покинул нас… Ну, старик, и вляпались мы! – Грегор Абуш судорожно засмеялся. – То, что приключилось с нами, и есть чистейший александрийский юмор.
25
Мы сидели в кабинете начальника полиции.
Над нашими головами нависла почти осязаемая тишина.
Я отрешенным взглядом следил за дождевыми каплями, которые лениво, на секунду прекращая свой бег, а затем снова ускоряя его, струились по оконному стеклу.
Грегор Абуш что–то бубнил себе под нос, перекладывая следственные бумаги. Его глаза были прикованы к массивному дубовому креслу, где восседали поочередно Оливер Дэрти, Tea Кильсеймур, а затем Александр Луис.
От меня не ускользнуло, что Грегор Абуш, перелистывая бумаги чисто автоматически, не в состоянии углубиться в смысл. Он в эту минуту напоминал трехлетнего малыша, которому подарили слишком сложную для его детского ума складную мозаику. Не в состоянии сложить кубики так, чтобы в итоге получилась цельная картинка, он располагает их как попало.
Вернувшись в полицейское управление после неудачного визита к Ионатану Крюдешанку, мы вначале пытались найти какой–нибудь новый поворот, но, поняв всю безнадежность нашей затеи, пали духом.
До сих пор, несмотря на разные неожиданные повороты и умопомрачительные сюрпризы, нас все–таки еще поддерживала надежда выбраться из непроглядных джунглей на свободное пространство.
Сейчас же мы, наконец, знали, что ключ к разгадке – Альберт Герштейн. Но он–то ведь умер, выскользнул из наших рук, оставив после себя вместо многоточия, намекающего на продолжение, жирную точку.
– Телефон! – заметил я, с опозданием услышав звонок.
– Что? – с отсутствующим видом спросил Грегор Абуш.
– Телефон! – повторил я.
– Пусть звонят! – угрюмо отмахнулся Грегор Абуш. – Меня здесь больше нет. Сейчас соединюсь с Новым Виндзором и попрошу прислать кого–нибудь на мое место. А сам обучу Президента разным штучкам и стану выступать вместе с ним в цирке, разве из меня клоун не выйдет?
С упреком покачав головой, я наконец взял трубку.
– Грегор! – В мембране раздался глухой, какой–то сдавленный шепот. – Меня похитили… Ферма… Пророк… Я…
