Джон Карр - Дом на Локте Сатаны. Темная сторона луны
– Сэр!..
– Это рана по касательной, странная, сказал доктор, необычная. Мне не нужно излагать вам раскладку, так? Вы сами нашли два револьвера в подвале Холла: «смит-и-вессон» 32-го калибра и полицейский 38-го калибра. Помните?
– Ага. Помню.
– Насмотревшись боевиков по телевизору, люди думают, что застрелить кого-нибудь насмерть очень легко. Убийца, на этот раз неудавшийся убийца, украл револьвер 32-го калибра и выстрелил через окно, целясь в сердце миссис Хьюрет. Пуля ударила ее чуть ниже грудной кости. Вместо того чтобы проникнуть далеко вглубь, она проскочила вокруг ребра под кожей и вышла на спине, при этом совсем не задев груди. Тогда наш убийца бросил пушку и побежал, никаких отпечатков, но и никакого убийства! Возможно, рана немножко поболит, но очень скоро у нее все будет в полном порядке.
– Это большое облегчение, спасибо вам. Есть ли другие новости?
– Есть ли другие новости, пропади я пропадом? Так много, что не могу рассказать по телефону!
– Да?
– Я просто горжусь, что руковожу этим расследованием, хотя именно вы подсказали мне, где искать. Большую часть завтрашнего утра, доктор Фелл, я и собираюсь руководить, не могу больше откладывать грязную работу. Под «грязной работой» я не имею в виду арест – это легко, это приятно. Это произойдет позже. Я имею в виду… ну, это не важно! Итак, вы не понадобитесь мне завтра до вечера. Я пришлю за вами машину, если наши планы оправдаются.
– Если наши планы оправдаются. Ага!
– Завтра, – сказал капитан Эшкрофт, – нас, вероятно, ожидает долгая и, возможно, тяжелая ночь. Так что мистер Грэнтам мне не нужен, пока мы не увидимся с вами. Мы договоримся об этом позже. Тем временем занимайтесь своими делами и относитесь ко всему легко. Я дам вам знать в свое время. Понятно?
– «Относитесь ко всему легко», – заметил доктор Фелл, – не совсем применимо к теперешнему делу. Но я понимаю. «Varium et mutabile semper femina!».[48] Я понимаю это слишком хорошо.
И он, и Алан встали на следующее утро поздно и позавтракали уже в середине дня. После полудня они занялись осмотром достопримечательностей, какой был только возможен в сонное воскресенье. Казалось, самое время заняться исследованием церквей: серый Святой Филипп, погруженный в мир и покой под своим высоким шпилем; Святой Михаил с портиком, чьи колокола вызванивают свои мелодии для каждого праздника; прогуляться в его саду сплошное удовольствие. В картинной галерее Гиббса, неподалеку от Святого Михаила, доктор Фелл долго разглядывал портрет полковника (впоследствии генерала) Уильяма Молтри работы Бенджамина Уэста.
Но никакие отвлечения не помогали. Оба часто курили и грызли ногти от нетерпения. Доктор Фелл не просто отказался комментировать дело Мэйнарда; вопреки обыкновению, он отказался даже на что-либо намекнуть, несмотря на свое явно растущее беспокойство.
– Что вы имели в виду, – наконец взорвался Алан, – той латинской пословицей о женщине, всегда изменчивой и непостоянной? О какой конкретно женщине вы упоминали?
– Если только, – просипел доктор Фелл, – у нее был один мужчина! Все оказалось бы гораздо проще, вы не думаете?
Они очень рано поужинали, а чуть позже семи часов полицейская машина с сержантом Дакуортом за рулем прибыла в отель за доктором Феллом, оставив Алана ожидать, когда его вызовут.
Расположившись в своей комнате с книжечкой головоломок, которую купил в аптеке напротив, Алан даже не открыл ее. Он не сомневался, что дело движется к развязке. Темнота опустилась на Чарлстон, долина огоньков расцвела к югу от Батареи. Алан непрерывно прокручивал в памяти события прошлой ночи после того как Валери Хьюрет упала ничком в белом платье, запятнанном кровью.
Инстинктивно они ринулись из здания и под третьим из четырех окон на западной стене обнаружили брошенный револьвер с одной использованной гильзой в магазине. Они позвонили в «Скорую помощь» из офиса наверху, когда вернулся чертыхающийся и извиняющийся Янси Бил, объяснивший, что он гонялся за каким-то чисто воображаемым взломщиком по всему спортивному залу. В последней попытке добыть улики они поспешили в Мэйнард-Холл, где Рип Хиллборо и Боб Крэндалл – поздняя программа только что закончилась – сидели, оба явно не в духе, перед телевизором и вообще ничего не могли добавить.
И все же Алан размышлял.
«Varium et mutabile semper femina!» Это ведь Вергилий, не так ли? Поскольку и доктор Фелл, и капитан Эшкрофт клянутся, что все эти женщины невиновны, какая поэтическая ирония заключена во всех событиях, если в конце концов окажется, что убийца все-таки женщина! Мог ли доктор Фелл специально скрывать что-то? Что, если убийцей была сама Валери Хьюрет и очевидное покушение на ее жизнь всего лишь ошибка?
Нет!
Алан встряхнулся мысленно и даже физически. Он подозревал, в духе классического детектива, наименее вероятную личность, а это никуда не годится! Выбрав более приятную тему для размышлений, он начал думать о Камилле. Алан не мог бы сказать, как долго он так сидел, пока мысли его бродили по всевозможным закоулкам, в конце каждого из которых находилась Камилла, когда звонок телефона вернул его к действительности.
– Да, это я, – сказал голос Камиллы. – Да, я в Холле. Алан, что здесь происходит?
– Ты звонишь мне в отель, чтобы спросить, что происходит в Холле?
– Кое-что произошло!
– Ты хочешь сказать, после того, как туда приехал доктор Фелл?
– Нет, до того, как сюда приехал доктор Фелл. После полудня, когда даже еще темно не было!
– Камилла, о чем ты говоришь?
– Полицейские все время тихонечко шныряют туда-сюда, – загадочно сказала Камилла. – Фи! Фа! Фо! Фум! И – ты помнишь, в пятницу, поздно вечером, когда Валери чуть не развалила дом своим визгом?
– Ну?
– Сегодня это была не Валери. Я читала Джойса в библиотеке днем, когда наверху женский голос издал абсолютно леденящий душу вопль, так что я чуть не упала со стула. Только один вопль. Потом тишина, и вроде опять все скрыли.
– Кто же это кричал?
– Я не смогла узнать. Похоже, никто не знает. Думаю, одна из горничных. С самого вечера пятницы бедный Джордж, дворецкий, с огромным трудом удерживает горничных и повара от ухода. Внешне Джорджа трудно вывести из себя, хотя внутренне, думаю, он так же взволнован, как все остальные. Он умеет это скрыть, только и всего. Я не кричала и не думаю, что кричала Мэдж. Так что я голосую за Сильвию, Джудит или Уинни Мэй, кто там еще есть?
– Что с Мэдж, кстати? Как она?
– Она больше не изолирована от мира. Она на ногах, и одета, и все прочее, все по моде, но очень слаба и ни с кем много не говорит, в чем я ее не виню. Однажды капитан Эшкрофт проходил мимо нее по ступеням и что-то пробормотал, и Мэдж только сказала: «Снова за свое, глупыш?» – и больше не обращала на него внимания. Но это тоже еще не все. Алан?
