Жорж Сименон - Мегрэ и господин Шарль
— Ключи вы видели?
— Часто. Он всегда носил с собой связку. Там был и ключ от большого сейфа, который вы должны были заметить в машинописном бюро.
— Что в сейфе?
— Документы наших клиентов конфиденциального содержания, в частности их завещайвя.
— У вас тоже есть этот ключ?
— Естественно.
— У кого еще?
— Ни у кого.
— Были ли какие-нибудь дела, которые нотариус вел сам, не ставя вас в курс дела?
— С некоторыми клиентами он вел переговоры с глазу на глаз у себя в кабинете, почти всегда делал кое-какие пометки и, когда клиент уходил, ставил меня в курс дела.
— Кто в его отсутствие занимается движением капиталов?
— Я. У меня общая доверенность.
— Ваш патрон очень богат?
— Да, не беден.
— Он сумел увеличить свое состояние с тех пор, как умер его отец?
— Бесспорно.
— И все это наследует только его жена?
— Я вместе с еще одним служащим был свидетелем при подписании завещания, но я его не читал. Предполагаю, что он предусмотрел известное количество достаточно крупных отказов по завещанию.
— А контора?
— Все будет зависеть от госпожи Сабен-Левек.
— Благодарю вас.
Тут Мегрэ неожиданно для себя заметил, что после визита Натали в уголовную полицию о нотариусе говорят то в настоящем времени, то в прошедшем.
Больше в прошедшем
— Если вы хотите встретиться со мной сегодня, приходите сейчас же — в час у меня операция.
У Мэгрэ сложилось впечатление, что доктор Флориан, как большинство светских врачей, окружал себя неким ореолом торжественности. Жил он на авеню Фош, что подразумевало наличие избранной клиентуры.
— Буду у вас через несколько минут…
Мегрэ с Лапуэнтом находились в баре на бульваре Сен-Жермен — им надо было позвонить; не мешало и пропустить по кружке пива.
— Он ждет нас. Это на авеню Фош…
Несколько минут спустя маленький черный автомобиль уже следовал по Елисейским полям. Лапуэнт молчаливо хмурился, словно что-то не давало ему покоя.
— Случилось что-нибудь?
— Да все эта женщина… Не могу отделаться от чувства жалости к ней.
Мегрэ ничего не ответил, но думал он, наверное, о том же, потому что, когда они объезжали вокруг Триумфальной арки, он пробурчал:
— Придет время, я с ней познакомлюсь получше.
Дом был богатый, внушительный, более современный, чем тот, на бульваре Сен-Жермен. Просторный лифт плавно доставил их на седьмой этаж, где слуга в полосатом жилете распахнул перед ними дверь.
— Сюда. Профессор ждет вас.
Сначала он принял у них пальто и шляпы. Потом распахнул двустворчатую дверь, по бокам которой красовались почти неповрежденные греческие статуи.
Хирург был выше Мегрэ, шире в плечах; он протянул комиссару сильную руку.
— Инспектор Лапуэнт, — представил Мегрэ спутника.
— Простите, что заставил вас торопиться, но дни у меня расписаны. Уже четверть часа — с того времени, как вы позвонили, — я пытаюсь понять, чем могу быть вам полезен.
Простой, очень богато обставленный кабинет был залит солнцем, стеклянная дверь, ведущая на террасу, приоткрыта, и занавески время от времени вздувались под порывами ветра.
— Присаживайтесь, пожалуйста.
Из-за седеющей шевелюры врач выглядел старше, чем на самом деле, одет он был строго: брюки в полоску и черный пиджак.
— Если не ошибаюсь, вы — друг Жерара Сабен-Левека.
— Мы одногодки и вместе учились в университете, он — на юридическом, я — на медицинском. В ту пору у нас была довольно веселая компания, в которой он играл роль заводилы.
— Он очень изменился?
— Мы с ним мало виделись после его женитьбы.
Доктор Флориан нахмурился.
— Я обязан знать, в качестве кого я должен отвечать на ваши вопросы. Как врач я связан профессиональной тайной; как друг обязан соблюдать определенную корректность.
— Понимаю. Сабен-Левек исчез больше месяца назад. Он никому не сообщил о своем отъезде: ни жене, ни первому клерку.
Вечером восемнадцатого февраля он вышел из дому, не захватив с собой никаких вещей. Я выяснил, где он был в тот вечер или, вернее, в ту ночь — в кабаре «Крик-крак», что на улице Клемана Маро. Вышел он оттуда один, намереваясь отправиться по адресу, который ему там дали, — это на улице Терн, но там он не появился.
— Что говорит его жена?
— Вы ее знаете?
— Я иногда заходил к ним в первые месяцы после свадьбы.
— За ним уже тогда числилось то, что я называю «загулами»?
— Вы в курсе? Его всегда, даже когда он был студентом, весьма привлекали женщины из кабаре и атмосфера подобных заведений. Он остался верен этой страсти, но в ней нет ничего патологического, и слово «загул» здесь не совсем подходит.
— Я употребляю его только потому, что не смог подобрать другого.
— Он не пускался в откровенности по этому поводу во время наших обедов, но думаю, что привычку заглядывать туда по-холостяцки он сохранил навсегда, и я могу сказать…
— Вы хорошо знаете его жену?
— Видел раз десять.
— Знаете ли вы, где они встретились?
— На этот счет он хранил строжайшую тайну. Не думаю, что она из того же круга, что и он. Я слышал мимоходом, что в какой-то момент своей жизни она была секретаршей, наверное, у адвоката.
— Совершенно верно. Какое она произвела на вас впечатление?
— Она редко заговаривала со мной. Во время наших обедов она держалась мрачно или вызывающе, случалось, выходила из-за стола, бормоча извинения.
— Вы считаете, что она в здравом уме?
— Это не по моей специальности. Я хирург, а не психиатр. Но я думаю, что она много пила.
— Пьет она еще больше. Она была пьяна, когда явилась на набережную Орфевр заявить мне об исчезновении мужа.
— Когда это было?
— Позавчера.
— А исчез он в феврале?
— Да. Выжидала она больше месяца. Через неделю после исчезновения первый клерк посоветовал ей обратиться в полицию, но она ответила ему, что это его не касается.
— Странно.
— Скорее подозрительно.
Хирург прикурил от золотой зажигалки и обратился к комиссару:
— Можете курить свою трубку… Ваши вопросы ставят меня в тупик. Я знаю, что Жерар был блестящим человеком, думаю, им и остался. Когда мы познакомились, он уже был тем, кого теперь называют «плей-боем». Обожал спортивные машины и заведения, где можно поразвлечься. Как мне говорили, на лекциях его видели редко, что, однако, не мешало ему с необычайной легкостью сдавать экзамены. Не знаю, может быть, он изменился.
— Мне его описывали так же. Женился он, судя по всему, опрометчиво и вскоре обнаружил, что это была глупость.
— Я тоже так думаю. Это из-за его жены вокруг него образовался некий вакуум. У Натали была мания унижать его перед друзьями. Я ни разу не слышал, чтобы он отвечал ей. Продолжал разговор как ни в чем не бывало.
