Сирил Хейр - Жилец. Смерть играет
— Когда я был еще мальчишкой, — заметил старший констебль, — мне дали прочитать чертовски скучную книгу. Содержание ее я почти забыл, но название крепко засело у меня в голове. «Мадам Как и леди Почему». Кажется, оно очень подходит к нашему случаю.
— Думаю, с леди Почему мы уже расправились, — сказал Петигрю, — и я должен извиниться, что позволил ее светлости занять у вас столько времени. А теперь, инспектор, мы ждем, чтобы вы познакомили нас с мадам Как.
Инспектор Тримбл глубоко вздохнул. С самого начала расследования он ждал того момента, когда перед восхищенной аудиторией (которая обязательно включала бы старшего констебля) он продемонстрирует, выражаясь логически и с кристальной ясностью, разрешение проблемы. С тех пор его уверенность в наступлении этого дня несколько поколебалась, пока, всего час назад, почти совсем не исчезла. И сейчас, когда он меньше всего ожидал, его час пробил. В конце концов он достиг успеха! За исключением одной маленькой детали которую, как заметил Петигрю, он и сам обнаружил бы в должное время, — он раскрыл загадку, и вот перед ним слушатели, которые затаив дыхание ждут его объяснений. Он мог немного подождать, чтобы собраться с мыслями — чтобы привыкнуть к маленькой детали, которая, он признавал, была не так уж важна. Но он сделал все, что мог. Сначала запинаясь, а затем все с большей уверенностью он начал свой рассказ:
— Это скорее похоже на сложную головоломку, сэр, но, думаю, я могу объяснить, как составить вместе все ее частички. Начнем с самого начала. Диксон решает убить мисс Карлесс во время концерта в ее артистической уборной. Чтобы это сделать, он должен был перевоплотиться в одного из музыкантов оркестра, исходя из того, что во время исполнения музыки музыканты смотрят не друг на друга, а на дирижера, который в данном случае слеп как крот. Проблема заключалась в том, что он не умел играть ни на одном инструменте. Но он обратил внимание на то, что одно из произведений, которое должно было исполняться во время концерта, — эта самая симфония, — не требует кларнета, и он решил прикинуться кларнетистом. Насколько я понимаю, ему нужно было преодолеть три трудности. Во-первых, достать кларнет. Во-вторых, избавиться от настоящего кларнетиста. И в-третьих, устроить так, чтобы нужная ему пьеса исполнялась в начале концерта, а не в конце, как это было предусмотрено программой. До сих пор я прав, сэр?
— По моему скромному мнению, абсолютно, — одобрительно подтвердил Петигрю.
— Первое задание было сравнительно легким. Думаю, он просто взял инструмент мистера Вентри во время приема. Однако второе должно было доставить ему хлопот. Но к счастью для него, он сумел воспользоваться ссорой, произошедшей во время репетиции между мисс Карлесс и поляком.
— Боюсь, в этом пункте я не могу с вами согласиться, — возразил Петигрю. — Здесь вовсе не было удачного совпадения. Вся эта ссора была намеренно подстроена самим Диксоном.
— Вы в этом уверены, сэр?
— Мысленно возвращаясь к этой сцене, — не забывайте, я был ее свидетелем, — я твердо это заявляю. В тот момент мне показалось, что Диксон проявляет невероятное отсутствие такта, заставляя Збарторовски быть представленным солистке, который не имел ни малейшего желания вылезать вперед и хотел, чтобы его оставили в покое. Представление его мисс Карлесс сходно с поднесением спички к зарядному шнуру.
— Как он мог это знать?
— А почему бы ему не знать? Диксон жил в Польше. Эванс поручил ему прощупать Збарторовски перед тем, как принять его в оркестр. Разумеется, он выяснил о нем все, что мог, и узнал, что если можно вывести из себя Люси, то это предъявить ей Збарторовски.
— Очень хорошо, сэр. Итак, освободившись от одного кларнетиста, он получил задание найти ему замену. И как мы знаем, он сумел пригласить мистера Дженкинсона.
— Думаю, здесь я снова смогу вам помочь. Как ни прискорбно, но я только сейчас понял, что, кажется, буду во время суда важным свидетелем. Диксон потратил очень много времени, наверняка намеренно, пытаясь связаться с несколькими людьми, прежде чем он напал на Дженкинсона, о котором все время знал. Видимо, он делал это для того, чтобы у того оставалось в запасе слишком мало времени, чтобы приехать прямо в Маркгемптон, что для преступного плана было очень важно. И еще: обратите внимание, он сделал так, чтобы я, а не он первым переговорил с Дженкинсоном по телефону. Ведь если потребуется, это еще одно доказательство того, что музыкант был приглашен. Случайно Эванс едва не нарушил весь его план, предложив обойтись без кларнета, но, к счастью для Диксона, сделал это слишком поздно.
— Вы очень помогли нам, сэр. — Тон Тримбла, к нескрываемому изумлению Макуильяма, стал положительно высокомерным. — Теперь мы подходим к очень странному моменту: Диксон в присутствии вас и еще нескольких человек начал звонить в гараж Фаррена, заказав машину, чтобы встретить в Истбери поезд, прибывающий в семь двадцать девять. Но Фаррен утверждает, что в сделанном ему заказе прозвучало время семь пятьдесят девять. Больше того, он говорит, что заказ был получен в пять двадцать, тогда как миссис Бассет готова поклясться, что Диксон звонил в ее присутствии в пять десять. До сих пор я придерживался версии, что либо Фаррен, либо миссис Бассет, либо они оба ошибаются. Но сейчас ясно, что они были правы. Кто-то действительно позднее просил Фаррена встретить не тот поезд. Разумеется, это мог быть Диксон. Заказ, который, как вы слышали, сделал Диксон, был фальшивым, сделанным по другому номеру телефона Маркгемптона.
— Боже! — сказал Петигрю.
— В чем дело, сэр?
— Я только сейчас вспомнил! Не только заказ был фальшивым, но это было замечено одним из присутствующих в то время, когда он делался, хотя он не понимал результата своего наблюдения.
— Вы сами это заметили в то время, сэр?
— Нет, не я, а Клейтон Эванс. Если бы вы дошли в разговоре с ним до этого момента, он наверняка сказал бы об этом. Сейчас постараюсь припомнить, как все было. Диксон сказал: «Хочу позвонить Фаррену», или что-то в этом роде. (До сих пор он предоставлял мне звонить, но здесь, конечно, он должен был взять дело в свои руки.) Затем он повторил номер — 22–03 — и начал его набирать. Но набирал, конечно, не этот номер, а другой. Через минуту мы поймем, какой это был номер. Далее, если вы прислушиваетесь к тому, какой номер набирается, вы можете сказать, если у вас есть основания заметить, цифры, составляющие его номер, длинные или короткие, по времени, которое требуется для того, чтобы диск вернулся на свое место. Ясно, что набор номера нашего старого друга 999 займет больше времени, чем, например, набор 111. Если у вас очень острый слух, натренированный в том, чтобы замечать точную степень скорости, вы можете сказать разницу, скажем, между набором 99 и 98. У меня, конечно, вовсе не такой слух, но им обладает Эванс! Так вот, когда он уходил из комнаты сразу после того, как был сделан этот фальшивый звонок, я заметил, что он был явно озадачен. Кто-то спросил его, в чем дело, и он сказал, что его что-то беспокоит, — он не был уверен, что именно, но думал, что это был вопрос темпа. Так оно и было, конечно. Он ожидал услышать, как Диксон набирает 22–03, а вместо этого услышал звуки набора номера 23–81. Не осознавая этого, он почувствовал что-то неверное в ритме набора, и это вызвало его раздражение, как если бы в оркестре исполнение не совпадало бы по темпу.
