Филлис Джеймс - Череп под кожей
Неужели он думал, что это не приходило ей в голову, когда она размышляла о долгих месяцах ожидания, о допросах, изматывающем суде, внимательных взглядах, вердикте, в котором ее могли навечно заклеймить позором как лжеца или, того хуже, – истеричкой, помешанной на желании получить известность? Она сказала:
– Знаю. Но я и не очень привыкла к удобствам.
Значит, он решил бороться. Даже наблюдая за тем, как она спаслась вчера вечером, он, должно быть, планировал, строил планы, оттачивал свою ложь. Он использует свое мастерство, репутацию, знания, ум по максимуму. Он будет защищать свое частное королевство до последнего вздоха. Корделия подняла на него глаза и заметила, что он едва заметно улыбается, торжествуя в своей спокойной, почти триумфальной уверенности. Он уже ликовал, потому что ему удалось развеять скуку, и трепетал в предвкушении успеха. Он обратится к самым известным юристам. Это будет его битва, и он не уступит ни дюйма ни сейчас, ни потом.
А если он добьется успеха, как он будет жить, помня о том, что совершил? Довольно легко. Так же легко, как жила Кларисса, помня о смерти Викки, как сэр Джордж – с чувством вины из-за Карла Блайта. Не обязательно верить в таинство покаяния, чтобы найти предлог справиться с чувством вины. У нее в ходу свои уловки, он придумает свои. И разве так необычно то, что случилось с ним? В какой-то точке земного шара каждую минуту каждого дня какой-то мужчина или женщина вдруг оказываются перед лицом непреодолимого соблазна. На Эмброуза Горринджа такая ситуация повлияла не лучшим образом. Но что он мог противопоставить своему естеству, чтобы найти в себе силы устоять? Вероятно, если по собственной воле долго живешь вдали от людских забот, от людской жизни со всей ее нечистоплотностью, то по собственной воле отказываешься и от людской жалости.
Она сказала:
– Пожалуйста, оставьте меня. Я хочу, чтобы вы ушли.
Но он не пошевелился. Через мгновение она услышала его кроткий и тихий голос:
– Простите, Корделия. Мне жаль. – А потом, словно впервые увидел женщину в форме, добавил: – Ваш первый визит на остров Корси не был таким приятным, как я надеялся. Жаль, что не вышло иначе. Пожалуйста, простите меня.
Корделия знала, что это единственное признание, которое он когда-либо сделает. С юридической точки зрения оно не имело никакой силы и никогда не сможет послужить доказательством. Но она верила, почти вопреки самой себе, что он говорил искренне.
Она наблюдала, как Горриндж быстрым шагом направился к замку. На пороге появился главный инспектор Гроган и обозначил свое желание пообщаться с ним. Не говоря ни слова, они вместе вошли внутрь.
А она продолжала сидеть и ждать. Облаченный в форму полицейский, невыносимо юный, с лицом ангела, подошел к ней.
– Для вас звонок, мисс Грей. В библиотеке, – вспыхнув, произнес он.
Мисс Модсли изо всех сил пыталась сохранять спокойствие, но, судя по голосу, находилась на грани истерики.
– О, мисс Грей, я надеюсь, вам можно звонить! Молодой человек, который взял трубку, сказал, что это разрешается. Он был так любезен. Но я хотела узнать, когда вы собираетесь домой. Только что поступило новое дело. Оно очень срочное. Пропал сиамский котенок с темно-коричневыми пятнами. Это котенок девочки, которую только что выписали из больницы после лечения от лейкемии, и он прожил у нее всего неделю. Она получила его в подарок, когда вернулась домой. Девочка страшно расстроена. Бивис на очередном прослушивании. Если я уйду, некому будет присмотреть за офисом. К тому же только что позвонила миссис Сатклифф. Ее пекинес Нанки-Пу снова сбежал. Она просит, чтобы кто-то сейчас же отправился на поиски.
Корделия сказала:
– Повесьте на дверь объявление, что мы откроемся завтра с девяти часов. Потом заприте офис и отправляйтесь на поиски котенка. Позвоните миссис Сатклифф и скажите, что я загляну к ней сегодня вечером насчет Нанки-Пу. Я как раз собираюсь на допрос, но главный инспектор Гроган попросит предоставить ему дополнительное время. Так что я быстро освобожусь. А потом уеду на дневном поезде.
Положив трубку, она подумала: почему бы и нет? Полицейские знают, где ее искать. Она еще не освободилась от острова Корси. Вероятно, теперь никогда уже не освободится. Но ее ждала работа. Работа, которую нужно было делать, с которой она хорошо справлялась. Она знала, что подобная деятельность не принесет удовлетворения на всю жизнь, но не испытывала презрения к таким простым заданиям, наоборот, радовалась им. Животные не мучают себя страхом смерти, как не мучают и людей, угрожая убийством. Они не обременяют никого психологическими проблемами, не окружают себя вещами и не живут прошлым. Они не кричат от боли, потеряв любовь, не рассчитывают на то, что ты умрешь за них. Они не пытаются убить тебя.
Она прошла через гостиную на террасу. Гроган и Бакли ждали ее: Гроган – на носу полицейского катера, Бакли – на корме. В своем неподвижном напряжении они напоминали безоружных рыцарей, которые стоят на страже какого-то мифического судна, ожидая, пока получат разрешение отвезти своего короля в Авалон. Корделия остановилась и посмотрела на них, ощущая на себе сосредоточенные взгляды их решительных глаз, осознавая, какое значение имеет этот момент для всех троих, хотя ни один из них никогда не скажет об этом открыто. Они пытались решить свою собственную дилемму. Насколько они могут полагаться на ее здравомыслие, ее честность, ее память и самообладание? Насколько они готовы поставить на карту свою репутацию и опереться на ее силу духа, когда придется туго? Как она поведет себя, если дело дойдет до суда и она окажется в одном из самых одиноких мест на земле – на свидетельской трибуне Суда короны? Однако она чувствовала себя так, словно дистанцировалась от их забот, словно любые их мысли и планы не имели к ней отношения. Все будет обнародовано в том виде, как это преподнесут они вместе с ней. Время сделает свое дело, и история обрастет полузабытыми легендами: одинокая смерть Карла Блайта, Лилли Лэнгтри, сбегающая вниз по огромной лестнице, крошащиеся черепа Корси. Вдруг она почувствовала себя неуязвимой. Полицейским придется принимать решения самостоятельно. Для себя она уже все решила, без колебаний и внутренней борьбы. Она будет говорить правду, и она выживет. Больше ее ничто не тревожит. Она уверенным движением закинула сумку на плечо и решительно зашагала к катеру. На одно светлое солнечное мгновение ей показалось, будто остров Корси и все, что на нем произошло в этот судьбоносный уик-энд, не имеет никакого отношения к ее жизни, ее будущему, ее сердцу, которое бьется в груди так же ровно, как равнодушное синее море.
Примечания
