Жорж Сименон - Мегрэ и одинокий человек
— Совершенно верно.
— У вас есть догадки относительно причины, по которой он покинул семью, мастерскую и стал клошаром?
— Я разговаривал с его женой и дочерью. Ни та ни другая не смогли ответить на этот вопрос. Мне известен подобный случай: в Лондоне один известный банкир исчез точно таким же образом.
— И когда он исчез?
— В сорок пятом.
— Любовница, вторая семья?
— До сих пор это выяснить не удалось. Мои люди прочесывают квартал. Поиски осложняет то, что обращаться мы можем только к немолодым людям. Сегодня утром я допросил многих ремесленников, торговцев и мелких рантье из того района. Безрезультатно. Это было в бистро, где Вивьен каждое утро пил кофе. Его помнят, но ничего о нем не знают, поскольку он ни с кем не сближался…
— Странно, что двадцать лет спустя кто-то вдруг решил его убить…
— Потому-то я и копаюсь в его прошлом. Если отбросить версию о маньяке или психопате, решившем застрелить первого попавшегося клошара, но это маловероятно…
— Что собой представляет его жена?
— Неприятная особа. Правда, у нее была тяжелая жизнь. Однажды утром она осталась одна, с восьмилетней дочерью, без средств к существованию. К счастью, она умела шить. Начала обшивать соседок, потом немного расширила клиентуру…
— Она не переехала?
— Нет. Живет в том же самом доме на улице Коленкур, в котором жила с мужем. Только сменила этаж — перебралась в квартиру поменьше и подешевле. Женщина без возраста и смысла в жизни. Взгляд уставлен в одну точку, глаза выцветшие, какие бывают у людей, которые много страдали…
— Ей ничего не известно об уходе мужа?
— Я сумел из нее вытянуть всего несколько слов.
Если она что-либо знает, то оставит при себе, ни за что не изменит решение…
— А дочь?
— Ей сейчас двадцать восемь. Замужем за заведующим отделом в «Бон-Марше». Она чуть разговорчивее, чем мать, держится настороженно. У нее двое детей — девочка шести лет и мальчик четырех.
— Отношения с матерью у нее хорошие?
— Более или менее. Они видятся почти каждое воскресенье из-за детей, но, думаю, особо теплых чувств между ними нет. Одетт, это дочь, боготворила отца и до сих пор ревниво сохраняет его культ. Думаю, сегодня днем или завтра утром они пойдут в Институт судебной медицины на опознание тела…
— Вместе?
— Меня бы это удивило. Они пойдут порознь. Я сказал и той и другой, что они могут заняться похоронами.
Обе очень боятся журналистов и фотографов… Если вы со мной согласны, я все устрою так, чтобы не предавать огласке этот аспект дела…
— Разумеется. Я понимаю этих женщин. У вас до сих пор нет никаких соображений насчет того, кто мог совершить это убийство?
— До сих пор не появилось никакого следа. Думаю, что такого одинокого человека мне не доводилось встречать за все время работы в полиции. Он не только жил один в заброшенном доме, где нет воды и электричества, но и неизвестно чем занимался.
— Что говорит медэксперт? Вивьен был здоров?
— Великолепное здоровье. Выглядел он лет на шестьдесят пять, но по документам ему было всего пятьдесят пять, и все его внутренние органы в отличном состоянии…
— Благодарю вас, что держите меня в курсе. Если я правильно понимаю, существует вероятность, что расследование затянется…
— Если не произойдет счастливый случай, не сработает фактор везения… Например, если бы мадам Вивьен нарушила свое молчание, думаю, мы многое бы узнали.
Мегрэ вернулся к себе в кабинет и попросил соединить его с Институтом судебной медицины.
— Алло!.. Не могли бы вы мне сказать, приходила ли некая мадам Вивьен опознать тело своего мужа?
— Она ушла с полчаса назад.
— Нет никаких сомнений, что это он?
— Она его сразу узнала.
— Плакала?
— Нет. Немного постояла неподвижно, глядя на него. Спросила меня, когда сможет заняться организацией похорон, я посоветовал ей обратиться к вам. Доктору Лагодинеку тело больше не нужно. Он вытянул из него все, что мог.
— Благодарю вас. Очевидно, сегодня к вам зайдет также и молодая женщина. Это дочь…
— Я буду в ее распоряжении…
Мегрэ открыл дверь в кабинет инспекторов и окликнул Торранса.
— Ничего нового?
— Как вы и велели, шесть человек обходят район улиц Лепик и Коленкур, опрашивая посетителей баров и кафе, а также простых прохожих пожилого возраста, которые могли знать Вивьена до его исчезновения…
Не было никаких доказательств, что он стал клошаром на следующий же день после ухода из дома и мастерской. Он вполне мог переехать в другой квартал или даже прожить несколько лет в провинции.
Не имея возможности прочесать всю Францию, Мегрэ уцепился за Монмартр, сам толком не зная почему.
Чуть позднее он позвонил мадам Вивьен, чей номер нашел в телефонной книге. Она уже вернулась домой и ответила на звонок как человек, всегда ждущий плохих новостей и постоянно к ним готовый.
— Алло… Кто у аппарата?..
— Мегрэ… Мне стало известно, что вы ходили на опознание тела… Это действительно ваш муж?
Она сухо проронила «да».
— Он сильно изменился за двадцать лет?
— Как и любой другой изменился бы.
— Я только что от следователя. Упомянул о похоронах. Он разрешил выдать вам тело, чтобы всем занимались вы. Также он согласен, чтобы прессу не информировали, насколько это возможно.
— Спасибо.
— Полагаю, вы не хотите привозить тело на улицу Коленкур?
— Разумеется.
— Когда вы собираетесь его хоронить?
— Послезавтра. Я ждала известий от вас, чтобы вызвать агента похоронного бюро.
— У вас есть участок на каком-нибудь парижском кладбище?
— Нет. Мои родители были людьми небогатыми.
— В таком случае погребение, по всей вероятности, пройдет на кладбище Иври.
— Там уже лежит моя мать.
— Вы не связывались с дочерью?
— Пока нет.
— Я попрошу вас сообщить мне точный час похорон…
— Собираетесь прийти?
В этом вопросе не было ни малейшего намека на любезность.
— Не бойтесь. Вы меня не заметите…
— Если только за вами не увяжутся журналисты.
— Я сделаю так, чтобы этого не случилось.
— Я ведь не смогу вам помешать, верно?
Ее голос был горьким. Горьким вот уже двадцать лет.
Или таков ее характер? Была ли она такой в те времена, когда жила с мужем?
Мегрэ задавал себе все возможные и вообразимые вопросы, включая те, что могли бы. показаться смехотворно-нелепыми. Он безуспешно пытался реконструировать у себя в голове личность Марселя Вивьена, самого одинокого из одиноких.
Большинство людей, какими бы сильными они ни были, нуждаются в человеческом общении. Он — нет.