Рекс Стаут - Знак зеро
– Вы назвали меня лгуньей! – напустилась она на Кремера. – Да ещё при свидетелях! – Она повернулась к стенографисту. – Я требую, чтобы все это было занесено в протокол!
– Не беспокойтесь, он запишет, – заверил её Кремер. – Послушайте, миссис Тиллотсон, вы сами признались, что лгали относительно своего визита к Хеллеру до тех пор, пока не убедились, что это бесполезно. Ведь привратник мог под присягой подтвердить факт вашего прихода к Хеллеру. Теперь что касается вашей попытки дать взятку полицейскому. Это уголовное преступление. Если дежурный настоит на обвинении и вас будут судить, я, конечно, не берусь предсказывать, кому больше поверят присяжные, вам или ему, но я прекрасно знаю, кому бы поверил я.
– Позовите его сюда, – потребовала она. – Я хочу посмотреть ему в глаза.
– Думаю, он тоже хотел бы взглянуть вам в глаза, но это излишне. Я привык доверять своему чутью, а оно подсказывает мне, что вы лжете. И ещё вы, конечно же, лжете, зачем так стремились получить доступ к бумагам Хеллера. Хеллер изобрел свой специальный шифр, и потребовалась бы целая бригада дешифровщиков, чтобы прочесть его записи. Вы это знали, и я не верю, что вы рискнули бы подкупить полицейского только ради того, чтобы изъять записи, касающиеся вас и вашей семьи. Впрочем, я допускаю, что среди записей Хеллера имеются и те, которые вас интересуют. Завтра утром мы посадим людей разбирать его документы, они их внимательно просмотрят страницу за страницей, и если действительно обнаружат что-либо похожее, дадут мне знать. А пока, до выяснения обстоятельств, я задержу вас за попытку подкупа должностного лица. Если вы хотите позвонить адвокату, можете сделать один звонок в присутствии полицейского.
Голова Кремера повернулась как на шарнире.
– Стеббинс, проводите её к лейтенанту Роуклиффу и введите его в курс дела.
Пэрли поднялся. Миссис Тиллотсон сжалась, на глазах становясь все менее и менее дородной.
– Подождите минуту, – попросила она.
– Две минуты, мадам. Но не пытайтесь снова состряпать какое-нибудь вранье. У вас это плохо получается.
– Ваш человек неправильно меня понял. Я и не собиралась давать ему взятку.
– Я же сказал, вы имеете право позвонить адво…
– Мне не нужен адвокат, – уверенно возразила она. – Поскольку бумаги Хеллера скоро расшифруют, истина неизбежно откроется. Лучше уж я расскажу вам сама. Речь идёт о нескольких письмах. Они в конвертах, адресованных мне, но без подписи отправителя. Это анонимки. Я хотела, чтобы Хеллер вычислил их автора.
– Письма касаются вашего сына?
– Нет, меня лично. Мне угрожали. Что-то вроде шантажа.
– Сколько их всего было?
– Шесть.
– И чем же вам угрожали?
– Это не были угрозы в полном смысле слова. Письма содержали разного рода сентенции. В одном говорилось: «Тому, кто не может платить, остается только молиться». В другом: «Лишь умирая, ты оплачиваешь все долги», а в последнем: «Банкет окончен – наступает час расплаты». Остальные послания были пространнее, но в том же духе.
– А почему вы расценили их как прелюдию к шантажу?
– А разве вы подумали бы иначе? «Тому, кто не может платить, остается молиться». Как вам такое нравится?
– И вы хотели, чтобы Хеллер идентифицировал их отправителя. Сколько раз вы с ним виделись?
– Два.
– Разумеется, вы предоставили ему исчерпывающую информацию. Мы займемся письмами утром, а сейчас расскажите, что вы сообщили Хеллеру. Изложите как можно подробнее все, что вы говорили ему, и что он вам отвечал.
Тут я позволил себе почти в открытую улыбнуться и взглянул на Вульфа, желая узнать, должным ли образом он оценил то мастерство, с каким Кремер использовал его методу, но Вульф сидел с каменным выражением лица.
Я затруднялся сказать, насколько откровенна была миссис Тиллотсон, и как много она утаивала. Например, существовало ли в её прошлом нечто такое, за что её можно было заставить сейчас платить или даже назначать час расплаты; знала ли она сама, о чем идёт речь; скрыла ли это от Хеллера или рассказала ему, но не хотела посвящать в дело нас.
И началась волынка. Миссис Тиллотсон с трудом, постоянно запинаясь, вспоминала подробности своих бесед с Хеллером и те факты, которые сообщала ему для его расчетов. Кремер то гнал её вперёд, то возвращал назад, пока в конце концов не запутал настолько, что потребовалась бы дюжина знахарей-математиков, чтобы поставить все с головы на ноги.
Наконец вмешался Вульф. Он взглянул на стенные часы, а затем, развернувшись в кресле и переместив тело весом в одну седьмую тонны чуть влево, объявил:
– Уже за полночь. Слава богу, у вас тут целая армия детективов, и есть кому все это рассортировать. Если ваш лейтенант Роуклифф ещё здесь, то пусть он займется миссис Тиллотсон, а мы отведаем немного сыра. Я проголодался.
Кремер и сам был рад прерваться, и потому возражений, не имел. Пэрли Стеббинс увёл миссис Тиллотсон. Стенографист тоже вышел по своим делам. Я же отправился на кухню пожать мужественную руку Фрица. Весь вечер он разрывался на части, непрерывно, поднос за подносом штампуя бутерброды для всей этой оравы из Отдела по расследованию убийств, засевшей у нас в доме.
Возвратившись в кабинет с провизией, я застал такую картину: Кремер уже почти оседлал письменный стол, что-то возбужденно доказывая Вульфу, а сам Вульф сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла. Я пустил по кругу поднос с изготовленным Фрицем il pesto и крекерами, а также пивом для Вульфа и стенографиста, кофе для Кремера и Стеббинса и молоком для меня.
Минут через пять Кремер поинтересовался:
– А что за штуковину мы едим?
– Это итальянский деликатес. Называется il pesto, – ответил Вульф.
– Из чего его делают?
– О, сюда входят сыр «канестрато», анчоусы, свиная печень, чёрный орех, шнитт-лук, сладкий базилик, чеснок и оливковое масло.
– Боже!
Не прошло и трёх минут, как Кремер обратился ко мне с видом человека, делающего одолжение:
– Гудвин, передайте-ка мне ещё этой самой штуковины.
Когда я стал собирать пустые тарелки, он принялся опять наседать на Вульфа. Вульф не утруждал себя сопротивлением. Он дождался, когда Кремер умолк, чтобы перевести дух, и пробормотал:
– Уже почти час ночи, а у нас ещё целых три свидетеля.
Кремер послал Пэрли за следующей жертвой. На сей раз в дверях появился высокий худой мужчина – тот самый, что утром нахально разглядывал нас с Сьюзен в вестибюле дома на 37-й улице, когда мы сидели на диване у камина. Я уже читал его предварительные показания и знал, что его зовут Джек Эннис, что он холост, живет в районе Куинс и что он непризнанный изобретатель. По его коричневому костюму по-прежнему рыдал утюг.
