Жорж Сименон - Исчезновение Одиль
Наверняка она выходила в город, скорее вечером, а не утром или днем, и как можно позднее.
Ночные рестораны на Елисейских полях были не в ее вкусе, она считала их снобистскими. Что до Монмартра, то он, на ее взгляд, был не чем иным, как большой ловушкой для доверчивых иностранцев.
Для нее существовал только Левый берег и, главным образом, Сен-Жермен-де-Пре.
За неимением хотя бы самой малой зацепки, Боб принялся обходить все более-менее известные места. Так, он заходил в заведения, наполненные дымом и грохочущей музыкой, где в полумраке парам едва хватало места, чтобы передвигать ногами.
– Вам столик, мсье?
– Нет. Спасибо. Я только на минутку.
Он облокачивался о стойку бара, заказывал что попало. Он начинал с того, что разглядывал посетителей, всякий раз надеясь увидеть сестру. Затем, уже в который раз, доставал из кармана фотографию.
– Она не появлялась у вас в последние две ночи?
Бармен, который часто оказывался и хозяином заведения, смотрел, хмуря брови, на портрет и качал головой.
– Этот снимок мне ничего не говорит. Но знаете, передо мной проходит так много народу.
– Если она приходила, то наверняка оставалась до закрытия, когда, мне думается, у вас поменьше клиентов.
– Да. Постепенно публика редеет. Нет! Я почти уверен, что никогда ее не видел.
Он начал с улицы Сент-Андре-дез-Ар. Затем настал черед улицы Сент-Женевьев, улицы Сен-Жак, улицы де ла Бюшри. Так случилось, что во время одного из своих приездов в Париж он уже обошел ночные рестораны в этом квартале.
Некоторые из них исчезли, зато появились новые.
Он заказывал джин с тоником, делал один глоток, вынимал из кармана фотографию, задавал свой вечный вопрос. По мере того как ночь отсчитывала часы, его план казался ему все менее и менее удачным, и у него появлялось желание отправиться спать.
– Еще один! – обещал он себе. – Последний.
Так, от последнего к последнему, он обошел ресторанов двадцать, один теснее и прокуреннее другого.
По дороге он вспомнил о том, что рассказал ему гитарист: он отвел ее в свой гостиничный номер на улице Муфтар, и она, разлегшись на кровати, голая слушала, как он играет на гитаре.
Это произошло в предыдущий приезд сестры, но должно было остаться ярким воспоминанием в ее памяти. Вот почему Боб двинулся в тот квартал. Ресторан, куда он вошел, по-прежнему обещая себе, что это последний, смахивал на какое-нибудь бистро – не слишком чистые стены, публика, состоящая большей частью из хиппи. Между столами ходила и пела женщина с темными жирными волосами, ей аккомпанировал такой же, как она, лохматый гитарист.
Никаких следов Одиль не было. Перед тем как уйти, он направился к стойке бара, за которой стоял огромных размеров хозяин с большими усами. Его торс обтягивала майка, на которую он не надел рубашки.
– Порцию рома.
Ему вдруг захотелось заменить джин с тоником чем-нибудь другим, и тут он увидел прямо перед собой бутылку рома.
– Знаете, певица-то не наша. Здесь со своими номерами выступают сами клиенты. Есть такие, что специально сюда за этим и ходят. Если у них получается не слишком плохо, я угощаю их стаканчиком.
Он оглядел Боба и спросил:
– Вы студент?
– Да.
– Так я и думал. Среди посетителей мало студентов. Много молодых англичан. Еще скандинавов. Все они так или иначе хиппи, но весьма симпатичные.
– Вам уже попадалась на глаза эта девушка?
Он без малейшей надежды протянул фотографию. Хозяин лишь мельком взглянул на нее.
– Если бы вы пришли прошлой ночью, вы бы застали ее за третьим столиком, тем, который сейчас занимают два негра.
– Вы не ошибаетесь?
– Я в этом уверен так же, как в том, что я вас вижу.
– Что она пила?
– Джин с водой.
Это был любимый напиток Одиль. Виски она пила, лишь когда отсутствовал джин.
– Как она была одета?
– Это что, допрос?
– Я пытаюсь удостовериться, что речь идет именно о ней. Она была одна?
– Пришла она одна, да.
– В котором часу это было?
– Примерно в четверть первого. Один южноамериканец, в жилах которого явно течет индейская кровь, играл на странной флейте. Сюда стекается публика отовсюду, и один вечер непохож на другой. Когда музыкант закончил играть, я увидел, что она поменяла место и села к нему за столик.
– Как она была одета?
– Темно-коричневые брюки и желтый пуловер, поверх него замшевая куртка.
Это был наряд, который Одиль носила чаще всего.
– Она много выпила?
– Три-четыре бокала. Индеец, тот не пил спиртного.
– Они ушли вместе?
– Не думаю. Мне ни к чему было наблюдать за ними больше, чем за остальными. Во всяком случае, я ее снова увидел, она сидела одна за своим столиком. Это ваша хорошая приятельница?
– Нет. Моя сестра.
– Тоже студентка?
– Нет.
– Вы оба уже давно в Париже?
– Три дня Но мы сюда приезжали
– Вместе?
– Нет. В котором часу вы закрываетесь?
– Когда начинает пустеть зал. Чаще всего между двумя-тремя часами ночи.
– Я на всякий случай подожду.
Он пошел и сел в углу. У него немного кружилась голова, поскольку, кочуя из бара в бар, он выпил больше, чем ожидал.
– Можно попросить у вас кофе, желательно покрепче? – спросил он у официантки.
– Пойду взгляну на кухне, не выключен ли уже кипятильник.
Вскоре она принесла ему чашку густого, как суп, кофе. Певшая до этого женщина уже ушла. На пороге возникла группа из пяти туристов, они оглядели посетителей и ретировались. На их вкус тут было маловато экзотики.
Значит, он не ошибся. Одиль выходила прошлой ночью из гостиницы, но не для того, чтобы проведать своего гитариста. Ей захотелось изведать чего-нибудь нового. Может, подобно ему, она тоже обошла какое-то число ночных ресторанов?
В глазах у Боба все немного плыло Почему Одиль не хотела, чтобы ее тело нашли или, во всяком случае, чтобы его можно было опознать? Это была нелепая затея, и он никак – не мог отгадать, как же она рассчитывала это исполнить.
Если бы она бросилась в Сену... Но она умела плавать, и ей было бы трудно утопиться... Ее бы или же зацепило корабельным винтом, или же ее тело всплыло бы через несколько дней.
Револьвера у нее не было... Хотя... Он чуть было не бросился тут же звонить отцу, но тот не услышал бы у себя в комнате звонка телефона, стоявшего в гостиной. Револьвер в доме действительно был. Он находился там, наверное, уже много лет, и Альбер Пуэнте хранил его у себя в кабинете, хотя было маловероятно, что кто-нибудь нападет на него там среди бела дня.
Бобу хотелось как можно скорее узнать, не пропало ли оружие. Он позвонит около шести утра, когда отец в одиночестве выпивает свою большую чашку кофе, прежде чем отправиться на прогулку.
