Уилки Коллинз - Лунный камень
— Подумали ль вы о томъ, что онъ можетъ сказать съ своей стороны?
— Пусть говоритъ что угодно.
Невозможно было не удивляться ея деликатности и рѣшимости, и также нельзя было не почувствовать, что она впадала въ просакъ. Я умолялъ ее поразмыслить о собственномъ положеніи. Я напоминалъ ей, что она отдаетъ себя въ жертву отвратательнѣйшимъ истолкованіямъ ея цѣли.
— Вы не можете бравировать общественнымъ мнѣніемъ изъ-за личнаго чувства, сказалъ я.
— Могу, отвѣтила она, — не въ первый разъ это будетъ.
— Что вы хотите сказать?
— Вы забыли о Лунномъ камнѣ, мистеръ Броффъ. Развѣ я тогда не бравировала общественнымъ мнѣніемъ ради своихъ собственныхъ причинъ?
Отвѣтъ ея заставалъ меня умолкнуть на минуту. Онъ подстрекнулъ меня къ попыткѣ объяснить себѣ ея поведеніе, во время пропажи Луннаго камня, изъ загадочнаго признанія, которое только что сорвалось у ней съ языка. Будь я помоложе, пожалуй, мнѣ и удалось бы это. Теперь оно было не подъ стаду.
Я въ послѣдній разъ попробовалъ уговорить ее, прежде нежели мы вернулись домой. Она осталась непреклонною. Въ этотъ день, когда я простился съ ней, въ умѣ моемъ странно боролись возбужденныя ею чувства. Она упрямилась; она ошибалась. Она влекла къ себѣ, она возбуждала восторгъ, она была достойна глубокаго сожалѣнія. Я взялъ съ нея обѣщаніе писать ко мнѣ тотчасъ же, какъ только ей нужно будетъ сообщить что-нибудь новое, и вернулся въ Лондонъ въ самомъ тревожномъ расположеніи духа.
Вечеромъ, въ день моего пріѣзда, прежде чѣмъ я могъ разчитывать на полученіе обѣщаннаго письма, я былъ удивленъ посѣщеніемъ мистера Абльвайта старшаго и узналъ, что мистеръ Годфрей въ тотъ же день получилъ отставку и принялъ ее.
При усвоенномъ мною взглядѣ на это дѣло, уже одинъ фактъ, изложенный въ подчеркнутыхъ словахъ, обличалъ причину покорности мистера Годфрея Абльвайта такъ же ясно, какъ бы онъ самъ въ ней сознался. Онъ нуждался въ значительной суммѣ; она ему нужна была къ сроку. Рахилины доходы, которые могли быть ему подмогой въ чемъ-нибудь иномъ, тутъ ему были не въ помощь, и такимъ образомъ Рахиль возвратила себѣ свободу, не встрѣтивъ съ его стороны ни минутнаго сопротивленія. Если мнѣ скажутъ что это однѣ догадки, я спрошу въ свою очередь: какою иною теоріей можно объяснить, что онъ отступился отъ брака, который доставилъ бы ему роскошную жизнь до конца дней?
Восхищенію, которое могло быть возбуждено во мнѣ счастливымъ оборотомъ дѣла, помѣшало то, что произошло во время этого свиданія по старикомъ Абльвайтомъ. Онъ, разумѣется, зашелъ узнать, не могу ли я разъяснить ему необычайное поведеніе миссъ Вериндеръ. Нѣтъ нужды упоминать о томъ, что я вовсе не могъ сообщить ему требуемое свѣдѣніе. Досада, которую онъ при этомъ почувствовалъ, въ связи съ раздраженіемъ, произведеннымъ въ немъ недавнимъ свиданіемъ съ сыномъ, заставила мистера Абльвайта потерять самообладаніе. И взгляды, и выраженія его убѣдили меня, что миссъ Вериндеръ будетъ имѣть дѣло съ безпощаднымъ врагомъ, когда онъ на другой день пріѣдетъ къ брайтонскимъ дамамъ. Я провелъ тревожную ночь, размышляя о томъ что мнѣ слѣдовало сдѣлать. Чѣмъ кончилась мои размышленія, и насколько мое недовѣріе къ старику Абльвайту оказалось основательнымъ, — всѣ это (говорятъ) было уже весьма точно и въ надлежащемъ мѣстѣ изложено примѣрною личностью, миссъ Клакъ. Мнѣ остается прибавить, для полноты разказа, что миссъ Вериндеръ нашла наконецъ въ моемъ Гампстедскомъ домѣ покой и отдыхъ, въ которыхъ она, бѣдняжка, такъ сильно нуждалась. Она почтила васъ долгою побывкой. Жена и дочери мои была ею очарованы, а я съ искреннею гордостью и удовольствіемъ долженъ сказать, что когда душеприкащики назначали новаго опекуна, наша гостья, и семья моя разставалась какъ старые друзья.
II
Вслѣдъ за симъ слѣдуетъ изложить дополнительныя сведенія, которыми я располагаю относительно Луннаго камня или, говоря правильнѣе, относительно заговора Индѣйцевъ похитить алмазъ. Хотя мнѣ остается разказать весьма не многое, но это немногое тѣмъ не менѣе имѣетъ (какъ я упоминалъ уже) нѣкоторую важность по своей замѣчательной связи съ послѣдующими событіями.
Спустя недѣлю и дней десять по отъѣздѣ миссъ Вериндеръ изъ нашего дома, одинъ изъ моихъ писцовъ, войдя въ пріемную моей конторы, подалъ мнѣ карточку и объявилъ, что какой-то джентльменъ дожидается внизу, желая поговорить со мной. Я посмотрѣлъ на карточку. На ней стояло иностранное имя, въ послѣдствіи изгладившееся изъ моей памяти. Затѣмъ на нижнемъ краю карточки слѣдовала строчка, написанная по-англійски, которую я хорошо помню: по рекомендаціи мистера Септима Локера. Дерзость человѣка съ такимъ положеніемъ, какъ мистеръ Локеръ, осмѣливающагося рекомендовать мнѣ кого бы то ни было, такъ внезапно озадачила меня, что я съ минуту молчалъ, не вѣря собственнымъ глазамъ. Писецъ, замѣтивъ какъ я ошеломленъ, соблаговолилъ передать мнѣ результатъ своихъ наблюденій надъ иностранцемъ, дожидавшимся внизу.
— Человѣкъ весьма замѣчательной наружности, сэръ, и такой смуглолицый, что всѣ конторскіе тотчасъ приняли его за Индѣйца или что-нибудь въ этомъ родѣ.
Сопоставивъ мысль писца съ обидною строчкой въ карточкѣ, которую держалъ въ рукѣ, я мигомъ заподозрилъ, что подъ этою рекомендаціей мистера Локера и посѣщеніемъ иностранца кроется Лунный камень. Къ удивленію моего писца, я тотчасъ рѣшился принять джентльмена, дожидавшагося внизу.
Въ оправданіе этой жертвы простому любопытству, крайне не свойственному моему званію, позвольте мнѣ напомнить читателю этихъ строкъ, что ни одно лицо (по крайней мѣрѣ въ Англіи) не было въ такой короткой связи съ романомъ индѣйскаго алмаза, какъ я. Полковникъ Гернкасль довѣрилъ мнѣ свой тайный планъ избѣжать руки убійцъ. Я получалъ его письма, періодически увѣдомлявшія меня, что онъ еще находится въ живыхъ. Я составилъ его завѣщаніе, по которому онъ дарилъ миссъ Вериндеръ Лунный камень. Я убѣдилъ его душеприкащика принять эту должность на тотъ случай, если камень окажется дѣйствительно цѣннымъ пріобрѣтеніемъ для семейства. Наконецъ я же боролся съ опасеніями мистера Франклина Блека и убѣдилъ его взяться за передачу алмаза въ домъ леди Вериндеръ. Если кто-нибудь можетъ заявить законныя права на участіе въ дѣлѣ Луннаго камня и всего сюда относящагося, мнѣ кажется, трудно отвергнуть, что это именно я.
Лишь только ввели моего таинственнаго кліента, я ощутилъ въ себѣ увѣренность, что нахожусь въ присутствіи одного изъ трехъ Индѣйцевъ, вѣроятно, самого начальника ихъ. Онъ былъ изысканно одѣтъ въ европейское платье. Но смуглаго цвѣта лица, высокаго роста съ гибкимъ станомъ и сдержанно-граціозной вѣжливости обращенія было достаточно, чтобъ обличать опытному глазу его восточное происхожденіе.
