Уилки Коллинз - Лунный камень
Удивительная быстрота ея соображенія помогла ей замѣтить, не то въ голосѣ моемъ, не то въ обращеніи, перемѣну, которая тотчасъ дала ей понять, что я все это говорилъ, имѣя въ виду дальнѣйшую цѣль. Она пріостановилась, и освободивъ свою руку, вопросительно посмотрѣла мнѣ въ лицо.
— Мистеръ Броффъ, сказала она: — вы хотите передать мнѣ что-то о мистерѣ Годфреѣ Абльвайтѣ, скажите.
Я настолько зналъ ее, что поймалъ на словѣ и разказалъ все.
Она снова взяла меня подъ руку и тихо пошла по мной. Я чувствовалъ, какъ рука ея машинально сжимала мою руку; видѣлъ, что сама она становилась блѣднѣе, и блѣднѣе, по мѣрѣ того какъ я распространялся, — но изъ устъ ея не вырвалось ни одного слова, пока я говорилъ. И когда я кончилъ, она все еще оставалась безмолвною. Слегка склонивъ голову, она шла возлѣ меня, не сознавая моего присутствія, не сознавая ничего окружающаго; потерянная, можно сказать, погребенная въ своихъ мысляхъ.
Я не хотѣлъ мѣшать ей. Зная ея характеръ, я въ этомъ случаѣ, какъ и въ прежнихъ, далъ ей время.
Дѣвушки вообще, услыхавъ что-нибудь интересующее ихъ и повинуясь первому побужденію, сначала забрасываютъ разспросами, а потомъ бѣгутъ обсудить это съ какою-нибудь любимою подругой. Первымъ побужденіемъ Рахили Вериндеръ въ такихъ обстоятельствахъ было замкнуться въ своихъ мысляхъ и обсудить про себя. Въ мущинѣ эта безусловная независимость великое качество. Въ женщинѣ она имѣетъ ту невыгоду, что нравственно выдѣляетъ ее изъ общей массы прекраснаго пола и подвергаетъ ее пересудамъ общаго мнѣнія. Я сильно подозрѣваю себя по этому предмету въ единомысліи съ остальнымъ свѣтомъ, за исключеніемъ мнѣнія объ одной Рахили Вериндеръ. Независамость ея характера была однимъ изъ качествъ, уважаемыхъ мной; частію, конечно, потому, что я искренно удивлялся ей и любилъ ее; частію потому, что взглядъ мой на ея отношеніе къ пропажѣ Луннаго камня основывался на тщательномъ изученіи ея характера. Какъ бы плохо ни складывались внѣшнія обстоятельства въ дѣлѣ алмаза, — какъ бы ни было прискорбно знать, что она сколько-нибудь замѣшана въ тайну нераскрытой кражи, — я тѣмъ не менѣе былъ убѣжденъ, что она не сдѣлала ничего недостойнаго ея, ибо я равно убѣжденъ былъ и въ томъ, что она въ этомъ дѣлѣ шага не ступила, не замкнувшись въ своихъ мысляхъ и не обдумавъ его про себя.
Мы прошла около мили, прежде чѣмъ Рахиль очнулась. Она вдругъ поглядѣла на меня съ чуть замѣтнымъ оттѣнкомъ улыбки прежняго, болѣе счастливаго времени, самой непреодолимой, какую когда-либо видалъ я на женскомъ лицѣ.
— Я уже многммъ обязана вашей добротѣ, сказала она, — а теперь чувствую себя въ большемъ долгу нежели прежде. Если по возвращеніи въ Лондонъ до васъ дойдетъ молва о моемъ замужствѣ, опровергайте ее тотчасъ же отъ моего имени.
— Вы рѣшались нарушать свое слово? спросилъ я.
— Можно ли въ этомъ сомнѣваться, гордо возразила она, — послѣ того, что вы мнѣ передали?
— Милая миссъ Рахиль, вы очень молоды, и вамъ будетъ гораздо труднѣе выйдти изъ настоящаго положенія нежели вы думаете. Нѣтъ ли у васъ кого-нибудь, само собой разумѣется, какой-нибудь леди, съ которою вы могли бы посовѣтоваться?
— Никого, отвѣтила она.
Меня огорчили, искренно огорчили ея слова. Такъ молода, такъ одинока, и такъ твердо выносить свое положеніе! Желаніе помочь ей пересилило всякія соображенія о пристойности, которыя могли возникнуть во мнѣ при подобныхъ обстоятельствахъ; пустивъ въ ходъ все свое умѣнье, я изложилъ ей по этому предмету все, что могло придти мнѣ въ голову подъ вліяніемъ минуты. Я на своемъ вѣку передавалъ многое множество совѣтовъ моимъ довѣрителямъ и не разъ имѣлъ дѣло съ величайшими затрудненіями; но въ настоящемъ случаѣ мнѣ еще впервые доводилось поучать молодую особу какъ ей добиться освобожденія отъ помолвки! Предложенный мною планъ, въ короткихъ словахъ, былъ слѣдующій. Я совѣтовалъ ей сказать мистеру Годфрею Абльвайту, — съ глазу на глазъ, разумѣется, — что ей достовѣрно извѣстно, какъ онъ обличилъ корыстное свойство своихъ цѣлей. Потомъ ей слѣдовало прибавить, что свадьба ихъ, послѣ такого открытія, стала просто невозможною, спросить его, что онъ считаетъ болѣе благоразумнымъ: обезпечить ли себѣ ея молчаніе, согласясь съ ея намѣреніями, или, противясь имъ, заставить ее разоблачить его цѣли во всеобщее свѣдѣніе? Если же онъ станетъ защищаться или отвергать факты, въ такомъ случаѣ пусть она обратится ко мнѣ. Миссъ Вериндеръ со вниманіемъ выслушала меня до конца. Потомъ очень мило поблагодарила меня за совѣтъ, но въто же время объявила мнѣ, что не можетъ ему послѣдовать.
— Смѣю ли спросить, сказалъ я, — что вы имѣете противъ него?
Она не рѣшалась сказать, потомъ вдругъ отвѣтила мнѣ встрѣчнымъ вопросомъ.
— Что еслибъ у васъ потребовали мнѣнія о поступкѣ мистера Годфрея Абльвайта? начала она.
— Я назвалъ бы его поступкомъ низкаго обманщика.
— Мистеръ Броффъ! я вѣрила въ этого человѣка. Могу ли я послѣ этого назвать его низкимъ, оказать, что онъ обманулъ меня, опозорить его въ глазахъ свѣта? Я унижалась, прочивъ его себѣ въ мужья; если я скажу ему то, что вы совѣтуете, значитъ, я признаюсь предъ нимъ въ своемъ униженіи. Я не могу сдѣлать это послѣ всего происшедшаго между нами, не могу! Стыдъ этотъ для него ничто. Для меня этотъ стыдъ невыносимъ.
Вотъ еще одна изъ замѣчательнѣйшихъ особенностей ея характера открывалась предо мной: ея чуткій страхъ самого прикосновенія съ чѣмъ-нибудь низкимъ, затемнявшій въ ней всякую мысль о самой себѣ, толкавшій ее въ ложное положеніе, которое могло компрометтировать ее во мнѣніи всѣхъ ея друзей! До сихъ поръ я еще крошечку сомнѣвался въ пригодности даннаго мною совѣта. Но послѣ сказаннаго ею я несомнѣнно убѣдился, что это лучшій изъ всѣхъ возможныхъ совѣтовъ и не колебался еще разъ настоять на немъ.
Она только покачала головой и повторила свой отказъ въ другихъ выраженіяхъ.
— Онъ былъ со мной въ такихъ короткихъ отношеніяхъ, что просилъ моей руки. Онъ такъ высоко стоялъ въ моемъ мнѣніи, что получилъ согласіе. Не могу же я, послѣ этого, сказать ему, что онъ презрѣннѣйшее существо въ мірѣ.
— Но, милая миссъ Рахиль, увѣщевалъ я, — вамъ равно невозможно сказать ему, что вы отказываетесь отъ своего слова, не поставивъ ему на видъ никакой причины.
— Я скажу, что передумала и убѣдилась, что намъ обоимъ гораздо лучше будетъ, если мы разстанемся.
— И только?
— Только.
— Подумали ль вы о томъ, что онъ можетъ сказать съ своей стороны?
— Пусть говоритъ что угодно.
Невозможно было не удивляться ея деликатности и рѣшимости, и также нельзя было не почувствовать, что она впадала въ просакъ. Я умолялъ ее поразмыслить о собственномъ положеніи. Я напоминалъ ей, что она отдаетъ себя въ жертву отвратательнѣйшимъ истолкованіямъ ея цѣли.
