Дороти Сэйерс - Медовый месяц в улье
– Но если я веду себя назойливо, – говорила гер цогиня, – пусть меня лучше усыпят, как бедного Агага, – не библейского, конечно, а того, который был до Артаксеркса, он был персидский голубой, – и не знаю, почему бы не усыплять тех, кто этого хочет, когда человек уже старый и больной и сам себе обуза, – но я боялась, что вы станете нервничать, когда это случится впервые, поэтому и упомянула… Хотя, возможно, после женитьбы все будет иначе и этого не случится вовсе… Да, это “Рокингем”[330], одна из удачных вещей, – большинство из них так дешево расписаны, но это один из пейзажей Брамельда…[331] Ни за что не подумаешь, что такой болтливый человек может быть таким неприступным, но я себе всегда говорю, что нелепо притворяться, будто у тебя нет слабостей, – очень глупо, потому что они у всех есть, только мой муж и слышать об этом не желал… Правда, замечательная ваза?.. По глазури понятно, что это “Дерби”, но роспись сделана леди Сарой Уимзи, которая вышла замуж за графа Северна и Темзы, – это она с братом и их собачкой, а тут можно разглядеть смешную церквушку, она стоит там, на берегу озера… Они продавали белье[332] художникам-любителям, а те потом отсылали его обратно на фабрику для обжига. Тонкая вещь, да? Уимзи либо очень тонко чувствуют живопись и музыку, либо не чувствуют вовсе.
Она склонила голову набок, как птичка, и посмотрела на Гарриет поверх вазы своими яркими карими глазами.
– Я что-то такое подозревала, – сказала Гарриет, отвечая на то, о чем в действительности хотела поговорить герцогиня. – Я помню, однажды он закончил расследование, а потом мы с ним ужинали. Он выглядел совершенно больным.
– Вы знаете, он не любит ответственности, – объяснила герцогиня. – Война и разное другое не пошли людям на пользу в этом смысле… Целых полтора года… Вряд ли он когда-либо вам о них расскажет, во всяком случае, тогда вы будете знать, что он исцелился… Я не хочу сказать, что он сошел с ума, ничего такого, и он всегда был очень милым, только вот смертельно боялся спать… и совсем не мог приказывать, даже слугам, и очень от этого страдал, бедный ягненочек!.. Думаю, если четыре года подряд отдавать людям приказы, посылая их на мины, то заработаешь – как это сейчас называют? – то ли комплекс, то ли расстройство чего-то, мотивации или фрустрации… О, простите, моя дорогая, не стоит сидеть, прижимая к себе чайник. Отдайте его мне, я верну его на место… Хотя на самом деле я гадаю на кофейной гуще, потому что не знаю, как он сейчас эти вещи переживает, да, наверное, и никто не знает, кроме Бантера, – а учитывая, в каком долгу мы перед ним, Артаксерксу следовало хорошо подумать, прежде чем его царапать… Надеюсь, Бантер не создает вам трудностей.
– Он чудесный – и удивительно тактичен.
– Так мило с его стороны, – искренне сказала герцогиня. – Потому что с этими преданными людьми бывает очень непросто… А ведь если кому-то и можно поставить в заслугу исцеление Питера, то только Бантеру, и с этим нельзя не считаться.
Гарриет попросила рассказать про Бантера.
– Ну, до войны он был лакеем у сэра Джона Сандертона, а потом служил у Питера в части… сержантом или кем-то… но они попали в какую-то – как американцы называют трудное положение? – передряга, да? – да, вместе попали в передрягу и cдружились… И Питер обещал дать Бантеру работу – если оба вернутся с войны живыми, сказал прийти к нему… Ну и в январе 1919-го, кажется, – да, правильно, я помню, что было жутко холодно, – Бантер явился сюда и сказал, что дал деру из армии…
– Герцогиня, Бантер не мог так сказать!
– Конечно, дорогая, это я так грубо выразилась. Он сказал, что добился демобилизации и немедленно пришел получить место, обещанное ему Питером. Так вышло, моя дорогая, что в тот день Питеру было особенно плохо – ничего не мог делать, только сидел и дрожал… Мне Бантер с виду понравился, и я сказала: “Что ж, попытайтесь, но я не думаю, что он сможет принять какое-либо решение”. Впустила его. В доме было темно, потому что Питеру, судя по всему, не хватило духу включить свет… поэтому он спросил, кто пришел. “Сержант Бантер, милорд, прибыл, чтобы поступить на службу к вашей светлости, как условились”, – ответил Бантер, и включил свет, и задернул шторы, и с того момента взял инициативу на себя. Кажется, он устроил все так, что многие месяцы Питеру не нужно было отдавать приказы даже относительно сифона с содовой… Он нашел ту квартиру, привез Питера в Лондон и все сам сделал… Помню – надеюсь, я не слишком утомила вас Бантером, милая, но это правда очень трогательно, – помню, однажды утром я приехала в Лондон рано утром и заглянула к ним. Бантер только подавал Питеру завтрак – тогда он вставал поздно, потому что спал очень плохо, – вышел с тарелкой в руках и сказал: “Ваша милость! Его светлость велел мне убрать с глаз долой чертовы яйца и принести сосиску”. Его так переполняли чувства, что он поставил горячую тарелку на стол в гостиной и испортил полировку… С тех сосисок, – торжественно заключила герцогиня, – у Питера все пошло на лад!
Гарриет поблагодарила свекровь за эти подробности.
– Когда начнется суд, в случае кризиса я буду слушаться Бантера. Как бы там ни было, я очень вам благодарна за предупреждение. Обещаю не душить его супружеской заботой – от нее, вероятно, будет только хуже.
– Кстати, – сказал Питер на следующее утро. – Я очень прошу прощения и так далее, но ты вытерпишь поход в церковь?.. То есть нам с тобой было бы правильно показаться на семейной скамье… Людям будет что обсудить, и все такое. Конечно, если ты не будешь чувствовать себя как святой Ктототам[333] на железной решетке – будто тебя жарят и края уже обуглились. Только если это станет сравнительно легкой пыткой, вроде колодок или позорного столба.
– Конечно, я пойду в церковь.
Было немного странно благочестиво стоять в холле рядом с Питером, дожидаясь старших, чтобы пойти к утрене. Гарриет словно вернулась в детство. Герцогиня спустилась, натягивая перчатки, точь-в-точь как когда-то мама, сказала: “Не забудь, милый, сегодня сбор пожертвований”, – и вручила сыну свой молитвенник, чтобы он его нес.
– Да, еще! – воскликнула герцогиня. – Викарий прислал записку, что у него разыгралась астма, а второй священник в отъезде, так что, раз Джеральда нет, он будет весьма признателен, если ты прочтешь из Писания.
Питер любезно сказал, что прочтет, но надеется, что отрывок будет не про Иакова, которого он терпеть не может.
– Нет, милый. Это славный тоскливый кусочек из Иеремии. У тебя получится намного лучше, чем у мистера Джонса, потому что я всегда следила за твоими аденоидами и заставляла тебя дышать носом. По дороге мы заедем за кузеном Мэтью…
