Дочь палача и Совет двенадцати - Пётч Оливер

Позабыв об опасности, мальчик подбежал к брату. Пауль одним из первых накинулся на венецианцев. Мерзавцы были ошарашены, однако им удалось дважды выстрелить.

Вторая пуля, похоже, угодила в Пауля.

Он закрыл глаза, дыхание было прерывистое. Петер разорвал его рубашку, чтобы выяснить, куда именно попала пуля, обтер рукавом кровь и наконец увидел отверстие. Пуля пробила левое плечо, точно над локтем. Рана сильно кровоточила, и Пауль, судя по всему, еще находился в шоке. Но вскоре он почувствует боль – и закричит еще громче, чем прежде.

Вокруг по-прежнему кипел бой. Петер, сосредоточившись, попытался вспомнить все, чему научился у отца. Следовало остановить кровь, это самое главное! Стиснув зубы, он разорвал собственную рубашку и обвязал Паулю руку. Рядом валялся потухший факел. Мальчик взял его и разломил пополам, после чего сунул одну часть в повязку и стал скручивать. Кровь остановилась, но Петер знал, что это лишь временная мера. Чтобы окончательно остановить кровь, нужны лекарства! Если слишком долго держать повязку – это он тоже усвоил от отца, – рука отомрет, и ее придется ампутировать. И Пауль на всю жизнь останется калекой – если не умрет в ближайшие дни от гангрены…

Пауль застонал, но в себя так и не пришел. Рядом валялся его маленький нож. Петера охватила неукротимая ярость. Он схватил ножик и бросился на одного из венецианцев, который возился с Шоршем. В правой руке у него был пистолет. Венецианец как раз навел его на главаря Ангерских Волков.

– Свинья! – обезумев, закричал Петер. – Проклятая свинья! Стрелять в моего брата! Убирайтесь все к дьяволу!

Он ткнул венецианца ножом. Тот вскрикнул и выронил пистолет. Но Петер был вне себя и продолжал колоть противника. Ножик был маленький, но острие впивалось то в руки, то в грудь, то в лицо венецианца. Никогда в жизни мальчик не ощущал в себе такой ярости, и она помогла ему перебороть страх. Может, эта ярость и побуждала Пауля ко всевозможным безумствам?

– Finite! – заверещал венецианец, стараясь увернуться от ножа. – Io capito! [18]

Тем временем на помощь к ним подоспели и другие ребята. Они прижали венецианца к полу и связали веревками, взятыми из ближайшей камеры. Кто-то схватил Петера за плечо и оттащил назад. Это был Мозер.

– Петер, он уже не опасен, – проговорил он мягко. – Успокойся. Слышишь? Все позади.

Мальчик вздрогнул и посмотрел на свои окровавленные руки. Он словно очнулся от кошмарного сна. Ярость захлестнула его с головой и едва не превратила в убийцу. Петер всхлипнул, глядя на стонущего венецианца, и выронил нож.

– Он… он выстрелил в моего брата, – выдавил он сквозь слезы. – Если Пауль умрет, то… то…

– Сомневаюсь, что Пауль умрет, – попытался успокоить его Шорш. – Ему просто нужен врач, и поскорее. – Тут он нахмурился. – Как и тому мерзавцу… Твой урок он надолго запомнит.

Только теперь Петер огляделся. Схватка была позади. Оба венецианца, ван Уффеле и матушка Йозеффа лежали связанными на полу. Десяток ребят и несколько собак одолели четверых вооруженных злодеев. Собака принца была найдена, их всех ждала награда.

Тем не менее Петер не чувствовал радости. Его охватило отчаяние. Он так часто злился на Пауля за его безжалостное отношение к животным и людям… Его всегда раздражало, что брат не желает учиться и вместо этого предпочитает драться со всеми подряд. И вот теперь, когда окровавленный Пауль лежал на полу, Петер понял, как он любит его. Они были как две стороны одной монеты.

Только вдвоем они составляли единое целое.

По всему коридору лаяли собаки, так что сложно было расслышать даже собственный голос. Петеру показалось, что где-то в отдалении раздался стук в дверь и крик. Что, если здесь держали еще и людей? Может, это была Ева, про которую говорила мама? Так или иначе, от этого шума проснуться должны были все прочие обитатели мануфактуры и жители ближайших домов.

– Вы совершаете большую ошибку! – прорычал ван Уффеле и попытался выпутаться из веревок. – Огромную ошибку. У меня есть друзья в городе, повсюду! Если вы сейчас же не освободите меня, то не проживете и двух дней!

– Вы… никчемные воришки! – процедила матушка Йозеффа.

Во время схватки она потеряла свой парик, и стали видны ее редкие седые волосы. Всем своим видом хозяйка заведения напоминала старую злую ведьму.

– Что вы тут забыли? – кричала она. – Вздумали обокрасть порядочных горожан?

– Порядочных горожан? – Шорш презрительно рассмеялся и показал на Артура, который прыгал и скулил вокруг Петера. – Разве порядочные горожане воруют собак у кронпринцев?

– Не понимаю, о чем вы, – упрямо проговорил ван Уффеле.

Но Петер заметил, как он вздрогнул. В другом конце коридора снова послышался крик, потом яростный стук в дверь. Ван Уффеле тоже это услышал – это было видно по его лицу.

– Кто у вас там? – спросил Шорш. – Кого вы там еще заперли? Отвечай!

– Ничего я вам не скажу, – холодно заявил ван Уффеле. – Сначала освободите меня.

– Заткни пасть, дурак! – Луки отвесил ему звонкую пощечину и до крови рассек губу.

Ван Уффеле свирепо уставился на главаря Подонков.

– Не будешь делать, что тебе говорят, я лично скормлю тебя собакам, – продолжал Луки. – Они явно проголодались.

Петер прислушался. Сквозь лай и вой вновь послышались крики и стук.

Кричала женщина. Этот голос Петер не мог спутать ни с каким другим.

– Мама! – закричал он.

И побежал по коридору.

Под защитой каменного выступа Куизль смотрел, как Даниель Пфунднер и мастер Фрисхаммер складывали в сундуки принадлежности для чеканки. Взгляд его потускнел, напряжение схлынуло, он чувствовал себя усталым и старым.

Слишком стар для подобных авантюр. Слишком стар, чтобы уберечь свою дочь.

Якоб так надеялся, что эти двое приведут его к Магдалене или, на худой конец, подскажут что-то касательно убийств… А теперь выяснилось, что они шли по ложному следу. Разговор, который Магдалена подслушала в доме Пфунднера, не имел к девушкам никакого отношения. Что уж этот Фрисхаммер сказал тогда Пфунднеру?

От них нужно избавиться…

Магдалена была уверена, что он имел в виду девушек. А на самом деле они говорили о приспособлениях для чеканки монет. По всей видимости, эти двое не рассчитывали, что в ближайшее время кто-то им помешает. Но строительство замка продвигалось слишком быстро, и сегодняшний бал расстроил их планы. И теперь они спешно убирали все, что могло навести на них подозрение, пока кто-нибудь из гостей не обнаружил грот. Куизль сжал кулаки. Эти мерзавцы, несомненно, заслуживали виселицы – но к убийствам девушек они не имели отношения.

Или все-таки имели?

Анни, найденная в Мельничном ручье, была шлюхой в доме Пфунднера. Эльфи и Ева тоже были проститутками и прислуживали богатым патрициям… Может, и этому Фрисхаммеру? Куизль стиснул зубы. Должна быть какая-то связь! Ответ, скорее всего, был очевиден, но затерян среди множества ложных следов. Почему он не мог его отыскать?

Пфунднеру, возможно, что-то известно. Был только один способ выяснить это: разговорить его. И палач сделал самое простое, что пришло ему в голову.

Он вышел вперед.

– Отец! – зашипел Георг. – Черт возьми, что ты делаешь?

Но было поздно. Пфунднер уже заметил Куизля. Даже при таком тусклом свете Якоб видел, как побелело лицо казначея. Он попытался представить себя на месте Пфунднера и увидеть происходящее его глазами: громадный палач в капюшоне явился за ним, чтобы сварить в кипящем масле за содеянное преступление…

– Господь всемогущий! – вырвалось у Пфунднера.

Он выронил мешок, который держал в руках, и уставился на Куизля, как на привидение. Фрисхаммер тоже увидел палача. Он взвизгнул как свинья и спрятался за столом. Якоб поднял руки.

– Нам нужно поговорить, – сказал он. – Я не собираюсь…

С этого момента все происходило одновременно. Раздался звук, хорошо знакомый Куизлю еще с войны, – взвизгнула тетива арбалета. Должно быть, толстяк в костюме легионера был не столь беззащитен, как показалось вначале. Под столом, наверное, лежал взведенный арбалет. Палач машинально отпрянул в сторону, и болт просвистел мимо. Но в тот же миг в висок ему врезался один из бронзовых штемпелей. Пфунднер, похоже, быстро оправился от потрясения и схватил первое, что попалось под руку.