Дэн Симмонс - Колокол по Хэму
На дороге у тупика первой железнодорожной ветки никого не оказалось. Ржавые рельсы убегали в тростник, исчезая за поворотом в пятидесяти шагах от меня. Тростник был такой высокий и темный, что просека казалась туннелем. Далеко впереди и слева я видел два заброшенных причала, которые спускались к бухте. На обоих не было ни души.
Полумесяц луны поднялся над горизонтом. Мои глаза привыкли к темноте, и у меня возникло такое ощущение, будто бы кто-то внезапно зажег поисковый прожектор и шарит его лучом по бухте и склону холма. Я сместился влево, в тень высокой травы, и быстрым шагом вернулся к точке, откуда были видны причалы и труба.
В ста двадцати шагах впереди стояли два кирпичных здания, из которых обработанный тростник погружался на плоскодонные баржи. Теперь их крыши и окна с разбитыми стеклами могли послужить идеальной позицией для снайпера.
Я лег в траву и обдумал возможные варианты действий. В этом месте дорога изгибалась вокруг холма по направлению к зданиям, второму холму, расположенному за ними, и к самой мельнице, которая стояла в четверти мили за причалами. Я мог двинуться сквозь джунгли и тростниковое поле за ближайшими зданиями либо обойти их по дороге, освещаемый со спины луной. Даже ползя по-пластунски, я был бы прекрасной мишенью для стрелков, засевших на вторых этажах или на крышах зданий. У меня с собой были «томпсон» и «магнум», но на протяжении шестидесяти-семидесяти ярдов они ничем не могли бы мне помочь. Расположившись у трубы со снайперской винтовкой, противник накроет меня, как только я высунусь из-за изгиба холма.
Если огонь открыли не те два агента, которые высадились на берег, значит, где-то поблизости находились по меньшей мере еще два человека — один с фонарем, другой — тот, который и начал пальбу. Грохот выстрелов был похож на звук, издаваемый «люгером» или «шмайссером», но одному господу известно, какое еще оружие они могли принести с собой. И сколько там человек.
Настало время праздновать труса.
Я повернулся и пополз на животе, пока не оказался за поворотом, где меня нельзя было увидеть с причалов и зданий.
Поднявшись на корточки, я торопливо двинулся назад путем, которым пришел сюда.
На гребне по-прежнему царила тишина. Я мог проползти прямо и посмотреть, закончил ли Хемингуэй осмотр места, откуда велась стрельба, но решил сначала вернуться к нашей расщелине. Я пробрался по краю тростникового поля до сучковатого куста, служившего мне ориентиром, потом начал спускаться по холму к нашему укрытию. В десяти ярдах от него я чуть приподнялся и на мгновение зажег фонарь, обтянутый красной материей. Потом я вновь упал в траву и затаился в ожидании, держа пистолет наготове. Через пятнадцать секунд, показавшихся мне вечностью, в расщелине мигнул красный огонек. Я сунул «магнум» в кобуру и пополз вперед.
* * *— Оба мертвы, — прошептал Хемингуэй, прихлебывая виски из серебристой фляжки. — Немцы, которые высадились с подлодки, — добавил он. — Оба холодные, лежат под деревом. Думаю, их застрелили со спины.
— Видели кого-нибудь рядом? — спросил я.
Он покачал головой.
— Я осмотрел восточный склон до дороги в бухте. Прополз сквозь кусты по обе стороны гребня. Потом осмотрел эту сторону холма вплоть до «Лорейн». Здесь никого нет. — Он еще раз глотнул из фляжки, но мне не предложил.
Я рассказал ему о силуэте, который заметил у рельсов, и объяснил, почему решил вернуться.
Хемингуэй лишь кивнул:
— Мы можем осмотреться днем.
— И окажемся еще лучшей целью для снайперов, — заметил я.
— Нет, — возразил Хемингуэй. — Их уже след простыл.
Они выполнили свою задачу.
— Убили двух высадившихся агентов, — сказал я.
— Да.
— Но зачем им это? — спросил я, сознавая, что понапрасну трачу слова. — Зачем ликвидационной группе... если это действительно была она... расправляться со своими агентами?
— Ты профессионал, — ответил Хемингуэй, засовывая фляжку в карман своей охотничьей рубашки — Тебе виднее.
Некоторое время мы молчали, потом я спросил:
— Что можно сказать о трупах?
Хемингуэй пожал плечами:
— Я не дополз до них. Тела могли заминировать. Два трупа.
Мужские. Оба в немецкой армейской форме. Одного из них освещала луна. Молодой, совсем мальчишка Вокруг них валялись вещи и всякая дрянь... фонарь, которым они подавали сигналы, курьерская сумка, что-то еще...
— В форме? — изумленно переспросил я. Тайные агенты, пробирающиеся на вражескую территорию на надувном плотике, как правило, не носят форму.
— Да. Обычная пехотная форма Вермахта, если не ошибаюсь. Я не заметил знаков различия и нашивок с обозначением их подразделения... вероятно, спороты но, вне всякого сомнения, форма. Один из них лежал лицом кверху... тот самый, на которого падал свет... и я отчетливо заметил на его ремне пряжку со свастикой. На другом, лежавшем лицом вниз, была немецкая пехотная пилотка из фетра.
— Вы уверены, что оба мертвы? — спросил я.
Хемингуэй досадливо посмотрел на меня:
— На них уже пируют крабы, Лукас.
— Хорошо. Осмотримся с первыми лучами солнца.
— До восхода пять часов, — заметил Хемингуэй.
Я промолчал. Внезапно меня охватила страшная усталость.
— Нужно установить наблюдение, — продолжал Хемингуэй. — На тот случай, если кто-нибудь явится, чтобы забрать тела.
— Давайте дежурить по два часа. Я буду первым. — Вынув из сумки ложку и котелок, я начал выползать из расщелины, но Хемингуэй остановил меня, схватив за ногу.
— Лукас, я повидал на своем веку немало мертвецов. Еще в Первую мировую. Работал корреспондентом в Турции, Греции, Испании. Горы трупов. Я видел, как погибают люди... на корриде, на поле боя.
— Вот как? — По-моему, он выбрал не самое удачное время для похвальбы.
Голос Хемингуэя изменился. Теперь он произносил слова так, как я говорил в детстве на исповеди:
— Но я никогда не убивал людей, Лукас. По крайней мере, собственными руками, лицом к лицу.
«Замечательно, — подумал я. — Дай-то бог, чтобы это не изменилось ни сегодня, ни завтра».
— Ладно, — сказал я и взобрался по склону расщелины.
* * *К пяти утра стало достаточно светло, чтобы осмотреть трупы.
Хемингуэй оказался прав почти во всем. Два молодых человека — первый блондин, другой с коричневыми вьющимися волосами, — оба в форме, оба застрелены в спину, оба безнадежно мертвы. Сухопутные крабы поднялись с берега и, когда мы появились на рассвете, обгладывали тела. Лишь некоторые отползли в сторону, но с полдюжины сидели на лицах мальчишек и не выказали ни малейшего желания отступить. Хемингуэй вынул пистолет и прицелился в самого крупного краба, который принял оборонительную стойку, задрав клешни, но я прикоснулся к запястью писателя, указал на свое ухо, прося не шуметь, и отогнал крабов палочкой.
Мы присели на корточки и склонились над трупами. Пока я осматривал их, Хемингуэй оперся на колено, обводя взглядом заросли и вершину гребня. Взрывных устройств я не обнаружил — тела не были заминированы.
«Мальчишки». Хемингуэй не ошибся. Обоим не было и двадцати. Блондин, лежавший на спине, выглядел сверстником Патрика. Крабы сожрали его глаза и уже трудились над вздернутым носом и пухлыми губами. Трупы давно окоченели и издавали сильный запах.
Оба были застрелены в спину, очевидно, из укрытия на восточном склоне. Дистанция была самая подходящая — не более шести метров.
— Нужно разыскать гильзы, — сказал я.
Хемингуэй кивнул и начал спускаться по восточному склону, вглядываясь к гребень, но не забывая осматриваться вокруг. Через несколько минут он вернулся.
— Песок кое-где взрыт, — сообщил он. — Следы башмаков без особых примет. Гильз я не нашел.
— Наш убийца весьма осторожен, — негромко произнес я.
Перевернув брюнета на спину, я обыскал его нагрудные карманы. Ничего. Хемингуэй был прав: обычная форма Вермахта, но без погон и нашивок. Очень странно.
Оба получили по две пули: одну — в поясницу, другую — в верхнюю часть спины. Пуля, угодившая в легкие блондина, вышла с противоположной стороны, разворотив его грудь и открыв крабам удобный путь внутрь. Однако обе пули, настигшие темноволосого, застряли в его теле. Я перекатил его лицом вниз и обшарил карманы брюк. Пусто. У блондина — тоже. Брюки были из толстой шерсти. Если бы эти двое остались в живых и не переоделись, они бы уже изнывали от жары.
— Думаешь, они собирались переодеться, после того как установят контакт? — Казалось, Хемингуэй прочел мои мысли.
— Возможно. — У обоих агентов были «люгеры». Оружие блондина осталось в кобуре; темноволосый успел выхватить пистолет, прежде чем его застрелили, и теперь «люгер» валялся в траве в тридцати сантиметрах от его скрюченных пальцев.
Я проверил оба пистолета. Из них не стреляли.
Большая часть их снаряжения не заслуживала особого внимания — разбитый фонарь, складная лопатка, ящик из-под патронов с компасами, кухонной утварью и ракетницей; рюкзак с пончо и двумя парами гражданской уличной обуви; два стандартных армейских штыка в ножнах; несколько свернутых в трубочку карт — только Пойнт Рома и то место, где мы сейчас находились, были обведены несмываемым карандашом. Но одна из их брезентовых сумок казалась подозрительно тяжелой и мягкой. Хемингуэй открыл бронзовую защелку и забрался внутрь. Из непромокаемых кармашков сумки он доставал документ за документом.
