Жан-Франсуа Паро - Дело Николя Ле Флока
Бурдо-Кадильяк покинул наблюдательный пост и поспешил на улицу, где его ждал экипаж. Все было предусмотрено, чтобы в случае погони экипаж инспектора смог бы оторваться от преследователей. Николя же в своих отрепьях намеревался раствориться в толпе простонародья. Труднее всего оказалось расстаться с кошечкой, которая после проведенной вместе ночи решила, что нашла себе хозяина, и теперь демонстрировала все свои таланты, желая убедить в этом Николя. Но он полагал, что Сирюс не потерпит присутствия юного создания, а потому считал ее усилия напрасными. Вытряхнув из мешка крошки паштета, он, пользуясь тем, что внимание лакомки переключилось на еду, тихо удалился. Однако когда он подошел к решетчатой калитке, кошечка уже поджидала его; в ее глазах прыгали задорные искорки, и она, наклонив головку, смотрела на него лукавым вопросительным взором. Он попытался обойти ее, но ее растерянный взор сломил его сопротивление. Не в силах долее противиться, он быстро схватил кошку за шкирку и сунул ее в заплечный мешок, где она, вполне довольная, моментально устроилась со всеми удобствами.
Выйдя на улицу, Николя с облегчением вздохнул и, чувствуя, как его одолевает усталость, на минутку прислонился к стене под портиком. Но передохнуть ему не удалось: в углу так сильно пахло застарелой мочой, что даже Мушетта, как он решил назвать кошечку, высунула свою изящную головку из мешка и принялась поводить носиком, с явным неудовольствием вдыхая окружающие ароматы. Сначала он направился в сторону, противоположную Шатле, затем улочками добрел до набережной Грандз-Огюстен, где нанял лодку, высадившую его на покрытый вонючим липким илом берег неподалеку от рынка Апор-Пари. По дороге в Шатле он с удовольствием созерцал привычную толчею вокруг прилавков с зеленью, над которыми зеленщицы и торговки фруктами водрузили зонтики. Несмотря на грязь, оживление, царившее на рынке, раскинувшемся возле мрачного театра правосудия, заставляло забыть о страхах, источаемых, подобно зловонию, толстыми тюремными стенами, смотревшими своими подслеповатыми глазами-бойницами на мост Менял.
Добравшись в толпе до готического портика, он незаметно скользнул под своды старой крепости. В дежурной части никого не было, и он смог спокойно переодеться. Пока он завершал свой туалет, Мушетта исследовала помещение, осторожно перепрыгивая с одного места на другое; обойдя всю комнату, она с видимым неудовольствием отряхнулась, вскочила на стол, потянулась, свернулась клубочком и заснула. Устроившись поудобнее на стуле, Николя вознамерился последовать ее примеру, но тут явились полицейские агенты, обеспечивавшие безопасность Бурдо.
Внезапно его осенило, и он удивился, почему эта мысль не пришла к нему раньше. Неужели лихорадочное желание поскорей распутать клубок интриг вытеснило у него привычку к анализу? Ведь появление в термах Юлиана в роли посланца Камюзо молодого человека, приглашенного в тот злополучный вечер к Жюли, бесспорно, доказывало связь между преступлением на улице Вернель и политическими интригами вокруг покойного короля и графини дю Барри. Вписав этот запоздалый вывод в канву своих рассуждений, Николя убедился, что он вполне укладывается в зародившуюся у него в голове гипотезу, последствия которой он пока не осмелился сформулировать.
Громкий топот прервал его размышления. В комнату в одежде Кадильяка, но без усов бодро вошел Бурдо, а следом за ним несколько приставов, доставивших троих арестованных.
— Три крупных рыбы, и все из последнего улова! — жизнерадостно сообщил инспектор.
— Расскажите все по порядку.
Бурдо плюхнулся на стул.
— Как вам известно, после непродолжительной, я бы даже сказал, краткой беседы в термах, когда наш агент предложил цену, назвал условия и предупредил о последствиях недружественных шагов, я покинул развалины. Стоило моему экипажу двинуться, как за ним тотчас увязался кабриолет, следовавший за мной вплоть до улицы Де-Порт. К счастью, телега с сеном прекрасно сделала свое дело, позволив мне удрать и сохранить свое инкогнито.
— А как же посланец Камюзо?
— Погодите! Вы слишком торопитесь. За ним следили, все как положено. Я занял позицию возле источника Самаритен, то есть в самом центре, откуда все хорошо видно. Гонцы, сменявшие друг друга с потрясающей скоростью, сообщали мне о передвижениях противника. Таким образом, мы смогли постепенно очертить границы интересующей нас части города. Наш подопечный вошел в Нотр-Дам незадолго до закрытия дверей. Наши люди незаметно проскользнули за ним и, скрываясь в темных приделах, наблюдали за тем, что он делал и куда ходил. А мы пока окружали храм…
— «Нас двинулось пятьсот, но воинство росло…»[59]
— Смейтесь, смейтесь! Через полчаса из боковой двери вышли три человека, в одном из которых узнали Камюзо. Я приказал проследить за ним, желая знать, куда он направится, чтобы, получив адрес, арестовать его. Что и сделали возле особняка д'Эгийона. А те двое заперли дверь, выходившую во внутренний дворик и улицу Шануанес, и сели в фиакр. «Замерли дверь на ключ», прошу вас отметить эту деталь!
— Бальбастр?
— Именно. Скорее всего это он раздобыл им ключ. Кто, если не органист Нотр-Дам, вправе владеть ключами от собора? Но вернемся к нашим птичкам; они добрались до улицы Пан и вошли в дом; вскоре туда подкатил и я. Отдав приказ приставам перекрыть оба конца улицы, один из которых упирается и улицу Сен-Виктор, а другой — в улицу Траверсин, я решил, что они от нас не уйдут. Так и получилось. Мы поднялись на чердак, ворвались к ним в комнату и надели на них наручники. Надо сказать, сопротивлялись они недолго.
— Кто «они»? — посерьезнев, спросил Николя.
— О! Ночные птицы.
— А подробнее?
— Некий молодой человек, нам неизвестный; второго вы знаете.
— Мальво?
Бурдо даже подпрыгнул от изумления.
— Николя, вы опять меня удивляете!
— Нашли какие-нибудь улики?
— Почти ничего. Полагаю, им приходилось часто менять квартиры. Пистолеты, шпаги и какое-то кольцо на ленте.
Бурдо протянул кольцо Николя, тот взял его и, внимательно оглядев, сунул в карман.
Он вышел в коридор взглянуть на арестованных. Изрядно постаревший Камюзо вызывающе смотрел на комиссара. Неизвестный из термов опустил голову. Мальво равнодушно закрыл глаза и не открыл их, когда, приблизившись, Николя долго вглядывался в его лицо. Время было позднее, допрос отложили на завтра, а всех трех арестованных заперли в одиночные камеры. Николя объяснил тюремщикам, как следует обращаться с новыми заключенными. Мысль о таинственных смертях, случившихся в Шатле и не имевших ничего общего с самоубийствами, не покидала его ни на минуту. Недавнее отравление Казимира лишь усугубляло его тревогу. Поэтому он приказал отобрать у арестованных все предметы, с помощью которых можно лишить себя жизни, и строго-настрого запретил им любое общение с внешним миром. Затем Николя отправился на улицу Монмартр. Поднявшись к себе в комнату, он уложил спящую Мушетту на подушку, сам лег рядом и погрузился в сон.
Вторник, 17 мая 1774 года
Представление кошечки обошлось без Николя: она прекрасно владела искусством соблазнения, и ему оставалось лишь восхищаться ею. Сирюс, явившись утром приветствовать старого друга, наткнулся на пробудившуюся ото сна Мушетту. Нисколько не испугавшись, кошечка грациозно потянулась и с обворожительным мяуканьем коснулась бархатной лапкой носа заинтригованного Сирюса. Растрогавшись, старый пес взял ее под свое покровительство и, деликатно схватив зубами за шкирку, понес вон из комнаты. Нежно урча, киска болтала лапами: она явно не возражала против такой любезности.
Завершив утренний туалет, Николя спустился в кухню, где Сирюс внимательно наблюдал, как смиренница лакала молоко, налитое ей Катриной и Марион. Его засыпали вопросами, и ему пришлось подробнейшим образом рассказать, откуда взялась кошка. Обе кухарки пришли в восторг: они давно хотели завести кота или кошку для помощи в повседневной борьбе с мышами и крысами. Предупрежденный Николя, господин де Ноблекур пошел на компромисс и принял самозванку к себе в дом с условием, что она не станет забегать на его половину; однако уже через несколько часов плутовка прочно заняла привилегированное место на коленях строгого магистрата. А Сирюс, казалось, помолодел в обществе новой приятельницы.
Последующие дни прошли в трудах по возобновленному расследованию. Камюзо грозил Николя гневом могущественного вельможи, но имени его не называл. Молодой человек отказывался говорить, равно как и Мальво: из него не удалось навлечь буквально ни единого вздоха. Будучи противником допросов с пристрастием, Николя намеревался воздействовать на виновных не столько силой, сколько проницательностью суждений. Арестовали также Бальбастра и мэтра Тифена. Таинственный голос предупредил мэтра о грозящем ему аресте, так что его задержали уже на выезде из города. Признавшись, что получил завещание, но не проверил в установленном порядке подлинность документа и подписей, он отказался отвечать на дальнейшие вопросы. Из напуганного до смерти органиста вытянуть не смогли ничего. Явку узников перед комиссией под председательством Сартина назначили на 31 мая.
