Валентин Лавров - Кровавая плаха
Рядом с ним разместился посол Франции герцог Монтебелло. Это был человек прекрасно образованный, влюбленный в русскую культуру и к тому же весьма интересный собеседник.
На сей раз спутники вели легкую, непринужденную беседу, далекую от политики. Герцог с восторгом произнес:
— Вчера на балу в Зимнем меня поразили великие княжны Мария и Ольга — как они милы, как грациозны.
Николаю была приятна похвала дочерям, но он скромно произнес:
— Ну конечно! Только в этом деле не обошлось без заслуг портных. Платья из белого узорчатого шелка им и впрямь к лицу.
— Ваши портные и особенно вышивальщицы — очень хороши. Моя супруга только что заказала платье из фая с вышивкой соломкой у Ирэн Сусловой.
Герцог был влюблен в свою жену — юную белокурую красавицу. По этой вполне уважительной причине он часто вспоминал ее. Вот и теперь герцог с воодушевлением воскликнул:
— Ваше Величество, я удивляюсь талантливости ваших подданных! Моя супруга вчера была потрясена необычной красотой кофейного сервиза — какие благородные формы, какой тонкий изящный рисунок! Герцогиня, большая ценительница красоты, хочет заказать такой же.
Николай пытался вспомнить кофейный сервиз и не мог. Он предпочитал пить чай. Герцог наморщил лоб и произнес:
— Я даже запомнил фамилию ювелира — Сазикофф!
— Да, Сазиковы — отличные мастера. Они порой выполняют заказы для дворца. Мне приятно, что русские мастера пришлись по сердцу моим французским друзьям.
В этот момент коляска вкатилась на гладкое покрытие недавно открытого Благовещенского моста. Возница недовольно буркнул:
— Вот необразованность! Всю дорогу насквозь перегородили. Тпру! — И натянул новые вожжи с серебристым набором, останавливая лощеных лошадей.
— Что такое? — брови Императора сошлись у переносицы.
Впереди тихо тащились погребальные дроги. Николай поднялся, обнажил голову и осенил себя крестным знамением.
— Мы все равны пред гробовым исходом, — вздохнул Император. — Господи, прими с миром душу этого бедняка.
И далее он совершил поступок, вошедший в историю.
Благородное сердцеЗа гробом, погрузившись в глубокую печаль, шли всего два человека. Одетая во все черное, молодая, приятной наружности женщина вела за руку белокурого мальчугана лет пяти.
Лицо Императора вдруг озарилось какой-то мыслью.
Он порывисто соскочил с коляски, широким легким шагом догнал дроги. Он взял мальчугана за руку и пошел рядом с молодой вдовой.
Завидев знакомую фигуру Императора, петербуржцы всех возрастов и сословий спешили присоединиться в шествию. И уже скоро громадная толпа двигалась за гробом бедняка, отдавая ему последнюю честь. Много любопытных собралось на тротуарах, люди выглядывали из окон, толпились на балконах. Процессия двигалась по Английской набережной. Царь тихо спросил женщину:
— Умерший тебе приходился мужем?
Вдова молча кивнула, и ее лицо вновь оросилось горькими слезами.
— Я вижу — ты бедна. Завтра утром приходи ко мне в Зимний дворец. Вместе с сыном.
Вдова с благодарностью прильнула к руке Императора.
Николай сделал знак вознице, следовавшему за Императором в некотором отдалении. Разламывая толпу надвое, тот подкатил к Николаю. Царь уселся на свое место, преисполненный христианского смирения и доброты.
Герцог с восхищением воскликнул:
— Простите меня, Ваше Величество! Но я скажу прямо: у вас благороднейшее сердце. Как счастлива Россия, что ею управляет столь удивительный монарх!
Император с глубоким вздохом отвечал:
— Я исполняю свой человеческий долг. Господь послал нас на грешную землю лишь для того, чтобы увеличивать на ней количество добрых дел.
Помолчав, добавил:
— Кстати, что вы говорили о сервизе? Я пришлю его в подарок вашей милой супруге. Ну а вам пусть он напоминает нашу сегодняшнюю прогулку.
Герцог онемел от царской щедрости.
Большая политикаВсе намеченное Николаем успешно свершилось.
В Зимний дворец с малолетним сыном явилась вдова. Выяснилось, что ее мужем был чухонец-рыбак по фамилии Раутио, скончавшийся во цвете лет. Николай провел рукой по белобрысой голове мальчика:
— Ты хочешь, сирота, защищать нашу Империю?
— Да, хочу, — бойко отвечал тот.
— Прикажу зачислить тебя в школу кантонистов.
Это было нарушением правил, ибо там учились лишь солдатские дети. Государь порядок ценил превыше всего, но человеколюбия ради изменил принципам. Он перекрестился и подумал: «Надо спешить творить добро! Мои подданные — мои дети».
Самой вдове было выдано пятьдесят рублей.
* * *Об этом тут же узнал весь Петербург. Все славили доброе сердце монарха. Профессор архитектуры Пименов вызвался сделать скульптурные группы, запечатлевшие христианский поступок царя. Фигуры должны были украсить Благовещенский мост — вскоре переименованный в Николаевский, там, где съезд с него на Английскую набережную.
Архитектор Штакеншнайдер начал в спешном порядке сооружать часовню, которая даже отдаленным потомкам напоминала бы о замечательном событии.
В министерстве иностранных дел, что размещалось в строении под номером шесть на Дворцовой площади, в соответствующей папке появился документ: «В знак вечной и нерушимой дружбы между русским и французским народами и в высших политических целях Его Императорское Величество распорядился передать герцогу Монтебелло художественной работы ювелирной фирмы „Сазиков“ сервиз кофейный серебряный 84-й пробы на 24 персоны общим весом один пуд фунт и полтора золотника».
Генерал-фельдмаршал Паскевич, бывший наместник Царства Польского, женатый на двоюродной сестре Грибоедова и в свое время опекавший поэта Пушкина во время его поездки по Закавказью, просительно посмотрел в глаза Николаю:
— Ваше Императорское Величество, позвольте сей дар от вашего имени представить герцогу…
Царь расхохотался:
— Иван Федорович, а ты неугомонный ветренник! Это в твоем-то почтенном возрасте — молодец! Что же, я не против — передай сервиз.
Паскевич усиленно и с успехом ухаживал за герцогиней Монтебелло, и об этом знали все, кроме самого посла.
* * *…Герцогиня была в восторге от щедрого дара. С кокетством истинной парижанки она за столом принимала тайные ласки генерала, сидевшего во время трапезы рядом с ней.
Парижские газеты с восторгом писали о происшествии на Благовещенском мосту, о том, что великий Император принимает участие в судьбе самых обездоленных граждан, делает их счастливыми.
Тогда же были решены в пользу России какие-то давние торговые споры с Францией.
Императрица Александра Федоровна поцеловала своего замечательного мужа и назидательно сказала великим княжнам и наследнику-цесаревичу Александру:
— Вот, дети мои, как надо делать большую политику. Ваш отец умеет малыми средствами добиваться великих целей. Посол увлекается охотой. Вот, Александр, вы и пригласили бы его.
…Однако жизнь готовила сюрприз, и весьма неприятный.
Пока великие развлекаютсяВосемнадцатого августа того же 1851 года имело быть большое торжество — открытие железнодорожного сообщения между Петербургом и Москвой. (Название «Николаевской» эта дорога получила лишь после смерти инициатора ее строительства. При жизни Император запретил так называть ее — эту бы скромность тем, кто захватил власть в октябре 1917-го!)
Царская семья, свита, представители дипломатического корпуса отправились в веселую поездку. Император все время был в отличном настроении, без конца задавал вопросы инженерам, некоторое время провел в кабине машинистов и даже усердно помогал им, изрядно перемазавшись. Он с восторгом наблюдал, как металлическая громада состава преодолевает хрупкое на вид сооружение — мост. Для этого даже не ленился выходить из вагона и следить за движением со стороны.
Возле Веребьинского моста, переброшенного через большой овраг, произошел забавный случай. Николай, окруженный приближенными, среди которых была герцогиня Монтебелло, находился возле насыпи. Царь взмахнул белым платком:
— Марш!
Это был приказ к движению.
Паровоз запыхтел паром, выпустил в синеву неба черный дым из громадной трубы, протяжный гудок прокатился по безбрежным зеленым просторам. Колеса заерзали, отчаянно закрутились на месте, забуксовали. Вопреки всем усилиям машиниста, состав не сдвинулся ни на пядь.
Инженеры не умели объяснить сего конфуза.
Вдруг умная герцогиня сообразила:
— Ваше Величество, а для какой надобности рельсы покрыли масляной краской?
— Где дорожный мастер? — спросил Император.
Тот, насмерть перепуганный, заикаясь, объяснил: