Валентин Лавров - Кровавая плаха
— Доставить заключенного ко мне!
Вскоре прибыла тюремная карета. Вновь перед сыщиком предстал «знаменитый московский доктор». У него был самый несчастный вид.
— Господин начальник, вляпался я в плохую историю! — вздохнул Федотов. — Но вам я готов сообщить кое-что такое, что весьма интересно… Обещайте, что и вы мне малость поможете.
— Докладывай! Сначала я должен тебя послушать…
— Незадолго до моего ареста попала мне в руки газета, там ваше обращение к врачам. Так вот… Месяца полтора-два назад ко мне пришел человек, у которого начиналась гангрена. У него была прострелена кисть и так запущена, что спасти ее не было никакой возможности. Я ему кисть отрезал. Все его приметы совпадают, как вы их распубликовали.
— Где живет этот человек?
— Хрен его знает. Мне он назвался Французовым. Сказал: «Руку я поранил на пивном заводе, где прежде работал».
Кошко осенило: вот откуда кличка Пиво! Да и за Дорогомиловской заставой, где убили Белостоцкого, есть как раз большой пивоваренный завод!
— За мой труд этот мужлан дал мне купон с тысячерублевой ренты. Он у меня дома лежит.
Далее события развивались стремительно!
Тюремные секретыЛихой шофер Ованес Ованесов повез сыщика на пивоваренный завод. Кошко сразу обратился в конторку, и ему повезло:
— Имелся среди рабочих человек по фамилии Французов?
Конторщик твердо ответил:
— Нет, такого не было!
Кошко такой ответ поверг в отчаяние. Но делать нечего, хотел уже уйти, как вдруг шустрый конторский мальчишка произнес:
— А вот если не с фамилией, а с кликухой такой — вам это не нужно? У нас на браге работал мужик по фамилии Фортунатов, а звали его все Колька-Француз.
— Почему его так прозвали?
— Да у него французская болезнь.
Конторщик обрадовался:
— Как же, такой у нас в списках значится: «Фортунатов Николай Абросимович, 1888-го года рождения, уроженец деревни Салтыковка Московской губернии…»
В тот же вечер отряд полицейских, возглавляемый самим Кошко, прибыл в Салтыковку. Родители Фортунатова встретили гостей с явной злобой, ответив: «Колька здеся давно не был. Почитай, цельный год». Но произвели обыск и нашли платья купчихи Яковлевой из Коломны, серебряный портсигар Белостоцкого и многое другое.
Родителей за укрывательство арестовали. В камеру к старухе была посажена ловкая «наседка» — агент Кошко. При ее «освобождении» после совместного недельного сидения в камере старуха приказала:
— Ты, милка, топай в Марьину Рощу. Там возле Лазаревского кладбища хибарка приютилась, крыша у ей еще съехала малость. Там живет Танька-Лошадь — красавица-девка! Это моего Кольки полюбовница. Ты скажи ей, пусть притащит жратвы.
Агент все в точности исполнила. Старуха получила от Таньки сала и сахара, а полицейские после трех дней слежки схватили Кольку в объятиях Таньки-Лошади. Фортунатов ни в чем не признавался.
— Вещи убитых нашли? А коли я их на Сушке купил? Чего пристали?! Прокурору буду жалиться. Безвинного мучают! Ироды!
— Но ведь ты фельдшеру дал купон, который находился в портфеле убитого Белостоцкого!
— Знать не знаю! Мне его в какой-то лавке сунули.
Тогда Кошко попросил Белостоцкого-младшего опознать убийцу.
Белостоцкий находился в кабинете Кошко, когда туда доставили. задержанного. Пострадавший посмотрел на преступника и, ничего не сказав, удалился в соседнюю комнату. К нему вышел Кошко.
— У меня нет твердой уверенности! — признался потерпевший.
— Хорошо, стойте возле дверей и внимательно слушайте!
Кошко кое-что придумал. Он шепнул несколько слов надзирателю. Они оба вернулись в кабинет. Кошко сел за стол, а надзиратель тихо встал за спиной Фортунатова. Колька был поглощен допросом, когда надзиратель с силой ткнул его пальцем в бок.
— Ох, черти! — взвизгнул Колька.
При этом крике в кабинет влетел Белостоикий-младший:
— Это он! Сомнений никаких. Ах, убийца проклятый! — И он с кулаками ринулся на Кольку.
Колька был уверен, что его жертва давно на том свете. Он трясся от страха, лепетал:
— Да я что? Я ничего! Они сами меня ранили…
Кошко понял: пришел наконец благоприятный момент — и сейчас Колька, видимо, смертельно боявшийся главаря, все расскажет.
И действительно, он рухнул на колени:
— Простите, все — как на духу… покаюсь…
И далее последовали страшные подробности.
Воспоминания детстваКолька, всхлипывая, размазывая сопли по морде, назвал адреса сообщников и добавил:
— Теперь Сашка-Семинарист меня убьет.
Этот Сашка и был главарем шайки. Он был единственным, чей адрес Колька не знал. Всех остальных участников кровавых пиров в тот же день арестовали: слесаря пивоваренного завода, брата Кольки, и еще какого-то 16-летнего ученика мясника.
При обысках обнаружили множество вещей с убитых и похищенные ценности.
Все бандиты с ужасом говорили о своем главаре. Задумывая преступления, он не столько думал о деньгах, сколько о возможности истязать жертв.
Так, мать и дочь Яковлевых в Коломне этот Сашка-Семинарист собственноручно мучил более четырех часов.
Добычу они делили, собравшись где-нибудь на пустыре. Главарь тут же назначал время следующей встречи и самолично намечал жертву. Дисциплина в банде была железная. Когда однажды один из ее членов отказался убивать, Сашка перерезал ему горло, отрезал уши и нос. Другой раз он прострелил строптивому сообщнику грудь.
— Когда жертва не могла оказать сопротивления, Сашка никому не позволял ее убивать — для себя оставлял! — рассказывали бандиты. — Любил детство вспоминать, как он беременным кошкам и собакам животы вспарывал…
— Где его можно поймать!
— В меняльной лавке на Ильинке! Он завсегда там сдает процентные бумаги. У нас расчет назначен как раз на субботу. Так что сегодня-завтра он туда непременно приедет, — уверял каждый из бандитов. И добавлял: — Только Сашке не говорите, что это я вам про него сказал. Убьет! Впрочем, он и сам вам живым не дастся.
ЭпилогВ тот же день Сашку арестовали. Был суд. Садиста, державшего в страхе всю Москву, приговорили к повешению. Но к 300-летию дома Романовых последовала амнистия. Сашке повезло — смерть ему заменили двадцатью годами каторги. Остальные участники банды получили по 13–15 лет.
Кто он был, этот Сашка? Сын городского головы одного из уездных городов Пензенской губернии. После гимназии поступил в семинарию (отсюда его кличка). Но за ним давно подмечали разные странности. Он любил до крови ущипнуть товарища или тайком стукнуть ногой кошку. Вышибли его из семинарии после того, как застали за жутким занятием: привязав к дереву собаку, он потрошил ей брюхо. Еще прежде удивлялись, что возле семинарии летает много искалеченных голубей. Невольно вспомнили о двух изувеченных телах местных жительниц, которых обнаружили недавно возле крепостных стен города.
Великий Октябрь освободил Сашку из тюрьмы. Пробил его час. Он подался в ЧК. Теперь он вновь подкручивал усы и творил зверства, не таясь от людей и закона. Но чем-то не угодил новым хозяевам и в 1920 году был ими расстрелян.
Об этом позже вспоминал Кошко, который к этому времени обосновался в Париже. Жил он на рю Моцарт, по соседству с полицмейстером Егоровым из Коломны.
Так начинался кровавый двадцатый век.
