Последняя Мона Лиза - Сантлоуфер Джонатан
– Люк… – выдохнула она, застыла на мгновение, а потом быстро обошла меня и практически побежала к своему дому. Я пошел рядом, безуспешно пытаясь вспомнить хоть одну из заготовленных фраз.
– Почему ты солгала мне? Я хочу понять… Я думал… Я не знаю, что я думал… Поговори со мной, пожалуйста… Объясни, в чем дело…
– Ты должен уйти! – бросила она и скрылась в подъезде.
– Я не уйду! – крикнул я ей вслед. – Ты должна мне все объяснить.
Швейцар, молодой латиноамериканец с бейджиком «Эдвин» и крепкими мышцами под тесной униформой, преградил мне путь.
– Не заставляйте меня звонить в полицию, сэр. – Он положил руку мне на грудь.
– Эдвин, – взмолился я. – Ты когда-нибудь был влюблен?
Эдвин сочувственно посмотрел на меня и посоветовал пойти домой и как следует выпить.
В любое другое время я бы, наверное, посмеялся над такой иронией судьбы. Еще раз выкрикнув имя Аликс, я повернул к выходу. Всего в одном шаге от двери я услышал, как ее голос тихо произнес мое имя.
Мы стояли рядом в лифте, молча, как чужие, потом зашли в ее квартиру. Я попытался придумать, что бы такое сказать, но не смог. Квартира тоже оказалась не такой, как я себе представлял, – большой и просторной, но со старыми створчатыми окнами, обеденным столом с разномастными стульями, слегка потертым диваном, грубо обработанными деревянными полами. Подходящая декорация для двух актеров, не выучивших свои роли.
– Аликс… Алексис… Я даже не знаю, как тебя называть.
– Это была плохая идея, Люк.
– Что ты имеешь в виду? Мое присутствие здесь или всю ту ложь, которую ты мне наговорила?
– А как насчет того, что ты мне наговорил? Разве ты мне не лгал?
– Я… пытался защитить тебя.
– От чего?
– Я не хотел, чтобы ты пострадала.
– Не понимаю… – произнесла она, и на ее лице отразилось замешательство. – Это я пыталась защитить тебя!
– Защитить меня?
– Я не думала, что все так получится. Я не хотела…
Она закрыла глаза, судорожно глотнула, по ее щекам потекли слезы, и я притянул ее к себе, мои губы коснулись ее губ, прежде чем она смогла возразить; и она поцеловала меня в ответ, затем отстранилась и сказала, что я должен уйти.
– Нет, я не уйду, пока ты не расскажешь мне, что происходит. Я тоже расскажу тебе все, что ты хочешь обо мне знать, вообще все – если ты просто объяснишь мне, что происходит.
– Слишком поздно, – сказала она.
– Для чего?
– Для всего этого. Для нас. – Она отвернулась, дневной свет из окна высветлил ей лицо. – Это была работа… мне поручили выяснить, чем ты занимаешься… во Флоренции.
Мне показалось, что я ослышался. Работа? Неужели она шпионила за мной? Но почему?
– Это из-за дневника Перуджи?
Она произнесла «да» так тихо, что я едва расслышал. Я схватил ее за плечи, повернул к себе лицом, снова спросил «для чего» – мой голос дрожал от мольбы и гнева.
– Я не могу тебе сказать. – Она пыталась вырваться из моей хватки, но я не отпускал.
– Ты не можешь – или не хочешь?
– Это не имеет значения. Не сейчас. Ты должен забыть все, что между нами произошло. Забудь меня.
Мне захотелось встряхнуть ее.
– Но ведь дело не только в нас с тобой, Аликс. Погибли люди. Ты это понимаешь? Я бы хотел забыть об этом, но не могу. Я собираюсь все выяснить, независимо от того, скажешь ты мне что-нибудь или нет. У меня есть список имен, коллекционеров произведений искусства, которые…
Аликс перестала сопротивляться, ее напряженное от ожидания и страха лицо приблизилось к моему.
– Коллекционеры произведений искусства? Что ты имеешь в виду?
Я рассказал ей о списке коллекционеров краденых произведений искусства и о том, что я уже начал связываться с ними.
– Что ты делаешь? Ты должен остановиться! Немедленно! – теперь ее голос задрожал от мольбы. – Послушай, этот дневник… люди, с которыми ты связался… они опасны, они более опасны, чем ты можешь себе представить.
– И ты работаешь на них, на этих опасных людей?
– Я… Это уже не имеет значения. Просто остановись.
– Уже слишком поздно. Я уже встречался с некоторыми из них.
– Кто они? Как их зовут? Назови мне их имена.
– Джонатан Тейвел и Ричард Бейн. Эти имена тебе что-нибудь говорят?
– Нет, – произнесла она решительно, коротко вздохнув перед этим.
– Ты все еще лжешь, не так ли?
Она вырвалась из моей хватки, открыла дверь своей квартиры и положила руку мне на спину.
– Просто уходи! – сказала она напоследок, после чего вытолкнула меня за дверь, закрыла ее и заперлась.
92
Дальше по улице, наполовину скрытый навесом высокого здания, стоит русский и ждет. Купив себе пальто из мягчайшей шерсти, он чувствует себя одним из многих хорошо одетых ньюйоркцев, которых видит повсюду в городе. Никогда в жизни он не тратил столько денег на предмет одежды. Но пальто, купленное на послерождественской распродаже за полцены, было таким мягким, что он время от времени невольно поглаживает ткань рукой. «Стопроцентный кашемир», – сказал продавец. Шляпу он тоже здесь купил, серую фетровую шляпу взамен старой, испачканной кровью.
Кроме того, он приобрел новую пару солнцезащитных очков, с металлической оправой и зеркальными стеклами: с его стороны все видно, а снаружи ничего.
Из тени и из-под полей своей новой шляпы он пронаблюдал, как Американец и блондинка зашли в здание из красного кирпича.
Он уже близко к цели. Он это чувствовал. Чутье его никогда не подводило.
Да, он ценный кадр, хоть и устал изрядно. Ему срочно нужен отдых: пляж и тот самый отель в пастельных тонах.
Но сначала он найдет человека, который хотел его убить, отплатит ему равной мерой, и если получится, помучит перед этим.
93
Аликс слышала, как Люк колотит в дверь и зовет ее. Зажав уши руками, она ушла в спальню, села на край кровати и смотрела на размытое небо за окнами, пока Люк не перестал стучать.
Трудно было в это поверить. Он все-таки нашел ее. Случилось то, на что она в глубине души надеялась. То, чего она так боялась. Ей хотелось рыдать, кричать, метаться по комнате, но она сидела тихо и неподвижно, не зная, что делать.
Когда она поняла, что выбора у нее нет, что Люк в любом случае все узнает, она потянулась за мобильным телефоном и набрала номер.
– Алексис, дорогая, – произнес в трубке мужской голос, – я ждал твоего звонка.
94
Я долго держал перед собой две рубашки, синюю и белую, выбирая, какую из них надеть, но думал совсем не об этом. Просто я ни на чем не мог сосредоточиться с того момента, как ушел от Аликс. А уж то, какую рубашку надеть, чтобы посмотреть гравюру Рембрандта, до которой мне не было никакого дела, занимало мое сознание в последнюю очередь.
Я нашел ее. Александру Грин. Алексис Верде.
А она, оказывается, шпионила за мной.
Все мои мысли занимал тот факт, что женщина, о которой я не мог не думать постоянно, та самая женщина, которую, как мне казалось, я полюбил и до сих пор не мог избавиться от этого чувства, – была кем-то нанята, чтобы следить за мной.
Махнув рукой, я выбрал синюю рубашку и продолжал думать об Аликс. Кто она на самом деле? Может быть, она до сих пор лжет мне? Конечно, так оно и есть; я видел это по ее лицу.
Но в чем именно? И почему я не распознал эту ложь раньше?
Потому что я был ей очарован, ослеплен. Может быть, все, что со мной творится – это морок, а не любовь.
Мой разум напряженно искал ответ, какое-нибудь объяснение происходящему. Я должен был знать. Я не готов был сдаться или отпустить ее.
Одевшись на автопилоте, я решил, что после того, как посмотрю Рембрандта, я отправлюсь к ее дому и буду стоять под окном на улице весь день. И всю ночь, если понадобится. Сколько угодно времени. Я должен убедить ее рассказать мне все, довериться мне – даже несмотря на то, что я не могу доверять ей.
