Маргарет Дуди - Афинский яд
— Афиняне любят свои суды, — сказал Гиппарх. — Говорят ведь: «Они предпочитают хороший обед хорошей битве, а долгий спор — и тому, и другому».
— Это ложь, причем гнусная! — возмутился я.
— Как только что отметил Эвдемий, справедливость — это всегда поиск, — снова заговорил Аристотель. — Долгий, тяжкий, но необходимый. Когда власть принадлежит одному человеку — королю, тирану — или группе богатых и влиятельных людей, например, Тридцати Тиранам, Справедливость становится пустым звуком. Тридцать Тиранов добились расположения города, наобещав людям множество перемен к лучшему. Но, захватив власть, не стали возиться с судами, а просто посылали наемников чинить расправу над теми, кто им не угодил — или чье имущество они желали присвоить.
— Но это же было противозаконно!
— Силой или уговорами людей заставили забыть о законах. В результате, минимум полторы тысячи граждан были убиты, а сколько на самом деле — неизвестно. Вот вам опасность олигархии, которая, кстати, чем-то похожа на демократию. Тирания большинства — та же тирания. Это ведь афинская демократия отняла права у других государств Союза, которые вскоре взбунтовались и потребовали независимости. Дешевые страсти и громкие фразы — безотказный способ управления массами, будь то в суде или Народном собрании. Мы должны придумать, как обеспечить незыблемость принципов, лежащих в основе нашего законодательства, чтобы ни Народное собрание, ни Буле не смогли проголосовать за их ниспровержение. Немыслимо и невозможно голосовать за отмену законов — или за применение пытки к гражданам.
— Но рабов нужно пытать, — вставил Деметрий, — чтобы не устраивали в городе беспорядки. Ужас перед вызовом в суд для дачи показаний им только на пользу. Если бы они не боялись закона, они возымели бы слишком большую власть над гражданами! И чужеземцев, не имеющих разрешения на проживание, тоже надо пытать в целях безопасности.
— А что мы, собственно говоря, подразумеваем под пыткой? — спросил я. — Если допрос, то он не должен стоить человеку жизни.
— Разумеется, — ответил Гиппарх. — Все государства применяют пытку как допустимый способ принуждения и получения свидетельских показаний. Некоторые виды пытки вполне безобидны, например, порка или защемление суставов клещами. Другие — серьезнее. Одна и та же пытка бывает и наказанием, и допросом — в зависимости от обстоятельств.
— Но граждане Афин ни в коем случае не должны подвергаться пытке, — торжественно провозгласил юный Деметрий. — Это важное составляющее нашей свободы. Я прав, Аристотель?
— В Афинах существует нечто вроде развивающейся теории. Отношение ко всем — всем гражданам — должно быть одинаковым…
— Но в действительности оно не одинаково, — возразил Гиппарх. — Я не говорю о том, что вершин чаще всего достигают самые богатые и образованные, — это в порядке вещей. Но афиняне относятся к чужеземцам не так, как к гражданам.
— Ты еще скажи, — засмеялся Деметрий, — что афиняне не относятся к женщинам и рабам, как к гражданам, и не применяют к ним те же законы.
— В какой-то мере применяют, — не согласился Эвдемий. — Женщины, подчиняясь власти мужчин, участвуют в общественной жизни, поскольку производят на свет новых граждан. У них особая роль — роль гражданок. Афинянка, обвиненная в каком-либо преступлении, должна предстать перед судом. Что же касается рабов, никому не придет в голову сказать, что с ними должны обращаться как с равными.
— Некоторые считают, — заметил Деметрий, — что нужно лишить привилегий ремесленников и торговцев и ограничить их права. В жизни государства могут участвовать лишь истинно образованные люди, у которых есть время на размышления. С какой стати невежественные низы будут принимать законы?
— Такая точка зрения существует, — кивнул Аристотель. — Ее выразил Платон. В Афинах стараются — точнее, старались — следовать этому принципу: так, архонтами могут выбрать лишь представителей двух высших слоев общества. Но сейчас уже слишком поздно лишать гражданских прав всех афинян, занимающихся ручным трудом или торговлей. Это излишне радикальная мера, которая в определенной степени противоречит духу Солона. Кроме того, кто вы такие, чтобы закрыть путь к обогащению всем представителям этой категории, например, скульпторам? Богатство всегда останется силой. Когда-то лишь знатные могли стать богачами и крупными землевладельцами. Впрочем, земля — давно уже не единственный источник благосостояния.
— Возможно, по оптимальному пути пошла Спарта, — предположил Гиппарх Аргосский. — Ее граждане не знают черной работы, вернее, не знали, пока Спарта находилась в зените своего могущества. Свободные спартанцы могут быть лишь воинами, торговля и рабский труд не для них. Их женщины даже не занимаются домашней работой! Уже давно Спарта захватила земли Мессении и Лаконии и сделала их жителей илотами. Эти люди стали орудиями спартанцев и навсегда лишились достойного существования.
— Ты забываешь, — возразил Эвдемий, — насколько сильно Спарта зависела от торговли и ремесел в маленьких пограничных городках. А также от своих портов, таких, как Кифера.
— Думается мне, воинственные спартанцы предпочли бы ковать мечи и щиты на собственных землях, — сказал я.
— Кто знает, что ждет спартанцев теперь, когда царь Агис потерпел сокрушительное поражение в битве с македонцами, — отозвался Феофраст. — Спарта уже никогда не будет прежней.
— И все же я считаю, что их система была лучшей, — настаивал Гиппарх. — Все граждане Спарты равны, все одинаково просто одеты. Среди них нет ни мелких торговцев, ни стяжателей, ни краснобаев. Они не допускают вольности даже в речи: люди Лаконии воистину лаконичны. Однажды перед воинственной Спартой не устояли даже Афины. А Мессении лишь недавно удалось сбросить с себя ненавистное ярмо.
— Все это прекрасно, — ответил Аристотель, — но вы сами видите: долго их система не продержалась. Хотя бы потому, что, регулируя жизнь мужчин, они упустили из виду женщин. А женщины, которым все дозволено, быстро становятся избалованными и властными.
— И что же, — осведомился юный Деметрий, — по-твоему, законодатели должны уделять особое внимание манерам и нравственности женщин?
— Да, а спартанцы этого не сделали. Но, в любом случае, Спарта не может служить примером для современных государств. Обратить в рабство население целой страны — задача на сегодняшний день невыполнимая. Даже Александру, покорителю Азии, она оказалась не под силу. Да и Спарта уже не та, что прежде.
— Спартанские девушки получали образование и такую же физическую подготовку, как юноши, — задумчиво произнес Деметрий. — Вы только представьте! Они метают диски и участвуют в соревнованиях по бегу!
— Срам, — фыркнул Гиппарх. — Тела остальных эллинок всегда прикрыты. Свободная афинянка не должна обнажаться даже перед мужем. Да он и не должен просить ее сбросить все покровы. А при выполнении супружеского долга нашим женщинам не только дозволено, но даже вменяется оставлять прикрытой грудь.
— Зато спартанки считались самыми здоровыми и красивыми женщинами Эллады. А Елена, чья красота стала причиной Троянской войны, была прекраснейшей в мире.
— Елена Троянская — не более чем вымышленный персонаж, — заметил Аристотель.
— Кроме того, Елена, как и я, родилась на Аргосе, — гордо изрек Гиппарх Аргосский. Будь у Елены такое же лошадиное лицо, подумал я, возможно, Троянской войны удалось бы избежать.
— Мы уклонились от темы, — сказал Аристотель. — Теперь ты понимаешь, Стефан, почему работа над этим маленьким трактатом занимает у нас столько времени. О Спарте я собираюсь написать отдельно. Единственное, что я хочу сказать сейчас: в Спарте нет проституции, хотя бы официально. Конечно, она появилась в маленьких, удаленных от центра городках, особенно когда в обиход были введены монеты (хотя власти долго этому противились). Но хотя бы крупные города не кишат публичными домами, где телом торгуют и рабыни-порны, и вольноотпущенные.
— Все равно, — стоял на своем Деметрий, — афинская система разумнее. Публичные дома существуют, дабы мужчины могли удовлетворить плотские желания, а женщины-гражданки должны заниматься домашним хозяйством. Закон запрещает афинянкам владеть землей и домами, а также совершать сделки на сумму, превышающую стоимость одного медимна[3] зерна. Спартанки же могли владеть большими участками земли, а это создает лишние сложности, и уж конечно не добавляет женщине привлекательности.
— А мужчинам даже приходилось тайно уходить из своих бараков, чтобы заняться с ними любовью.
— Мы в самом деле отвлеклись, — закрыл тему Аристотель. — Хотя автору мифа, соединившего Ареса и Афродиту, никак не откажешь в уме и наблюдательности. Хорошие воины теряют голову от мужчин или женщин и ценят плотские наслаждения. Афродита должна любить трудягу Гефеста, но тайком бегает к Аресу.
