Татьяна Романова - Сизые зрачки зла
– Страшно подумать, ваше императорское величество, что могло бы случиться, если бы бунтовщики пошли на Зимний дворец, как собирались первоначально. Императрица, такая молодая и хрупкая, оставалась совсем без защиты с цесаревичем и великими княжнами на руках, пока вы и великий князь Михаил Павлович, выполняя свой долг перед Богом и Отечеством, пытались образумить восставших безумцев, – с дрожью в голосе говорил Александр Иванович.
В больших, на выкате, серых глазах Николая проступал ужас, и Чернышев радовался, что попал в точку. Император обожал свою красавицу-жену. Склонившись со скорбным выражением лица, генерал-лейтенант в душе забавлялся. Молодой царь не шел ни в какое сравнение со своим старшим братом. Тот был не просто умен, он обладал редкостной интуицией. Покойного государя сложно было поймать на крючок и так манипулировать им, а вот Николай, похоже, мог сделаться послушной марионеткой в опытных руках. Вопрос был лишь в том, кто станет его кукловодом, и здесь Чернышев никому не собирался уступать.
Никто не подозревал, что у всесильного генерал-лейтенанта Чернышева есть слабость – он стыдился своей принадлежности к нетитулованному дворянству. Просто Чернышев – представитель самой младшей ветви этого старинного, восходившего к Рюрику рода, хотя в двух старших ветвях все многочисленное потомство писалось графами.
«Никчемные людишки, моты и пьяницы – графы! – часто с раздражением сетовал он, – а я – опора трона – ничего не могу добавить к своей фамилии».
Покойный государь не соизволил пожаловать ему титул, и хотя Чернышев трижды женился на очень знатных особах, это ничего не давало: у всех его невест имелись братья – наследники рода, а муж получал лишь приданое. Понятно, что деньги тоже оказались приятным приобретением, но душа жаждала титула, и теперь, нежданно-негаданно замаячила возможность осуществить свою мечту. Среди заговорщиков оказались графы Захар и Владимир Чернышевы. Титул Захара считался более почетным, ведь тот происходил из старшей ветви рода, да и все его имения были объединены в передающийся по мужской линии майорат. У графа Владимира был другой плюс: три его сестры еще не стали совершеннолетними, и им требовался достойный опекун, способный разумно распорядиться огромным состоянием этой семьи.
Александр Иванович мешкать не стал и уже подал на высочайшее имя прошение с просьбой пожаловать ему подлежащий изъятию в казну майорат государственного преступника Захара Чернышева. Как ни смешно, но через брак тетки, он действительно мог на него претендовать, вот только кроме него среди ближней и дальней родни оказалось немало таких же желающих, но тут уж – выкуси, пусть кто-нибудь попробует отодвинуть его на задний план. Что же до графа Владимира, то Александр Иванович вчера наложил арест на его имущество. Сегодня приехавшей в столицу матери бунтовщика должны были вручить предписание об освобождении всех домов и имений, принадлежащих ее сыну.
«Нужно смять дамочку, сломать ее волю, чтобы она с готовностью согласилась на мою опеку. В ее же интересах уступить, а то придется действовать по-военному, и пленных не брать», – рассуждал Чернышев.
Все он сделал правильно: Софья Алексеевна лет десять прожила в деревне или, в крайнем случае, в Москве. В столице у нее не осталось никаких связей, и ей не к кому было обратиться кроме него. К тому же графиня казалась обычной деревенской простушкой, а значит, должна была считать Чернышева старым должником своей семьи.
«Нужно родиться идиотом, чтобы потом обливаться слезами умиления при воспоминании об участии «благодетелей» в собственной судьбе, – развеселился Александр Иванович, – Если бы я пускал благородные слюни каждый раз, когда мне кто-нибудь помогал, то сидел бы сейчас в Лыткарино в засаленном халате».
Представив себя на лавочке перед старым отцовским домом, Чернышев хмыкнул, уж очень забавной показалась ему такая картинка.
«А если глупая баба упрется?» – вдруг засомневался он.
Чем это могло ему грозить? Да ни чем! При самом плохом раскладе он просто останется при своих, зато, если дело сладится, его долгожданный сын может родиться графом.
– Вместе с нисходящим потомством… – прошептал Чернышев, представив на мгновение текст вожделенного указа.
Нет, так раскисать невозможно, иначе не получишь ничего! Александр Иванович сердито фыркнул, провел щеткой по волосам, посмотрел, как сидит мундир, и отправился в столовую. Было еще очень рано, он надеялся, что жена спит, и он сможет уехать из дома, не встретившись с ней. Но доносящиеся из музыкального салона звуки фортепьяно подсказали супругу, что Елизавета Николаевна встала и репетирует свое очередное сочинение.
– Не повезло, – пробормотал он.
Теперь придется здороваться, выслушивать мнение жены о новом музыкальном шедевре и новости о здоровье тещи. Но нет худа без добра: можно позабавиться, рассказав ей о двадцати тысячах Чичерина. Собственно, можно и не торопиться, а попробовать прошмыгнуть в столовую. Он так и сделал, однако хитрость не удалась: не успел он выпить чашку кофе, как в дверях возникла фигура супруги, ту, похоже, предупредил кто-то из прислуги. Чернышев про себя чертыхнулся, но с дежурной улыбкой кивнул. Елизавету Николаевну сложно было назвать красавицей: лицо ее, хотя и правильное, казалось простоватым. В нем отсутствовала изюминка, в глазах не хватало блеска, а губы, обычно плотно сжатые, как будто намекали на недовольство супругом. Впрочем, бога гневить было нечего – жена ему досталась вполне миловидная, да к тому же богатая. Сделав над собой усилие, Чернышев поздоровался и вступил в разговор:
– Что ты, Лиза, так рано встала? Тебе доктор советует больше спать.
Жена любезно улыбнулась и сообщила:
– Я выспалась и уже поела, но хотела бы выпить с вами чай.
Она неодобрительно кивнула на чашку крепчайшего кофе, который Александр Иванович пил без сахара и молока, как пристрастился когда-то в Париже.
– Алекс, вам нужно отказываться от вредных привычек, табак и кофе подорвут ваше здоровье.
Чернышев поморщился.
– Я потом как-нибудь откажусь, сейчас у меня слишком много дел, кофе и трубка мне необходимы. Вот выйду в отставку, уедем в Лыткарино, там и будешь приучать меня к правильной жизни.
По тому, как губы жены поджались еще сильнее, Александр Иванович догадался, что отъезд из столицы в Лыткарино в ее планы не входит, да и его отставка ее тоже не прельщает. Это обнадеживало. Стараясь сдержать усмешку, он скроил на лице скорбную мину и сообщил:
– Лиза, ты все равно узнаешь, ведь матушка тебе непременно доложит, поэтому признаюсь сам. Я проиграл вчера огромную сумму в двадцать тысяч Петру Александровичу Чичерину. Я уже отправил ему деньги. Надеюсь, имения в этом году компенсируют нам эту потерю.
Супруга побледнела. Она сразу поняла, что ее скуповатый муж, все свои деньги предпочитавший отдавать в рост, заплатил карточный долг из ее приданого. Это означало, что мать и дед, не связываясь с всесильным Чернышевым, сотрут в порошок ее.
– Вы заплатили моими деньгами? – тихо уточнила она.
– У меня сейчас других нет, мои все вложены.
Муж говорил спокойно, но Елизавете Николаевне показалось, что она увидела в его глазах веселый блеск.
«А ведь он издевается надо мной, – поняла она, – специально рассказал мне об этом проигрыше, хотя мог бы и промолчать. Я же беременна, почему он не щадит меня? Похоже, что ему все равно».
Женщина опустила глаза. Сразу после свадьбы, когда они пару месяцев жили в Таганроге около царской четы, она еще надеялась, что в их заключенном по расчету союзе смогут проснуться теплые чувства. Но откуда бы им взяться, если муж холоден, как ледяная глыба? Его волновали лишь деньги и власть. Но и она не абы кто, и заслуживает уважения! Решив, что пора выказать обиду, Елизавета Николаевна явственно вздохнула. Чернышев понял, что перегнул палку, и постарался исправить ситуацию. Отвлекая жену, он весело сообщил:
– У меня есть приятная новость: я подал ходатайство с просьбой передать мне майорат, принадлежавший ранее государственному преступнику Захару Чернышеву. Так что скоро ты, Лиза, станешь графиней.
Но вместо радости, жена испугалась:
– Как же так? Граф Захар жив. Или вы будете добиваться его казни?
Чернышев поморщился, эта дурочка по простоте душевной ляпнула то, что шептали во всех гостиных. Почему людям нужно совать нос не в свое дело? Это все происки конкурентов из старшей ветви рода! Не сделав и сотой доли того, что он совершил для страны и престола, эти свиньи лезут в его огород. Ну, уж нет – он никому не позволит присвоить то, что принадлежит ему. Александр Иванович, не мигая, уставился на жену и отчеканил:
