Маргарет Дуди - Афинский яд
— Ты говоришь, «заговорщики». Убийцы. Лишь они могли знать, что очень скоро дом погрузится в траур, и всем будет не до статуй. А потом они поставили в нишу мраморных нимф, которые не подошли по размеру, и Критон, а может, еще кто-то, велел убрать их оттуда.
— Да. Хотя вовсе не обязательно, что мраморных нимф в нишу поставили заговорщики.
— Они могли свалить пропажу статуи на похороны. Когда множество людей приходит в дом, чтобы подготовить покойного к погребению и проводить его в последний путь, ценные вещи могут и пропасть. И потом, в последнее время в Афинах участились кражи.
— Верно. Но от статуи не так-то легко избавиться, это ведь не чашка. Это вещь не только дорогая, но и тяжелая. Первая статуя должна быть в списке имущества, но мы забываем, что два хозяйства только-только объединили. А потому, заговорщики знали наверняка, что мальчики не хватятся вещей, которые редко попадались им на глаза. Исчезнувшая статуя, скорее всего, принадлежала Эпихару, а не Ортобулу. Эпихару, который был не только богаче, но обладал более изысканным вкусом — или стремился это показать. Подумав, ты поймешь, что эта статуя вряд ли мраморная.
— Да, мраморная — вряд ли, а вот бронзовая — очень может быть, — вслух размышлял я. — Бронзовые статуи чаще всего не цельные, а полые внутри. Мраморные, напротив, цельные и очень тяжелые. Крупную мраморную статую не под силу сдвинуть с места и двоим, не то, что одному. А эта должна быть если не в полный рост, то хотя бы относительно большой, раз с ее помощью изображали живого человека.
— Хорошо. Что еще ты можешь сказать о ней?
— Это, должно быть, статуя мужчины… какого-то бога? Вряд ли Посейдон, в жилом-то доме, и Зевс — тоже чересчур. Статуи Пана обычно маленькие…
— Мужчину, Стефан, вовсе не обязательно «изображать» с помощью статуи мужчины. Это не должна быть обнаженная фигура, ибо ее все равно укрыли одеялом. Маленькая Харита и тут предоставила нам ценные сведения. «Вам нужна папина дочь». Помнишь, она говорила нечто подобное, когда мы впервые пришли в дом Ортобула и разыграли довольно неуклюжее представление. А в прошлый раз она сказала что-то вроде: «Я хочу (вернее, кукла хочет) остаться и поискать дочь».
Аристотель сорвал ткань с предмета, стоящего в углу.
— Перед тобой госпожа Дочь! Кора Эпихара, папина Дочь! — провозгласил он.
Да, передо мной стоял бронзовый образ Персефоны, славной дочери Деметры. Коры, Девы, Дочери. Младшей половинки великой Пары: Матери и Дочери, Деметры и Персефоны. Это была красивая, старинная статуя, с чудесными формами и гладким зеленоватым телом, которое, однако, сильно пострадало: правая рука оторвалась, и на том месте, где она входила в плечо, бронза сияла, как новая. Пальцы на правой ноге отсутствовали, а на щеке красовалась здоровенная вмятина.
— Вот. Повреждения объясняют, почему заговорщики не поставили ее обратно в нишу, будто ничего не произошло. Статуя была их марионеткой, неодушевленной сообщницей. Довольно неуклюжей, принимая во внимание размеры. Возможно, кто-то в одиночку тащил ее на место и не удержал. Досадная неприятность. Ведь теперь нужно было от нее избавляться.
— Как?
— Очень просто. Ее кинули в кучу экскрементов у дороги и хорошенько прикрыли.
— Какой вонючий план! — Я окинул статую брезгливым взглядом.
— Он позволял избавиться от статуи именно на тот краткий промежуток времени, который был так важен для заговорщиков. Разумеется, в конце концов ее обнаружил сборщик экскрементов этого дема. И хотя пережитые злоключения не слишком украсили Кору, он аккуратно очистил ее и затем почти за бесценок продал человеку из Пирея, который занимается переплавкой и сбытом поврежденных произведений искусства. Он рассчитывал продать ее, но покупатель все не находился, и статую ожидала печь. Гиппарх подоспел как раз вовремя.
— «Папина Дочь»! Кора, которая принадлежала Эпихару, а потом перешла к Ортобулу и очутилась в его андроне. Так вот что это.
— Я так думаю. И эта красивая бронзовая богиня стала соучастницей убийства Ортобула.
— Но зачем? Зачем нужно было создавать себе столько лишних хлопот и выдавать статую за живого человека?
— Потому что время смерти Ортобула имело решающее значение. Для кого-то. И этот кто-то не побоялся лишних трудностей. По-моему, это очевидно. Человек, который заставил других участвовать в этом спектакле, и был душой заговора.
— Значит, несчастная статуя пострадала в процессе… — Я обошел Кору. — Какая дерзость! Использовать Дочь Деметры как марионетку. По-моему, лучше умереть, чем дотронуться до нее. Или поставить у себя в доме. Как представлю эту кучу экскрементов…
— Ты несправедлив к Персефоне, Стефан. Бронза — чистый, прочный материал, но рождается она из земли. Мы сами, гораздо менее чистые и прочные, созданы из той же грязной земли; каждый день мы портим воздух, а рано или поздно умрем и будем смердеть. А Персефона верна себе, не правда ли? Исчезает, тускнеет во мраке загробного царства и возвращается снова.
XIX
В западне
— Ты мог бы сказать, что собираешься к Аристотелю, — укоризненно заметил Архий.
— Когда мы разговаривали, еще не собирался. — Я пожал плечами. — И вообще мы с Аристотелем часто встречаемся. Ты, думаю, тоже иногда видишься с ним без меня. Так с какой стати я должен был что-то говорить?
Он покачал головой:
— Нужно поделиться сведениями, а не разбредаться кто куда. У меня есть новости — точнее, вот-вот будут. Я хочу попросить тебя о помощи.
— Зачем я тебе?
— Думаю, мы сможем больше узнать о Клеофоне, если прогуляемся по дороге на Мегару. Но мне нужно средство передвижения. Если у тебя есть осел, я возьму его внаем — Антипатр снабдил меня деньгами — и, пожалуйста, составь мне компанию.
Перспектива сдать моего маленького ослика внаем казалась заманчивой. Прогулка с Архием — нет.
— Почему именно я?
— Я предпочту общество афинского гражданина. И потом, может, у тебя найдутся какие-то дела?
— Я бы взял медовые соты на продажу.
— Превосходно. Разумеется, я буду переодет.
— Ну конечно, а когда ты не переодет? — с мрачной иронией осведомился я.
Мы условились встретиться возле Дипилонских ворот, и я пошел за ослом, который последние дня два не был перегружен работой. Я торопливо уложил в корзины соты, прикрыв их сверху листьями, чтобы защитить от мух.
Подойдя к Дипилонским воротам, я не сразу узнал Архия. Актер облачился в замызганный потертый плащ, весь в рыбной чешуе, а на спине нес плетеную корзину с двумя миногами, завернутыми в мокрые листья; в правой руке он держал палку, с которой свешивались рыбы, укоризненно глядя на нас остекленевшими глазами. Архий скользнул по мне взглядом, едва заметно показывая, чтобы я воздержался от приветствия и вел себя так, словно мы незнакомы. Он пристроился сзади, и мы тронулись в путь: сперва осел со своей сладкой поклажей, потом я, исполняющий роль погонщика, а замыкал эту своеобразную процессию новоявленный торговец рыбой, который, правда, держался на приличном расстоянии от нас. Между нами то и дело оказывались люди, но я ни разу не обернулся, будучи совершенно уверен, что уж Архий-то не отстанет. Когда мы миновали Академию, Архий нагнал меня и зашагал рядом.
— Вчера я был крестьянином, продающим овощи, — произнес он. — А сегодня — торговец рыбой.
— Я вижу. И чувствую.
— Я должен разнообразить свой репертуар, чтобы иметь разные роли про запас.
— Очень хорошо. Но не все роли такие душистые. Пожалуйста, не иди с наветренной стороны, а то мед провоняет.
В следующей деревне мне удалось продать немного меда, и Архий, заметив, что я подобрел, решил завязать беседу.
— Ты же понимаешь, что на самом деле это вовсе не Мегара.
— Что «это»?
— Куда мы идем. По-настоящему, нужно лишь немного обогнуть Элевсин. Путь неблизкий, но я рассчитываю, что это будет легко.
— Что «это»?
— Добраться.
Все это казалось совершенно бессмысленным, и лично я придерживался мнения, что мы не доберемся никуда. Время от времени Архий принимался читать мне лекцию об искусстве перевоплощения, но отсутствие всякого интереса с моей стороны вынуждало его замолчать — временно.
— Мы приближаемся к деревне, надо свернуть вправо, вот здесь, — сказал он после продолжительного молчания.
— Мы только и делаем, что приближаемся к деревням. Не в этой ли нас ждут новости о Клео…
— Тс-с!
В деревне я продал остатки меда, а Архий — очередную рыбу. Я считал, что теперь самое время возвращаться, но мой спутник взглянул на меня с упреком.
— Еще чуть-чуть. Уверен, ты будешь только рад.
И мы снова зашагали по сельской дороге. Наконец, показалась низина, а в ней — маленький домик. Было слышно, как гогочут гуси.
