Стивен Сейлор - Загадка Катилины
— Ну, Метон, что ты видишь?
Он нерешительно кашлянул. Даже при красноватом свете факела было заметно, насколько он бледен.
— Тело настолько раздулось, что трудно сказать. Я даже не знаю, с чего начать.
— Попробуй мысленно составить что-то вроде списка вопросов. «Или-или», как выражаются философы. Мужчина или женщина?
— Мужчина, конечно.
— Старый или молодой?
— Такой же, как Немо? — спросил он неуверенно.
— Почему ты так подумал?
— Седые волосы на груди среди черных. И такие же узловатые пальцы. Не юноша, но и не старик.
— Темный или светлый?
— Трудно сказать, поскольку он опух, хотя, мне кажется, он немного загорел на солнце. Волосы на половых органах темные.
— Раб или свободный?
— Раб, — сказал он без сомнения.
— Почему?
— С того места, где я стоял, я заметил его спину.
Я постарался перевернуть тело, но это оказалось мне не по силам — болели плечи. Метон отложил факел и помог мне.
— Вот, — сказал он, подымая факел и указывая на тело.
В неясном, мерцающем свете мы увидели доказательство того, что человек был рабом. Его плечи и спина были покрыты шрамами. Некоторые из них были старыми и почти зарубцевались, но некоторые выглядели вполне свежими. Пока он жил, его постоянно били.
— Что явилось причиной его смерти?
Метон склонил голову, размышляя.
— Очевидно, он был мертв до того, как его скинули в колодец, поскольку он без головы. Конечно, если она не находится там.
Он искоса взглянул на колодец.
— Не думаю. Я там ничего больше не видел, да и рабы тоже. Но опять же, как и в случае с Немо, ты предполагаешь, что его убили. Мы не знаем наверняка. Нет видимых ран, кроме той, на шее. Возможно, ему тоже отрезали голову уже после смерти. Кто знает, как он умер?
— Надо сначала узнать, кто он.
— И откуда он.
— Очевидно, тот, кто оставил тело Немо в конюшне, тот и… — нахмурился Метон. — А как мы этого назовем?
Я посмотрел на распухшее тело.
— «Ignotus», — сказал я. — Что значит «Неизвестный».
Через несколько минут вернулся раб из дома.
— Хозяйка просит вас вернуться, — сказал он, украдкой бросая взгляд на труп. — А Конгрион жалуется, что ужин стынет.
— Скажи хозяйке, что мне не хочется есть. И попроси Арата собрать людей у конюшни.
— И Конгриона тоже?
— Да, и его.
При свете Метонова факела мы прошли к конюшне. Рабы собирались, перешептывались между собой. Через некоторое время из дома вышел Арат, сопровождаемый кухонными рабынями и Конгрионом. Управляющий подошел ко мне и тихо сказал:
— Все собрались. Вы сами им скажете или мне выступить перед ними?
— Я сам выступлю.
Арат шагнул вперед.
— Тихо! Случилось нечто очень важное, и хозяин хочет с вами поговорить.
Он отступил и остался стоять рядом со мной, не присоединяясь к остальным рабам. Конгрион тоже стоял в стороне, хотя его помощники подошли к толпе рабов. Даже среди рабов существует неравенство.
Я еще ни разу не обращался сразу ко всем рабам. В свете факелов я ясно видел их лица, и они озабоченно смотрели на меня. Слишком мягкий хозяин был Луций Клавдий, а я и того мягче. Кто-то из них, вероятно, предал меня.
— Сегодня в колодце нашли мертвое тело, — сказал я. Ни для кого это новостью не явилось, так как присутствовавшие при этом уже проболтались, но до сих пор событие это вызывало удивление и беспокойство. — Знает ли кто из вас, как оно туда попало?
Никто не ответил.
— Итак, никто из вас не имеет ни малейшего понятия, как это произошло, когда и кто сделал это?
Все как один уклончиво закачали головами, закашлялись. Наконец один из них набрался мужества и вышел вперед, подняв руку. Это был самый старый раб, седобородый Клемент.
— Да, говори.
— Несколько ночей тому назад мне показалось, что я услышал…
— Да-да?
— Звук из колодца. По ночам я часто просыпаюсь — никогда я теперь уже не сплю спокойно. Часто подымаюсь и… У меня с молодости такая привычка. Мне необходимо часто выходить проветриться. Другие смеются, но ведь я уже старик и мне простительно…
— Ближе к делу! — приказал Арат. — Что ты слышал?
— Было уже поздно, ближе даже к рассвету, чем к закату. Луна уже села, и стало темно. Я спал под навесом, позади амбара. Меня разбудил звук — откуда-то донесшийся всплеск. Мне показалось, что со стороны колодца. Такой заглушенный, как будто что-то сбросили в колодец. Я встал, чтобы помочиться, а затем снова лег.
— И какой ночью это случилось? — спросил я.
— Три ночи тому назад. Или четыре. Я уже забыл. Я только сейчас вспомнил, услышав про это тело в колодце.
— Смешно! — воскликнул Арат. — Встал, чтобы помочиться, и услышал всплеск. Да ему это со сна почудилось.
— Мне кажется, Арат, ты смеешься над ним без всякой причины, — оборвал я его резко. — Почему бы ему и не услыхать всплеск посреди ночи? А что-нибудь еще ты слыхал, Клемент?
Он поскреб бороду.
— Слыхал ли я? Мне кажется, кто-то протопал неподалеку, но я тогда особенно ни о чем не задумывался. Ночь была жаркая, а люди часто просыпаются в жару, как и я. Может, кому-то тоже понадобилось облегчиться. Разве рабы не могут просыпаться и ходить ночью?
— Но видел ли ты этого человека? Ты помнишь, что он делал? Он говорил или насвистывал? Было ли что-то особое в его походке?
Клемент снова задумчиво поскреб бороду, но потом покачал головой.
— Нет, ничего такого я не припомню. Я помню, что кто-то ходил в той стороне ночью. Может, мне приснилось, а может, это была другая ночь.
— Бесполезно его дальше спрашивать, — сказал Арат. — Что с него толку.
— Напротив, — сказал я. — Он более бдителен, чем те, кому доверено охранять поместье.
Кроме Клемента, никто ничего не слышал. Остальные казались безнадежно слепыми и глухими. Я предупредил их, что незамедлительно прикажу высечь того раба, который скрывает правду, как только это обнаружится; я попытался увидеть в их глазах проблески вины, но находил только естественное для рабов выражение простого страха. Я уверил их, что колодец очистят — на меня как на главу хозяйства падает эта ответственность, хотя я и не знал, как это нужно делать. Насколько мне известно, Катон в своей книге не затрагивает этот вопрос. Я и не знал, как очистить колодец и какие обряды нужно при этом совершить. Какого рода загрязнение произвел Игнотус и как долго оно продлится? Мне нужно было посоветоваться с Аратом, но ведь я ему не вполне доверял. Можно было спросить у Клавдии, но я не хотел рассказывать ей о случившемся.
Нескольким рабам я приказал перенести тело Игнотуса в сарайчик возле конюшни, а остальных отпустил. Когда они разошлись, ко мне подошел Арат.
— Может, их попытать, хозяин?
— Что?
— Они рабы, хозяин. Вы разговариваете с ними, как будто это солдаты или свободные люди на рынке. Обычно рабы никогда ни в чем не признаются, если их как следует не подвергнуть пыткам. Только силой можно чего-то от них добиться. Ведь вам известен закон: признание раба является доказательством только тогда, когда оно сделано вследствие пытки.
— Но, следуя этой логике, пытать придется и тебя, Арат. Что ты на это скажешь?
Он немного побледнел, не зная, шучу я или говорю серьезно. Я и сам этого не знал.
Ночь выдалась жаркая — везде, кроме моей комнаты, где царил ледяной холод. Вифания была просто вне себя. Она смазала мои синяки и ссадины, но отказалась разговаривать и отвечать на вопросы. В кровати она повернулась ко мне спиной и наконец заговорила:
— Что бы от тебя ни требовали, соглашайся. Чтобы никаких больше трупов, понятно? Забудь о своей гордости и подумай о детях. И чтобы никаких больше глупостей вроде исследований колодца!
Этой ночью я не спал. В моем воображении из колодца подымались безголовые трупы и бродили по окрестным полям.
Утром Метон разбудил меня. Волосы его были еще взъерошены со сна. Он тяжело дышал, как будто кто-то за ним гнался.
— Папа, просыпайся!
Я сжал его руку и посмотрел на него сонным взглядом.
— Папа, мне все ясно! Я проснулся и все понял! Я просто сбегал посмотреть на труп, чтобы удостовериться.
— О чем ты говоришь? Об Игнотусе?
— Не об Игнотусе, папа. Не зови его так. Я знаю, кто он, и ты тоже. Пойдем, я покажу тебе. Я тебе все докажу.
Он с беспокойством ждал, пока я надену сандалии и накину на плечи тунику. Вифания натянула одеяло на голову.
Метон вел меня к сарайчику, нетерпеливо пробегая вперед, а затем ожидая меня. Тело Игнотуса лежало на небольшой скамейке. Вонь от него уже распространилась по всему помещению. Нужно что-то сделать с ним до того, как встанет солнце, а то мы никогда не избавимся от вони.
— Вот, папа, ты видишь?
— Что?
— Вот, на тыльной стороне левой руки.
